Романтический возраст - Алан Милн

МЕЛИСАНДА. Я скажу, мама.

МИССИС НОУЛ. Это правильно. Мужчина не должен с безразличием относиться к тому, что он ест. Я надеюсь, ваши мужья, Сэнди и Джейн, будут проявлять должный интерес к тому, что они едят. Вы узнаете, что после свадьбы и по прошествии некоторого времени, когда вы поделитесь друг с другом всеми впечатлениями о том, что бы делали и видели до вашей встречи, кроме как о еде, говорить-то в общем не о чем. И вы должны говорить. Надеюсь, вы обе это запомните. Ничто не разрушает семью так быстро, как молчание за столом. Разумеется, завтрак не в счет. После того, как ты спрашиваешь: «Если ли что-нибудь в газете, дорогой?» – а он отвечает: «Нет», – других вопросов он и не ждет. Иногда я удивляюсь, почему они продолжают издавать газеты. Я замужем двадцать лет, а в них так ничего и не напечатали.

МЕЛИСАНДА. Мама, я терпеть не могу, когда ты так говоришь о семейной жизни. Неужели у вас с папой не было ничего романтичного? Даже когда он ухаживал за тобой? Неужели не было даже одного волшебного утра летнего солнцестояния, когда ты внезапно увидела «мерцающую изумрудом травинку, сверкающий сапфир моря»? Не ужели не было момента страсти, когда он «одним долгим поцелуем втянул в себя всю твою душу, словно каплю росы»? Или вы все время говорили только о хлебном соусе?

ДЖЕЙН (с жаром). Расскажите нам об этом, тетя Мэри.

МИССИС НОУЛ. Видишь ли, дорогая, рассказывать особо не о чем. Я совершенно уверена, что мы не пили вместе росу или что-то в этом роде, как предполагает Сэнди, и моря тоже не было. Какое море в Сербитоне? Он приезжал из Лондона с ракеткой и играл с нами в теннис. Иногда оставался на ужин, а после ужина мы вдвоем уходили в сад. Уже сгущались сумерки, и воздух наполняли ароматы цветов. Это я буду помнить всегда. Мы разговаривали, не помню о чем, но я знала, что со временем выйду за него замуж. Не думаю, что он знал… уверенности у него точно не было… а потом, одним вечером мы пошли на благотворительный бал… и я думаю, моя мама, ваша бабушка, догадалась, что это будет знаменательный вечер в моей жизни, потому что уделила особое внимание моему платью, и отправила меня наверх перед тем, как мы поехали на бал, чтобы я поменяла туфли… и те, про которые она говорила, оказались очень тесными. А когда мы вышли на улицу после нашего последнего танца, у дверей стоял двухколесный экипаж, и он спросил: «Не хотите ли прокатиться, мисс Баго?» Я, разумеется, очень даже хотела. Мы сели в экипаж, долго ездили по Сербитону, и что сказала бы по этому поводу ваша бабушка я не знаю, но, разумеется, я о той поездке ей ничего не рассказала. А когда вернулась домой после бала, сразу пошла в ее комнату… как только сняла тесные туфли… и сказала: «Мама, у меня для тебя удивительные новости». На что она ответила: «Он уже не мистер Ноул, а Генри?» Я кивнула, у меня заблестели глаза, захотелось плакать. «Мое дорогое дитя!» – воскликнула мама и… Джейн, где мой носовой платок? (Он упал с дивана и Джейн поднимает его, протягивает тете). Благодарю, дорогая (она чуть прикасается к глазам). Вот и все, знаете ли, за исключением… (вновь чуть прикасается к глазам)… боюсь, я переволновалась. Я уверена, доктор Андерсон сказал бы, что излишние волнения мне вредны. Ваша бедная дорогая бабушка. Джейн, дорогая, ну почему ты именно сейчас попросила меня рассказать вам все это? Я должна уйти и привести себя в порядок до того, как придут твой дядя и мистер Кут. Не знаю, что я сделаю, если мистер Кут увидит меня в таком виде (она начинает подниматься). Ведь только вчера он назвал меня спартанской матерью, после того, как я сказала ему, что ничем не выдам душевную боль, если придет милый, добропорядочный молодой человек и уведет с собой мою дорогую маленькую девочку. Буду стоически молчать и ни слезинки не выкатится из моих глаз, чтобы молодые не испытывали угрызений совести. (Она таки встает). Вот!

ДЖЕЙН. Мне пойти с вами?

МИССИС НОУЛ. Нет, дорогая, сейчас не надо. Позволь мне немного побыть одной (у двери она неожиданно оборачивается). А вот потом, когда мужчины придут из столовой, дорогая Джейн, ты можешь составить мне компанию, с твоим дядей Генри… если представится такая возможность. Но, разумеется, если только представится.

Она уходит.

ДЖЕЙН (возвращается к дивану). Бедная тетя Мэри! Так странно, что у твоей матери, тетушек и у других людей тоже были романтические приключения.

МЕЛИСАНДА. Ты называешь это романтикой, Джейн? Теннис, благотворительные балы и тесные туфли?

