Женщина с мужчиной и снова с женщиной - Анатолий Тосс

Тут Илюха еще раз приостановился, и мы воспользовались и срочно разжевали по омлетному куску, который уже несколько поостыл.

– А русский фольклор – он, ох, непрост. Он всегда с задней мыслью и в корень зрит. Вот и здесь женскую дуальность легко выявил – ведь Аленушка и ведьма, в соответствии с современным психоанализом, это два подсознательных лица одной и той же женщины. Просто Аленушка – во время влюбленности, а ведьма – после нее. И не только ведьма может превратиться в Аленушку, но и Аленушка, что обиднее всего, – запросто в ведьму превращается.

– Ух ты… – закачали мы с Инфантом в изумлении головами. Надо же, куда забралась Илюхина зоркая мысль – в самую сердцевину сердцевин. Надо же, как он ловко в Аленушке разобрался. Вот бы кто в нас, в Иванушках, так разбирался. Может, и не пили бы мы тогда чего не надо ни из каких подозрительных копытец, и козленочками бы не становились. И не жили бы ими, бородатыми, до старости.

– Ну да, – согласился Инфант, не переставая покачивать головой, – чего им стоит влюбленными прикинуться? Плевое для них, притворщиц, дело. А все потому, что очень хотят нас заграбастать. Вот и прикидываются. Они вообще лицемерные все. Ну а после того, как заграбастали, тогда им притворство вроде и ни к чему становится.

Я уж собрался поддержать Инфанта, что вообще-то делал не часто, но Илюха приостановил мой необдуманный порыв.

– Типичная ошибка. – Он указал пальцем на Инфанта. – От нее как раз большинство проблем у нас с женщинами и возникает. Оттого, что мы их постоянно уличить в чем-нибудь пытаемся. А они – нас. А напрасно! Потому что не притворяются они совсем и не пытаются нас ни обмануть, ни «заграбастать». Особенно тебя, Инфант. Они чисты и искренни перед нами, и открыты, и не фальшивят ни на единой ноте. И не можем мы попрекать их ни в чем.

– Как это не можем? А кого же нам тогда попрекать? – сильно удивился Инфант. Но он не получил ответа.

– Все дело в том, – продолжал Илюха, – что женщины устроены слишком для нас замысловато. Просто влюбленная женщина метаморфозирует так искренне и безотчетно, что сама этого не замечает. Иными словами, превращение такое волшебное. Такие чудеса в природе вообще иногда встречаются – например, когда гусеница в бабочку превращается. Она, эта легкая, воздушная бабочка, тоже ведь не помнит, что прежде скользкой гусеницей была.

– Но ведь бабочка назад в гусеницу, кажется, не превращается? Или превращается? – поднял на нас неуверенные, вопросительные глаза Инфант, у которого по биологии наверняка была в школе очень натянутая тройка.

– В том-то и дело, – начал пояснять Илюха, – что в отличие от бабочки в женщине постоянно живут два раздельных существа в одном, так сказать, обличье. Одно бытовое, приземленное, практичное, невлюбленное – нормальное, одним словом. А другое, наоборот, романтическое, чуждое корысти, полное чувств и любви и оттого небесное даже. И умеет женщина легко переходить из одного состояния в другое. Главное, чтобы природные условия правильные создались. А условия эти и есть наличие или отсутствие влюбленности.

Тут Илюха дал нам возможность пощупать вилками остывший резиновый омлет, который запихивать в рот уже никак не хотелось.

– Вообще такая дуальность еще Лениным В.И. и Марксом К. подмечена. Называется – единство противоположностей. Ну если в В.И.Л. и К.М. вы разбираетесь слабо, то о полюсах тогда подумайте, о географических. Или, что еще тебе, Инфант, доступнее, об электрических батарейках, у них тоже плюс и минус с разных концов. Вот и с женщинами так – в них тоже два начала присутствуют. Только почему мы страдать из-за их двойного начала должны?

– Действительно, – живо откликнулись мы с Инфантом, – почему?

– Не знаю, – сознался Илюха, – не должны, но страдаем. Потому что как бы нас жизнь ни била, ни доказывала, что очаровываться и поддаваться на женскую дуальную основу не следует, – мы все равно каждый раз поддаемся. И каждый раз надеемся: «Вот эта уж точно избежит превращений. Ведь она есть образчик чистоты и искренности, и они в ней совершенно неподдельны». И снова не верим мы природе и становимся ей поперек, ну и натыкаемся на нее в результате. Потому что смертный с природой бороться не может. Особенно с женской. А если кто борется, то только себе во вред.

