Невеста драгамана - Энди Дункан

Шериф неохотно отклеился от валуна, заставив себя его обогнуть. Теперь он стоял прямо против девушки, только ниже. Он снова нашел лучом фонаря ее лицо. Ему очень не понравилось то, что он увидел, и он перевел луч ниже. Элли стояла, облокотившись на громадную каменную плиту, косо торчавшую между ними. Получалось что-то вроде естественной кафедры, и она была проповедником.

— Девочка, — сказал он, вернее, прокаркал. Облизнув губы, он начал заново: — Девочка, ну зачем мне туда к тебе лезть?

Она опять рассмеялась.

— И правда, зачем?

— Шериф! Вы там нормально?

Этой короткой фразой помощник Ларсен едва не отправил его в могилу. Шериф повернул голову, чтобы ответить, и как раз в это время наклонная скала, которую Элли Харрел знай себе толкала вперед и одновременно подкапывала ногами, стала почти беззвучно клониться вперед. Лишь шорох гравия предупредил шерифа об опасности, и он успел податься назад, оказавшись на одном из предательски раскачивавшихся камней. Тут у него подвернулась нога, и он спиной полетел в пустоту, выронив фонарь и размахивая руками. Опрокинутая плита рухнула как раз на то место, где он только что находился. Вниз по осыпи потекли ручейки гальки и дождевой воды из потревоженных луж.

— Шериф!.. — заорал помощник Ларсен.

— Да здесь я, — отозвался тот.

Он лежал на камнях десятью футами ниже, ноги выше головы. Попробовав пошевелиться, он вздрогнул от боли. Правая рука, похоже, сломана, да и на ноге он сухожилия точно рванул. Придется Ларсену бежать за подмогой, понадобятся носилки.

Потом он увидел, что Элли Харрел стояла прямо над ним, держа над головой булыжник с дыню величиной. На ее жилистых руках вздулись мышцы.

Э-э, но как он сумел все это разглядеть? Что это там мерцало, светилось?..

— Не надо, — выговорил шериф.

— Вы думали, что уболтаете меня языком и я соглашусь в эту живодерскую больницу поехать? — сказала она. — Нет уж, я лучше помру!

— Ты не должна никуда ехать, — сказал шериф. — Это была ошибка.

— Ага, щас! — проговорила она. Подняла камень повыше и шагнула вперед. — Больше вы не будете похищать девушек с гор!

В это время у нее за спиной, озаренный все тем же потусторонним светом, вырос помощник Ларсен. Он держал в руке пистолет и целился девчонке в затылок. Он ухмылялся.

Его палец коснулся спускового крючка.

— Не-е-ет! — заорал шериф.

И вот тогда прогремел небывалый гром, то есть совсем даже не гром, и шериф снова закричал, на сей раз из-за огня, который опалил ему руку и лицо, охватив вершину горы и все небо, и помощник Ларсен, оплывая и искря, как сальная свечка, бросился с обрыва мимо него. Он страшно кричал, размахивая руками, и шериф потерял сознание.

Ему потребуется несколько недель, чтобы как следует припомнить увиденное. И еще больше времени, чтобы попытаться поверить.

Мое имя — Перлин Санди. Обычно меня зовут Перл. А рассказ этот про то, как я последовала за старым огненным драгаманом в глубокую дыру, куда одна девушка проникла прежде меня, и как одна из нас сумела оттуда подняться. Тут будет и кольцо, исполняющее желания, и похитители, и рассерженная толпа, и погоня на машинах (машина, правда, была всего одна), и перестрелка, и, конечно, несколько привидений, которых я, кажется, притягивала. Все это случилось со мной, происходило кругом меня и помимо моей воли в виргинских горах, где, стоя на гребне, вы очень ясно видите перед собой еще один гребень, и так далее, еще и еще, все менее четко, вплоть до бледно-голубой линии на горизонте, потому что этот последний гребень отделяет от вас не только расстояние, но и время. Там, далеко-далеко, вы пытаетесь рассмотреть далекое прошлое этих гор.

