Кровавый праздник - Томас Прест

Эти старинные романы являются классикой в том смысле, что они представляют собой плоды удивительно богатого воображения, хотя, возможно, в наши дни их сюжеты могут показаться шероховатыми и мелодраматичными. Однако заслуга их сочинителей заключается в том, что они вдохновили последующее поколение писателей на творчество, которое стало частью нашей повседневной жизни. Черепашки-нидзя, «Звездные войны», фантастические боевики и многочисленные «Интервью с вампиром» – все эти неотъемлемые явления нашей сегодняшней поп-культуры берут свое начало в грошовых бульварных романах, которые подготовили сознание человечества к наступлению технократической цивилизации.

Глава 1

«Когда могилы отдают своих мертвых,Воздух ночи наполняется страшными воплями!»

Полночь. – Буря. – Ужасающий гость. – Вампир.

Торжественные тона старых кафедральных часов пробили полночь. Воздух был густым и тяжелым. Странная, похожая на смерть тишина пропитала природу. И как при зловещем штиле, который предшествует многим ужасным стихийным бедствиям, силы элементов приостановили свою обычную деятельность, собирая мощь для сокрушительного удара. Издалека донесся первый и слабый раскат грома. Как сигнальный выстрел, возвещающий начало грандиозной битвы, он пробудил ветра войны от летаргического сна, и безумный, невесть откуда взявшийся ураган пронесся над страной, произведя за три-четыре минуты столько разрушений, что их хватило бы на полвека обычной истории.

Будто гигант подул на игрушечный город, разметав крыши домов горячим порывом ужасного дуновения. Ветер стих так же внезапно, как и возник, но после него стало еще тише и холоднее, чем прежде. Спавшие пробудились, думая, что услышанный ими вой был криком химер из кошмаров. Дрожа от страха, люди вновь пытались уснуть. А вокруг стояла тишина – тишина могилы. И ничто не нарушало магии безмолвия.

Но что это? Странный шуршащий звук, будто топот ног миллионов эльфов. Нет, это был град. Настоящая буря обрушилась на город. С деревьев вперемешку с сучьями срывало листья. Окна, встретившие прямую атаку шквала ледяных комков, разбились вдребезги, а похищенная тишина, еще миг назад поражавшая своей интенсивностью, сменилась на шум, который в своем апогее заглушал все крики удивления и испуга, вырывавшиеся из уст людей, в чьи дома врывалась буря.

Время от времени внезапные порывы ветра, задувавшие сбоку, на секунду подвешивали миллионы градин в воздухе, но затем они с удвоенной силой неслись в каком-то другом направлении для свершения нового зла.

О, как ярилась эта буря! Град, дождь и ветер! То была воистину пугающая ночь.

В этом старом доме имелась комната, оформленная в античном стиле. Странные и причудливые резные украшения на стенах; большая каминная полка, любопытная сама по себе; низкий потолок и эркер от крыши до пола, с видом на запад. При свете солнца и луны витражное окно с замысловатой цветной мозаикой наполняло комнату призрачными, но прекрасными оттенками. И хотя панели стен могли служить чудесным фоном для коллекции картин, в этой комнате был лишь один портрет, изображавший молодого человека, с бледным лицом, величавыми бровями и странным выражением в глазах, в которые никто не пожелал бы взглянуть дважды.

В комнате находилась просторная кровать, вырезанная из орехового дерева, богатая по оформлению и искусно сделанная – один из тех шедевров, которые обязаны своим существованием елизаветинской эпохе. Полог из плотного шелка и дамаста был украшен по углам большими перьями. Поникшие и запылившиеся, они лишь придавали комнате печальный погребальный вид, чему способствовал и пол из полированного дуба.

О, Господи, как сильно барабанил град в окно! Словно выпущенные из игрушечных мушкетов, беспорядочные залпы градин молотили, били и раскалывались о стекла мозаики – и только малый размер этих стекол спасал их от разрушения. Град, ветер и дождь напрасно срывали на них свою злобу.

А кровать в этой комнате не пустовала. Чудесное создание лежало в полусне на древнем ложе – юная дева, прекрасная, как весеннее утро. Ее длинные волосы, избавившись от строгости заколок, разметались черным ореолом по подушке и простыням, смятым из-за беспокойного сна. Одна рука девушки была изогнута над головой, вторая свесилась с края кровати. Одеяло наполовину прикрывало шею и грудь, очарование которых мог бы передать лишь величайший скульптор, чей гений был бы даром самого Провидения. Девушка стонала во сне. Раз или два ее губы шевелились, будто шептали молитву – по крайней мере однажды она тихо произнесла имя Того, Кто принял за нас непомерные муки.

