Мои 100 избранных опусов - Михаил Гарцев

«С детства вижу картинку…»

С детства вижу картинку:вдаль струится ручей…Я бессмертной былинкойна скользящем лучев непрерывном движенье,веру в чудо храня,вдруг замру на мгновеньеу излучины дня.Перед встречным потокомвсплесков полная горсть.Стайки трепетных токов,обретающих плоть.

«Чтоб не спугнуть парящий символом-мячиком рок…»

Чтоб не спугнуть парящий символом-мячиком рок,я привстаю с кушетки, держа в руках пульт, осторожно.Кто же тут правит бал: дьявол иль всё-таки Бог?Траекторию полёта мяча рассчитать невозможно.

Ранее я утверждал, что дороже победных голов,как разновидность инцеста, – пресловутая духовная близость.И действительно, дух поглощает антагонизм полов,перебарывая природную человеческую стыдливость.

А на футбольном поле, смешивая грязь и пот,пробуждая в толпе агрессию и слепые витальные силы,футбольного действа месиво заваривает свой компот,вытягивая из футболистов последние соки и жилы.

И, внося свою лепту, фальшь бьёт наотмашь и наповал.Продажность судей оценит даже неисправимый романтик.Омерзительно, когда австралийцев выбивают сомнительнейшим пенальти.Непростительно, когда Германию протаскивают в полуфинал.

Но когда счастливые футболисты от усталости валятся с ног,а людские сердца от гордости захлёстывают волны спазмов,я понимаю, что закономерный, спортивный итогвыше любых, даже самых одухотворённых оргазмов.

Пророк 2

Я сидел и курил на крылечке,наблюдая реформ плавный ход,но зашли ко мне в дом человечки,объявили, что грянул дефолт.На лужайке своих пас овечек,от людской укрываясь молвы.Прилетели опять человечки,и не стало овечек, увы.Мы с женою лежали на печке,наступление ждали весны.Заползли к нам в постель человечки,и не стало, не стало жены.Отдыхал я однажды у речкина зелёной, душистой траве.Вдруг приплыли опять человечки,поселились в моей голове.В моём доме четыре протечки,ни овечек уж нет, ни жены,но живут в голове человечки,крутят мне разноцветные сны.В храм сходил и поставил там свечку,чтобы сгинуло горе моё,но живут в голове человечки,не хотят выходить из неё.Ни чечен, ни еврей, ни татарин,ни чистейший по крови русак —ЭНЭЛОИЭНОпланетянинв моём доме устроил бардак.Так не стало мне в жизни покоя,очевидно, пришёл мой черёд,и, махнув на свой домик рукою,я пошёл по дороге вперёд.По вагонам я стал побираться,там, где можно, стал песни орать:«Ах, зачем я на свет появился,ах, зачем родила меня мать».Но детина один здоровенный,отобрав у меня свой оброк,мне сказал: «Ты, как видно, блаженный», —по Ахавьеву, типа пророк.Не просил я у жизни иного,но начался в ней новый отсчёт.Про любовь пусть поёт Пугачёва,про природу пусть Филя поёт.И живу я – блаженное чудо —на просторах блаженной страны.У нас много блаженного люда,но не каждый дойдёт до сумы.До тюрьмы здесь доходит не каждый,но одни мы все песни поём.Ах, залейте мне, граждане, жаждуиз монеток звенящим дождём.Ах, не верьте, не верьте цыганкам,ведь обманут, монистом звеня,Вы мне спиртом наполните банку,Вы послушайте лучше меня.Расскажу вам, что ждёт ваших деток,испытают ли крах и нужду…Ах, насыпьте, насыпьте монеток,а потом я всю правду скажу.

«Каскад прудов, заброшенных, ничейных…»

Каскад прудов, заброшенных, ничейныхкуда я прихожу порой вечерней —покрытых тиной и зелёной ряской,и водорослей целые семействакак бы в предчувствии ночного лицедействавзирают на меня с опаской.

Вода и зелень – символ совершенства.На свете нет приятнее блаженствасмотреть, как пробуждаются виденья…Ложится темень на ночные воды,деревьев тени водят хороводы,в природе начинается броженье.

Каскад прудов – ПРА-образ древних капищ.От веток ивы, как от чьих-то лапищ,я отшатнулся. Пискнула зверюшка…А на прудах мелькали леших тени,кузнечик стрекотал, русалок пенье,вдобавок квакали, как пьяные, лягушки.

