Прикосновение зла - Скарлетт Сент-Клэр
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она никогда больше не будет никому так слепо доверять.
– Ты не всевидящий, Аид, – попробовала успокоить его Персефона.
Следующие несколько дней после ее спасения из дома Пирифоя Аид пребывал в мрачном настроении, в итоге вылившемся в попытку наказать Зофи, освободив ее от обязанностей эгиды, – Персефона этому воспрепятствовала.
И все же, даже после того, как Персефона отменила указание Аида, амазонка решилась ей возразить:
– Я сама себя опозорила.
Слова эгиды привели Персефону в отчаяние.
– В этом нет ничего постыдного. Ты выполняла свою работу. Ты, кажется, думаешь, что нам стоит обсудить твою роль в качестве моей эгиды. Но тут нечего обсуждать.
У Зофи округлились глаза, ее взгляд метался между Персефоной и Аидом, а потом наконец она сдалась и кивнула:
– Как пожелаете, миледи.
После этого богиня повернулась к Аиду:
– Я надеюсь, что в следующий раз ты сообщишь мне, прежде чем уволить кого-то из моей свиты.
Аид приподнял брови, скривил губы и возразил ей:
– Это я ее нанял.
– Я рада, что ты об этом вспомнил, – ответила она. – В следующий раз, когда ты решишь, что мне нужна слуга, я также ожидаю, что ты включишь меня в обсуждение этого вопроса.
– Конечно, дорогая. Как я могу заслужить твое прощение?
Они провели остаток вечера в постели, но, даже когда занимались любовью, она видела, как он страдает, – как видела это и сейчас.
– Ты права, – кивнул Аид. – Может, тогда мне следует наказать Гелиоса.
Она ответила ему ироничным взглядом. Аид и прежде упоминал в разговорах бога солнца. Было ясно, что им обоим друг на друга плевать.
– От этого тебе стало бы легче?
– Нет, хотя это было бы забавно, – ответил Аид, но тон его голоса противоречил словам, звуча скорее зловеще, чем весело.
Персефона отлично знала о склонности Аида к жестокости, и его комментарий о наказании напомнил ей об обещании, что богиня взяла у него после своего спасения. «Когда ты подвергнешь его пыткам, я к тебе присоединюсь». Она знала, что в ту ночь Аид спускался в Тартар, чтобы пытать полубога, знала, что он спускался и потом, но ни разу не попросила присоединиться к нему.
Теперь же Персефона задалась вопросом: не потому ли Пирифой преследовал ее во сне? Может, если она увидит его в Тартаре – окровавленного, сломленного, мучающегося, – это положит конец ее кошмарам.
Она снова взглянула на Аида и сказала:
– Я хочу его увидеть.
Выражение лица Аида не изменилось, хотя ей показалось, что в это мгновение она почувствовала его эмоции – гнев, вину и опасения. Но опасения не позволить ей увидеть нападавшего, а вообще пустить ее в Тартар. Она знала, что в глубине души Аид боялся показать ей эту свою сторону, боялся, что она о нем подумает, и все же отказать ей он не мог.
– Как пожелаешь, дорогая.
* * *
Персефона с Аидом оказались в Тартаре – в комнате без окон. Такой белой, что становилось больно. Персефона широко распахнула глаза, когда ее взгляд нашел Пирифоя, привязанного к стулу в центре комнаты. С тех пор как она в последний раз видела полубога, прошло несколько недель. Казалось, он спит – подбородок опущен к груди, глаза закрыты. Когда-то она считала его симпатичным, но сейчас щеки под острыми скулами впали, лицо было бледным, почти пепельным.
А еще здесь был запах.
Не запах гниения, но едкий и неприятный, он обжигал богине нос.
При виде полубога у нее скрутило живот.
– Он мертв? – произнесла Персефона шепотом, просто на всякий случай – она была не готова посмотреть ему в глаза. Она понимала, что задала странный вопрос, если учитывать, что они находились в Тартаре, в подземном царстве. Но Персефона знала, какие методы пыток предпочитает Аид и что он мог вернуть жизнь только для того, чтобы снова ее отобрать в череде истязаний.
– Он дышит, когда я велю, – ответил Аид.
Персефона ответила не сразу. Вместо этого она приблизилась к душе, остановившись в нескольких футах. Вблизи он напоминал восковую фигуру, что размякла от жара, ссутулилась и сморщилась. И все же он был цельным и даже слишком настоящим.
До своего первого визита в подземное царство Персефона думала, что души – это тени самих себя. Но они оказались вполне телесными, цельными – как в тот день, когда умерли, хотя так было не всегда. Когда-то в царстве Аида души влачили жалкое существование в крайне стесненных условиях.
Аид не признавался, что именно его так изменило – почему он решил придать красок и подземному царству, и душам, создав иллюзию жизни. Он часто говорил, что подземное царство просто развивалось, как и верхний мир, но Персефона знала Аида. У него была совесть, он сожалел о том, как начал свой путь в качестве властелина подземного царства. Он делал все это из доброты, в попытке искупить свой грех.
И все же он не мог простить себя за прошлое, и от этого ей было больно.
– Они помогают? – спросила она Аида, не зная, хочет ли услышать ответ. – Все эти пытки?
Она взглянула на бога, который все еще стоял там, где они появились, – с распущенными волосами, устремленными вверх рогами, темного, прекрасного и жестокого. Она не могла даже представить, каково ему находиться здесь, но она помнила его взгляд, когда он нашел ее в логове Пирифоя. Она никогда прежде не видела Аида в такой ярости, никогда не видела таким шокированным и сломленным.
– Не могу сказать.
– Тогда зачем ты это делаешь? – Она обошла Пирифоя и остановилась позади него, встретившись взглядом с Аидом.
– Ради контроля.
Персефона раньше не понимала, почему Аиду так необходим контроль, но за те месяцы, что они провели вместе, и сама начала желать того же. Богиня знала, что такое быть узницей, быть бессильной, вынужденной выбирать из двух зол – и все равно выбрать наибольшее из них.
– Я хочу контроля, – прошептала она.
Аид некоторое время смотрел на нее, а потом протянул руку:
– Я помогу тебе его добиться.
Его голос грохотал в пространстве между ними, наполняя ее грудь теплом. Она снова подошла к нему, и бог притянул ее к себе, снова прижав к груди.
Пирифой вдруг сделал резкий вдох. Сердце Персефоны заколотилось, когда он зашевелился. Голова покачнулась, глаза заморгали – сонно и растерянно.
Персефону снова пронзил страх увидеть его взгляд, она содрогнулась всем телом. Аид обнял ее за талию, словно