Однако дева была сломлена усталостью. Даже буря не пробудила ее. Не в силах разрушить сон, неистовство стихии лишь проникло в дремоту, обострило чувства, но не смогло прорваться в ту заводь покоя, в которую погрузился разум.

О, какой мир грез был в этих слегка приоткрытых устах! Похожие на жемчуг зубы поблескивали в слабом свете, проникавшем сквозь эркер. Какими нежными были длинные и загнутые ресницы! Но, чу, она пошевелилась! Одно плечо приоткрылось – гладкая кожа была еще белее, чем простыня под ним. Эта сказочная фея только вступала в период женственности. В своей переходной стадии она сохраняла свежесть юности и казалась почти девочкой, хотя в ее фигуре уже чувствовалась краса и мягкость зрелых лет.

Но что это блеснуло? Молния – ослепительно яркая вспышка – и за ней рокочущий грохот грома, словно тысячи гор покатились по синему своду небес! Ну кто мог бы остаться спящим в этой местности? Да ни одна живая душа! Даже фанфары вечности не произвели бы большего эффекта в пробуждении людей.

А град продолжался. И ветер не стихал. Его вой набирал высоту и силу. Прекрасная дева проснулась. Она открыла голубые глаза, и слабый крик тревоги сорвался с ее губ. Во всяком случае на фоне грома и звуков бури ее крик казался приглушенным и тусклым. Она села на постели и закрыла ладонями глаза. О небеса! Как бушевали ветер, град и ливень! Гром еще отдавался далеким эхом, а новая вспышка зигзагообразной молнии породила еще одно невыносимо громкое сотрясение воздуха.

Девушка зашептала молитву. Она молилась за тех, кого любила. Имена родных и близких слетали с ее уст, а по щекам катились слезы. Представляя разрушения, вызванные этой жуткой бурей, она умоляла великого Бога небес заступиться за живых созданий. Еще одна вспышка – голубой ошеломляющий росчерк молнии, пронесшийся за стеклами эркера. На миг все цвета мозаики вспыхнули с пугающей четкостью. С губ девушки сорвался новый крик. Взгляд был прикован к окну, которое после молнии превратилось в пятно темноты. Лицо девушки выражало непередаваемый ужас. Она дрожала. От страха над ее бровями появился бисер пота.

– Что это? – прошептала она. – Иллюзия или реальность? О Боже, кто это? Мне показалось, что я видела фигуру мужчины, который пытался открыть раму эркера. Но при вспышке молнии его контур занимал всю длину окна…

Ветер на время затих. Град уже не был таким интенсивным. Он все еще шел, но помимо звонких ударов о стекла за темным окном доносилось какое-то странное постукивание. И это не было иллюзией – она проснулась; она слышала его. Что могло производить такие звуки? Очередная вспышка молнии – и новый крик! Теперь все стало ясно.

Снаружи за окном на небольшом округлом балконе стояла высокая фигура. Она барабанила ногтями по стеклу, производя тошнотворный звук, похожий на пощелкивание градин. Неимоверный страх парализовал прекрасную девушку. Ей удалось лишь тихо вскрикнуть. С бледным, как мрамор лицом, сжимая ладони в молитвенном жесте и едва сдерживая удары сердца, которое в ужасе стремилось выпрыгнуть из груди, она застыла, словно статуя, на ложе. Скрип и постукивание ногтей по стеклу продолжались.

Девушка вдруг поняла, что темная фигура за окном стала четче. Длинные руки существа двигались взад и вперед, то ли ощупывая, то ли создавая некий вид прохода. Воздух вокруг фигуры постепенно наполнялся странным заревом – красным и жутким, все более ярким и впечатляющим. Как оказалось, в мельницу попала молния. Пламя, пожиравшее здание, отразилось в мозаичном окне, и все сомнения отпали прочь. Фигура за стеклом стремилась пробраться в комнату. Она царапала витраж ногтями, которые годами не знали ножниц. Девушка попыталась закричать, но ею овладело непонятное оцепенение. Это было ужасно. Ей хотелось вскочить с постели и убежать, однако тело будто бы налилось свинцом. С уст сорвался хриплый тихий шепот:

– Помогите… помогите… помогите!

Она повторяла это слово как человек, увязший в кошмаре. Красное зарево пожарища проникло в комнату. На фоне его высокая и сухопарая фигура за окном стала зловеще рельефной. Тот же нереальный свет озарял портрет на стене, и в мерцающих отблесках пламени мужчина, изображенный на картине, казался до жути живым. Его взгляд был прикован к незваному гостю.