ДЖЕЙН (неуверенно). Нет, дорогая, конечно же, это не романтика, но ты понимаешь, о чем я.

МЕЛИСАНДА. Возьми вот эту обыкновенную бытовую историю, которую только что рассказала нам моя мать, и сравни ее с романтическими легендами, которые дошли до нас из глубины веков. Печально, Джейн, что теперь люди готовы довольствоваться столь малым.

ДЖЕЙН. Да, дорогая, это грустно, так грустно, но я не думаю, что тетя Мэри…

МЕЛИСАНДА. Я не виню маму. Нынче это обычное дело. Романтики не осталось.

ДЖЕЙН. Не осталось, дорогая. Я не столь романтична, как ты, но в этом полностью с тобой согласна. Как печально. Уж не знаю, в чем причина, но романтики не осталось.

МЕЛИСАНДА. От одной мысли о том, как нынче женятся, пробирает дрожь.

ДЖЕЙН (подыгрывая кузине). Точно пробирает!

МЕЛИСАНДА. Он встречает Ее (она содрогается всем телом)… на благотворительном балу, или на теннисном корте… (снова содрогается)… или на поле для гольфа. Он приходит к ее матери… возможно, в цилиндре… а то (трагически) и в котелке.

ДЖЕЙН. В котелке! Поневоле содрогнешься.

МЕЛИСАНДА. Ее мать тактично наводит справки о его годовом доходе, узнает, что он – милый, добропорядочный молодой человек и решает, что он женится на ее дочери. Его приглашают прийти вновь, его приглашают на приемы и званые обеды. Всем понятно, что он влюблен в дочь. Члены семьи стремятся оставить их вдвоем… если представляется возможность, Джейн (пренебрежительно). Но, разумеется, если только представляется.

ДЖЕЙН (неуверенно). Да, дорогая.

МЕЛИСАНДА. Приходит день, когда он делает ей предложение.

ДЖЕЙН (с восторгом, представляя себе, что предложение делают ей) Ох!

МЕЛИСАНДА. Он бормочет какие-то далеко не самые прекрасные слова, которые она принимает за предложение. Идет и говорит матери. Он идет и говорит отцу. Они обручены. Теперь он называет ее «моя невеста», она его – мой жених». Обрученными они могут оставаться долгие месяцы…

ДЖЕЙН. Иногда годы, Мелисанда.

МЕЛИСАНДА. Долгие годы… и когда они куда-нибудь приходят, люди отпускают на их счет глупые шутки и очень громко кашляют, если они заходят в комнату, где больше никого нет. Наконец, они уезжают на медовый месяц, сообщая всем, и, прежде всего, газетчикам, где они его проведут, а потом возвращаются и начинают говорить о хлебном соусе. Джейн, это ужасно.

ДЖЕЙН. Ужасно, дорогая. (И добавляет с любопытством). Но как поступишь ты?

МЕЛИСАНДА. Как поступлю я? Как поступлю я, Джейн?

ДЖЕЙН. Видишь ли, Сэнди… я хотела сказать, Мелисанда… видишь ли, дорогая, это двадцатый век и…

МЕЛИСАНДА. Иногда я вижу, как он, закованный в броню, проезжает на коне под моим решетчатым окном.

«И в свете солнечном и ясномКаменья на седле прекрасном,Шлем и доспехи яркой сталиЕдиным пламенем сияли,Когда он мчатся в Камелот.

Носил свой меч могучий онВ ножнах, что крыты серебром,И латы издавали звон,Когда он мчался в Камелот[3]»

ДЖЕЙН. Я знаю, дорогая. Но, разумеется, теперь они туда не мчатся.

МЕЛИСАНДА. И когда он проезжает на коне под моей комнатой, напевая себе под нос, я машу ему нежно-белой рукой, которую просунула сквозь решетку, и бросаю вниз что-нибудь в знак моего расположения, пустячок, который он может прикрепить к шлему, розу… возможно, всего лишь розу.

ДЖЕЙН (благоговейно). Мелисанда, неужели? Помашешь ему нежно-белой рукой? (Машет рукой). Я хочу сказать, это будет… ты понимаешь, очень уж смело.

МЕЛИСАНДА. Смело!

ДЖЕЙН (расстроено). Ну, я хочу сказать… разумеется, в те времена все было иначе.

МЕЛИСАНДА. А как еще он мог узнать, что я люблю его? Как еще он мог прикрепить мой подарок к шлему, отправляясь на битву?

ДЖЕЙН. Да, разумеется, только так.

МЕЛИСАНДА. А потом, победив в бою всех врагов, он возвращается ко мне. Я скручиваю простыни, связываю их в веревку, ибо меня заточили в моей комнате, и спускаюсь по ней к нему. Он сажает меня в седло перед собой, и мы вместе уезжаем в большой мир, вместе навсегда!

ДЖЕЙН (в некотором недоумении). Ты собираешься выйти замуж, дорогая, или ты… э…

МЕЛИСАНДА. По пути мы останавливаемся у маленькой обители отшельника, и добрый священник венчает нас, объявляя мужем и женой.