Мы помолчали, соглашаясь с белобородовской теорией, попереживали за ситуацию, но сколько можно переживать? И поэтому я снова к нему обратился:

– Б.Б., – обратился я к нему попросту, потому что не любил всю его длинную, двухкоренную фамилию выговаривать. С аббревиатурой было проще, – я вообще-то за тебя всей душой. И если тебя кто-нибудь когда-нибудь коллективно бить за твою теорию начнет, я заступлюсь. Но вот тебе законный вопрос: разве с нами, с парнями, аналогичной метаморфозы не происходит? Разве влюбленность нас самих не меняет до неузнаваемости?

Но Илюха и тем более Инфант, казалось, даже не поняли, зачем я так поинтересовался.

– Ты чего, при чем тут мы? – поднял на меня голос Инфант, но Илюха его дипломатично притормозил.

– Нет, стариканер, с нами так не происходит. С нами совершенно по-другому. То есть нас влюбленность тоже окрыляет, конечно. Потенция, например, улучшается, общее кровообращение тоже, и на творчество многих тянет, в поэзию, например, или в музыку. Но у нашей окрыленности пределы есть. И не вылезаем мы за эти пределы, и не подменяем мы себя. Конечно, мы лучше от влюбленности становимся, некоторые – сильно лучше. Но не настолько, чтобы узнать нас было нельзя. Потому что какими мы произошли на этот свет, такими и продолжаем оставаться всю жизнь.

Тут Илюха придвинулся ко мне поближе и сообщил конфиденциально:

– Понимаешь, стариканыч, не превращаемся мы! Может, и хотим, но не умеем! Не заложено в нас, к сожалению. Мы как бы и не гусеницы уже, но еще и не бабочки. Вроде и не ползаем, но и не летаем тоже. Скучные мы, если разобраться, только ногами по земле и умеем топать.

В общем, он меня легко убедил, и я не стал продолжать спор. А вместо спора задал еще один вопрос:

– Так посмотрите, что получается. Получается, что от влюбленной женщины как раз весь вред и происходит. Потому что именно ее влюбленность полностью нас дезинформирует и отвлекает от женщины реальной. С которой нам после ее влюбленности еще жить и жить.

– Ага, – согласился предводитель идеи. – От влюбленности всем вред, не только нам, но и самой влюбленной женщине тоже. Потому что она сама себя тоже потом не узнает…

– Так получается, – возбужденно перебил я предводителя, – что лучше связывать жизнь с невлюбленной женщиной. С женщиной равнодушной. Особенно равнодушной к тебе самому. Потому что не обманет тогда тебя жизнь, и с кем ты войдешь в нее, совместную, с тем, глядишь, из нее и выйдешь. И никаких тебе метаморфоз и разочарований по дороге, а однозначный, заведомо проверенный союз.

– Получается, что так, – подтвердил мою здравую мысль теоретик Б.Б. – Во всяком случае, знаешь, на ком женишься. Можешь трезво свою избранницу оценить, разобраться в ней досконально и жить в дальнейшем спокойно, зная, что она всегда такая будет, не изменится.

– Вот это да! – снова поразился я жизни, потому что привык поражаться ей. Сколько живу, столько и поражаюсь. Но тут в мое поражение встрял Инфант:

– Ну, а если она в тебя влюбится уже потом, после? – предположил он, и мы сначала не поняли мысли. Потому что обычно мы привыкли не понимать, чего он там выплескивает из себя, этот Инфант. Но тут меня что-то привлекло и зацепило.

– А ведь правда, – развил я за Инфанта, так как ему самому, я знал, развивать было трудновато. – Ведь если ты вошел в неэмоциональную связку с равнодушной к тебе женщиной, но так, что тебя ее равнодушие вполне устраивает. Именно потому, что проявляет ее истинные качества, которые ты специально долго и тщательно подбирал. А тут на протяжении жизни она к тебе проникаться эмоционально начинает. Как, знаете, выражение есть: «Стерпится – слюбится». Вот и ты «слюбился» и растопил ее равнодушие, не желая даже того совсем… Так что ж получается… Получается, что опять ты окажешься женат на другой женщине, на той, которую не выбирал? Но теперь вдобавок еще и на влюбленной! И опять тебя ждет разочарование от ее никому не нужного превращения.

– Да, да, – заторопился за мной Инфант, – именно «стерпишься – слюбишься». Ведь бывает так, когда все-таки удается стерпеться…. – все повторял он, видимо, отчетливо понимая, что сначала он все же должен «стерпеться». Чтобы уж только потом «слюбиться».

Но мы сделали вид, что его рефлексию не заметили. Потому что на самом деле не заметили.

– А что, – согласился с моим предположением Илюха, – вполне вероятная ситуация. В том смысле, что если вдруг не повезет и влюбится в тебя твоя уже долгая спутница.

И опять предстанет перед тобой неизвестный женский образ, который станет удивлять тебя – на сей раз своей влюбленностью. И может, она тебе придется по сердцу, а может – кто знает – и нет.