Темнота - Роман Лукьянов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Джек вытер мокрые щеки воротом шерстяного свитера. Ворсинки неприятно закололи кожу. Он приподнялся, сел на край матраса и словно спелые сливы, свесил ноги вниз.
Болтая ими туда-сюда, Джек отрешенно смотрел в угол комнаты.
Потом повернул голову по направлению к двери и обнаружил, что та открыта. В узкой полоске между нею и стеной он увидел старую лестницу, которая уходила вверх, на чердак.
Джек обхватил себя руками, словно хотел согреться.
Лестница – один большой организм, израненный, печально вздыхающий, древний как сама жизнь, ступеньки, перила, тожа часть этого оргманизма, кровожадного и беспощадного.
Оно было больше, чем казалось на первый взгляд.
Оно уходило дальше, по трубам, стенам, шторам, пряталась под обоями, было в проводах и деревянных панелях, поднималось вверх на чердак и опускалось вниз в темный и сырой подвал, оно извивалось, словно щупальцы осьминога, и скользило по висящим картинами, лампочкам, половицам, веками пряталось в кирпичной кладке, прыгало с шкафа на шкаф, ползало от стола к столу, все трепетало от его прикосновений, приходило в нервное беспокойство, дрожало и сжималось, оно слышало каждый звук, чуяло каждый запах, томилось в бетоне и железных сваях – ждало, ждало, ждало, как кромешный ужас, прячущийся в темноте, смотрело, как съедают друг друга влюбленные пары, как нормальные люди сходят с ума и в один день, ни с чего, вышибают себе мозги, видело, как кто-то погружался с головой под воду, а кто-то сгорал, оставляя после себя лишь черное пятно посреди комнаты, под его взглядами люди рождались и умирали, творили нечто новое и уничтожали старое, все изменялось вокруг, лишь оно было таким, как всегда – ждало, ждало, ждало.
Джеку стало не по себе.
Он спрыгнул с кровати, захлопнул дверь и подошел к окну.
Там его уже дожидалось придвинутое почти вплотную к подоконнику кресло. Поверх него был наброшен пушистый плед. На подлокотнике лежал старый папин бинокль.
Джек плюхнулся в кресло, как в ванну с теплой водой.
Когда-то он видел в это самое окно, как дог преподобного Риббентропа, весь в ранах и колдобинах, бешеный носился по округе и лаял на прохожих. Позвонили в городскую службу. Приехал мужчина на старом фургоне, в синем потрепанном комбинезоне. Вышел с винтовкой в руках и одним прицельным выстрелом убил собаку.
Зрелище было невероятное.
Тогда Джек еще радовался подобным вещам, даже не взирая на то, что он любил этого дога и иногда кормил его украденными со стола рыбными палочками.
И вот такое. Бешенство.
– Тут ему уже ничем не поможешь, – с ученым видом сказал Юджин и спустил очки чуть вниз. – Бешенство неизлечимо.
Все одобрительно кивнули, никто не решался возразить.
Ну раз так говорит Юджин.
Было невыносимо жарко, словно ребят кинули в печку и решили чуть подрумянить. Запах цветущей сирени вызывал приступы чихания у Тома Хупера, который из года в год страдал от аллергии, заставляя всех отойти подальше, когда из его покрасневшего носа вот-вот вылетит залп мокрых соплей.
Спустя минуту вмешался Дерек:
– Это Уолтер Краун, – он отодвинул всех руками и взобрался на бетонный блок, чтобы возвышаться над всеми, словно пророк. – Мне отец говорил, что тот вернулся с войны. И теперь все время пьет, колотит жену как невменяемый. Вообщем, тот еще мерзавец. Но стреляет, как бог. Только дай ему винтовку и все, считай что цель уже труп. Он никогда не промахивается.
– А почему он тогда мается на такой жалкой работе? – робко спросил Джек, боясь, что его примут за неуча.
– Да потому что сбрендил, с головой у него что-то не так. Вот и вынужден отстреливать бешеных псов.
Джек и все остальные понимающе кивнули.
Если беда с головой – пиши пропало. Никому из них не хотелось рехнуться, как когда-то рехнулся Уолтер Краун.
Джек вздохнул, как фото из слайд-шоу, перед ним проплывали старые добрые деньки.
Сейчас все было иначе. Хотя прошло всего-ничего…
Улица казалось пустой.
Многие, кто жил по соседству переехали в другой район или вовсе покинули город, в один день упаковали самые необходимые вещи и умчались куда глаза глядят, даже не сказав – прощай.
Обычные дома и дома с забитыми окнами, заросшим бурьяном двором, шли один через другой, в шахматном порядке.
Чем больше людей уезжало, тем менее сплоченней становились те, кто остался.
Никто уже не делился последними новостями с соседом, не устраивал барбекю на заднем дворе, дети не носились по улице играя в бейсбол.
Все пряталась в своих норах и предпочитали лишний раз не высовываться.
Коллективная память постепенно стирала воспоминания о прежних счастливых годах.
Оставался лишь дождь.
Который подбирал всю грязь – ветки, доски, опавшие листья, банки из-под пива и нес их вниз по улице.
Туда, куда уходили все воспоминания.
3
Джек уютно разместился в мягком кресле. Подперев ладонями влажные от слез щеки, он посмотрел в окно.
По затопленной дождем улице бегал отряд из шести-семи ребятишек.
Точнее сосчитать было трудно.
Они бегали так быстро и ритм их движений был такой странный, что иногда казалось, что их там больше десяти.
От неожиданности Джек слегка приоткрыл рот и смотрел на резвящихся детей, как завороженный.
Давно он не видел такого веселья.
Кто же это? Неужели вот там, с широкими плечами Билл Качински. А вот то малыш Ллойд?
Он пытался присмотреться внимательнее.
Не может быть. Билл уехал год назад. А малыш Ллойд умер.
Дети в желтых дождевиках и натянутых почти до колен резиновых сапогах, носились как сумасшедшие.
Двое из них, один был худ, как безымянный палец, другой странно сутулился, словно ходил с горбом, прыгали в центр лужи и пытались тем самым поднять в воздух высокие волны. Остальные отскакивали в сторону, боясь что их накроет с ног до головы грязной мутной водой.
Некоторые вопили и громко смеялись.
Другие стояли и ждали своей очереди.
Джека охватила тоска. Не смотря на запрет матери, он хотел выбежать наружу и присоединиться к дикому веселью.
Но он смиренно сидел в кресле и
