Геном Пандоры - Юлия Зонис

– Интересная гипотеза, – сказал Бессмертный Дориан.

У его маски не было лица. Не старик, не юноша и не прекрасный сид – просто гладкий пустой овал. Вечерский с нетерпением ждал, когда Дориан нальет коньяку и себе. Очень интересно было бы посмотреть, как коньяк исчезает в безротом пятне. Но коньяку себе Бессмертный так и не налил, и в этом Вечерскому почудилась нотка презрения. Превосходства нотка, мол, не пью с тобой – значит, не уважаю. Бывший ученый немедленно ощетинился и вот начал пороть чушь. Гордыня, глупейший из грехов. Впрочем, если уж пустился в словоблудие, надо держаться до конца.

– Это не гипотеза. Это закон эволюции. Его можно описать любым способом: и как выживание вьюрков с экзотической формой клюва, и как спасение Ноя с потомством. Но описывается по сути один и тот же процесс. Виду надо эволюционировать, иначе он впадет в стагнацию и вымрет. Ваш День Химеры – просто один из факторов естественного отбора…

– Мой День Химеры?

– Ваш, Дориан. Конечно, ваш. Если вернуться к параллели с ковчегом, вы – один из сыновей Ноя. Человек будущего.

И кто же виноват, что Господь повелел Ною загрузить в ковчег стаю дикого зверья? Вечерский покосился на льва на обоях, и, словно подслушав его мысли, картинка сменилась.

Занесенный снегом городок. Звуки выстрелов, крики и кровь на улицах, и ворочающиеся в снегу огромные белые туши. Урсы, полярные медведи-мутанты. Городок назывался Аврора. Один из первых городов на Аляске, уничтоженных химерами. Вечерский поежился. Кажется, голообои извлекали образы прямо из подсознания. Вопрос в том, из чьего – его или Дориана. Но откуда Бессмертному из поколения-два знать про выстрелы и кровь? Он наверняка был еще подростком, когда все началось.

– Спасибо, что ознакомили меня со своими теориями, доктор Вечерский, – произнес хозяин дома.

Сменившаяся картинка его, похоже, не взволновала – или он видел совершенно другое.

– Было весьма занимательно, но хотелось бы все же перейти от теории к практике. Говорят, у вас есть для меня предложение? Нечто эксклюзивное?

«Только не выдать себя. Только не показать, насколько мне это важно, иначе я стану бессильной игрушкой в его руках, очередным трофеем в его коллекции».

– Говорят, в Москве кур доят, – пробормотал Вечерский по-русски и одним махом опорожнил бокал.

– В свете прошлогодних известий из Московского Анклава это вполне вероятно, – невозмутимо ответил Бессмертный Дориан на родном языке своего гостя.

Изображение на обоях мигнуло, сменившись сеткой помех. На секунду в мельтешении горизонтальных линий промелькнули раскуроченная Красная площадь и дымящийся остов Покровского собора. Перед собором поклевывала булыжники гигантская взъерошенная курица с разбухшим выменем.

Часть первая

Мальчик, который не отражался в зеркале

Глава 1

Земля чудес

Колдун не помнил, кто первым крикнул: «Чайки!» – а может, не первым, может, первый крик утонул в шуме вертолетных винтов. Однако это были чайки, огромное белое облако. Машина накренилась. На минуту Колдун увидел зеленую ладонь озера с мертвыми пальцами небоскребов, но затем вертолет выровнялся и тут же ухнул вниз. Пилот хотел уйти от белого облака. Не тут-то было. Вцепившись в какую-то ручку, Колдун с ужасом и восхищением смотрел, как облако меняет форму. Мультиорганизмы любили принимать разные формы, от простых геометрических до очень сложных, но у этого явно на уме было другое. На Колдуна сквозь лобовое стекло кабины, сквозь потоки разрезаемого лопастями воздуха смотрело гигантское женское лицо. Белые, сложенные из тысяч и тысяч чаячьих крыльев волосы женщины развевались, а громадный рот расплылся в улыбке. Колдун еще успел услышать придушенный крик Вечерского за плечом, успел покрепче вцепиться в ручку – и тут нижняя челюсть воздушной тетки отвалилась, как у покойницы, и заглотала вертолет.

Мгновенно потемнело. По стеклам кабины, по дверце хлестнуло красным – это гибли чайки. Пилот что-то заорал в микрофон, но Колдун не разобрал слов. В корпус заколотило. Машина задергалась. Двигатель взревел хрипло и отчаянно, заперхал и умолк, захлебнувшись мясом и перьями. В брюхе вертолета грохнуло – наверное, один из мотоциклов сорвался с крепления. Потянуло дымом, а затем Колдуна резко швырнуло вверх и в сторону и приложило ребрами об острое.

Дальнейшее помнилось смутно. Удар и хруст, и кусок серой обшивки перед глазами, потом отчего-то сменившийся пронзительно-синим небом. С неба, кружась, сыпались белые перья. Над Колдуном на секунду мелькнуло лицо – безупречно-красивое и озабоченное, и Колдуна куда-то быстро потащили. Поволокли спиной по жесткому и неровному, а сверху всё сыпались перья. Перья постепенно утрачивали белизну, потому что с земли поднимался дымный столб. Столб коптил небо, и небо пахло куриным шашлыком и паленой резиной.

Окончательно Колдун пришел в себя, когда красивое лицо над ним сменилось другим: узким, хищным, с трехдневной щетиной на подбородке и с угрюмо горящими под выпуклым лбом глазами. По подбородку человека текла кровь. Хантер. Колдун узнал Хантера, что не помешало Хантеру огреть Колдуна по щеке костлявой ладонью, а когда тот рефлекторно отдернулся, удовлетворенно буркнуть: «Живой».

Итак, Колдун был жив. Хантер был жив, и человек – точнее, андроид с безупречно-красивым лицом, назвавшийся на корабле Роем Батти, – тоже был жив. Пилот рухнувшего вертолета был мертв, ему снесло голову какой-то железкой. Вечерский умирал.

Двадцать четыре часа назад они стояли на палубе авианосца «Адмирал Нельсон». Внизу катил свинцовые воды Атлантический океан. Палуба была здоровенной, испещренной белой и желтой разметкой и почти пустой. Там хищно ссутулился принесший Колдуна «Призрак», а у дальнего борта стоял «Морской ястреб», напоминавший вовсе не ястреба, а цистерну с пропеллерами. Вертолет как раз сейчас заправляли топливом.

Вечерский представил новоприбывшего и ушел говорить со старшим офицером. По палубе гулял сырой ветер. В воде чернели спины косаток. Матросы утверждали, что стая давно таскается за кораблем. Для нападения на авианосец у мутантов зубы были коротки, но твари не утрачивали оптимизма. Они давно разобрались с рыболовецкими судами и с торговым флотом и правили этими водами. Серая туша авианосца вызывала у хищников ревность, ревность притупляла осторожность. Одна из тварей, громадина, вполне способная целиком заглотать кита, отделилась от стаи и поплыла к кораблю.