Так вот, эта история произошла несколько гребней назад, когда до горцев доходили слухи об очередях за хлебом в городах, о запертых дверях рухнувших банков, о тюремных сроках за распитие пива. Слушая такое, горцы радовались, что у них были ружья, и индюки во дворах, и золотые монеты, спрятанные в перинах, и домашнее виски, такое замечательно разное от двора к двору и от родника к роднику.

Как-то осенним вечером я сидела на поляне на склоне горы Подкова на плоском камне, быть может некогда служившем порогом давно разрушенной хижины, и закусывала сыром и сухим печеньем из магазинчика в Катобе, а заодно размышляла о тревожных новостях, услышанных там. Шляпу и куртку я положила на камни, потому что мне хотелось подставить руки ласковому солнышку, а волосы — дать потрепать ветерку, благо тут никто не мог меня видеть. Я любовалась красочной панорамой, открывавшейся с поляны. Мириады алых и золотых листьев казались мне мириадами жизненных радостей и огорчений. А если на какой-нибудь трепещущий листок смотреть слишком долго, он готов был вспыхнуть огоньком сам по себе. Чтобы этого не произошло, я нигде не задерживала взгляд надолго.

Я видела, как в небесах кружил ястреб, между камнями сновал бурундук, а по ту сторону леса поднимались клубы темного дыма. Такого дыма не увидишь над домашней трубой. Клубы поднимались размеренно и с силой, словно их выдували из большущих мехов. Источник дыма постепенно смещался к востоку, и я решила, что это, должно быть, паровоз катился по Северо-Западной железной дороге.

Нет. Не паровоз. От него дым был бы другим. Я сорвала травинку и успела сжевать ее, прежде чем до меня дошло, в чем тут дело. Во-первых, будь это поезд, я давно услышала бы пыхтение локомотива и стук колес, а дым двигался совершенно бесшумно. Во-вторых и в-главных, я пересекла железную дорогу примерно милю назад, когда поднималась в гору. Так что она должна была находиться не впереди меня, а за спиной.

В общем, мне не оставалось ничего другого, кроме как слезть с облюбованного камня, подобрать шляпу, сумку и куртку и осторожно пробраться между деревьями, чтобы наконец выглянуть из-за лаврового куста и доподлинно рассмотреть, что же производило такой странный дым.

Можете себе представить — вдоль гребня шел человек и курил трубку! Другое дело, что трубка была величиной с бочку, а человек был великаном. Брови выдавались на морщинистом лице, как два рулона колючей проволоки, и без конца цеплялись за дубовые сучья, так что листья и ошметки коры так и сыпались великану на отвороты его высоких ботинок, каждый — с гребную лодку размером.

Он мурлыкал песенку, шагая вперед. Я следила за ним глазами, затаив дыхание. Еще бы! Даже в те времена всякий, кому случалось встретить в горах старого огненного драгамана, понимал, что увидел нечто уже уходящее из этого мира, а значит, стоящее того, чтобы дать ему уйти в тишине.

Пока я смотрела, великан остановился, сделал последнюю затяжку и стал выколачивать трубку о валун. Бух! Бух! — гулко, словно где-то кололи дрова. С каждым «бух!» из трубки вываливалось достаточно золы, чтобы сделать из нее мою статую в натуральную величину и подходящего веса. Потом драгаман надул щеки и с силой выдохнул, рассеивая горячую золу по долине, чтобы искры остыли в полете и не устроили лесного пожара. Сделав это, он вытащил из кармана что-то, что я сперва приняла за переметные сумы для лошади, но в итоге это оказалось кисетом. Драгаман извлек из него «щепотку» трубочного табака размером со стог, сунул в трубку и утрамбовал пальцем. Хорошенько откашлялся — и я увидела огненный шар с теленка величиной. Он запрыгал по чашечке трубки, поджигая табак. Излишки пламени упали в подлесок, и драгаман затоптал их ногой, с сожалением вздохнув, словно ему жалко было попусту переводить такой хороший огонь.