И уханье какой-то странной птицы,желающей воды с гнильцой напиться…И чваканье, и хруст костей, и шёпот…А светлячки весь берег запалили,потом попрятались в бутонах стройных лилий……и табунов был слышен гулкий топот.

Но только утренней звезды пробьётся лучик,ночных мистерий мир тотчас отключат.В каскаде – пруд один, очищенный от тины.В нём отразится свод небес лазурный,он нам дороже прелестей гламурных.Сменяют шабаш мирные картины.

Зажглись на солнце купола церквушки местной,лазурь и золото бал правят повсеместно.Легка дорога к храму и светла.Святой источник Преподобной Анныв меня вольёт бальзам небесной манны,и продолжается игра добра и зла.

«Ты подошла к окошку…»

Ты подошла к окошкус улыбкою виноватойи протянула ладошкик желтой косе заката.Время сужает рамки,я раздвигаю границы.Долго еще подранкибудут ночами сниться.

Все – что ушло в бессмертье,вспыхнуло и пропалоночью, Вы мне поверьте,светится в полнакала.

Выщерблено на камне,где-то там затесалось,иль протоплазмой в магмебудит слепую ярость

вновь прорываясь к жизникаждой угасшей клеткой…Вдруг тормозами взвизгнету роковой отметки.

«Храм у подножия Парнаса …»

Храм у подножия Парнаса —епархия дельфийских пифий.Храм сына Зевса – Аполлона.

Доисторические расыисторию творили, мифы,и жили по своим законам.

По Ницше, буйный бог Дионисв кругу сатиров и вакханок;где фаллос – символ плодородья;

со смыслами не церемонясь,инстинктам расширяя рамки,бал правящий в своих угодьях,

стал антитезой Аполлона,чей культ непререкаем в Дельфахсредь родовых аристократов.

Огонь сбегал с парнасских склоновпсиходелического шлейфадионисийского разврата.

В Палладе просыпалась жалость.Акропль хранил свет Парфенона,отображённый свет, небесный.

Богиня мудро улыбалась,и, гладя девственное лоно,вновь снаряжала в путь Гермеса.

Предостережение

Народ, приученный к тому,чтоб целовать тирану руку.Порядок – высшая наука —дан осторожному уму.Квасной патриотизм порукой —и обойдем суму, тюрьму.Штандарт державный нежным звукомвнушает: «Верь мне одному!»

Но там, где правит раболепство,где каждый орган – орган слуха,вдруг видят с горней высоты:

взрыв назревает по соседству,и человеческого духапримеры редкой красоты.

Триптих 2

1Ты сытый и обутый.Куда тебя влечет?Ты алчешь мякоть фрукта,сорвав запретный плод.Кто там кричит: «О нравы!»При чем твой смирный нрав,ты верный сын державы,и ты, конечно, прав.

2Порталы пантеонато бросят в жар, то в холод.На знамени Маммона,а раньше – серп и молот.Сквозь рыночные жерлак нам подползает голод.Какие еще жертвыждет кровожадный МОлох?

3…И губы обметалоу страждущих ответрасплавленным металломвзорвавшихся планет.И я ответ взыскую,насквозь изрешечен,вертя турель вслепуюраспавшихся времен.Но солнце вмиг пробилостуденистую рань.Горящею просвироймне обожгло гортань.Ну, с мертвой точки сдвиньсяв слепом круженье дня.В священном триединствеон смотрит на меня.Я верю, очень скоро —отныне навсегда —на трепетных просторахвзойдет Его звезда.Взойдет Его соцветьена солнечной межев конце тысячелетья —последнем рубеже.

Крещение

В преддверье нового потопакто, человек, скажи, ты есть.И что влечет так на Голгофутебя: тщеславие иль месть,порывы чести и добра…

…Провозгласила отчужденье,став первой вехой Восхожденья,измены острая игра.Идет жестокая работа,где правит бал сизифов труд,но поцелуй Искариотаразрыв земных семейных пут.

…и Он лицо твое омылпод завывание синкопы……и путь открылся на ГолгофурасКРЕпоЩЕНИЕМвысших сил.

«Реальное непостижимо…»

Реальное непостижимо,но сон, фантазии, игра,порой, нам представляют зримо —во что мы верили вчера;а то, во что сегодня верим,вдруг нам предстанет в неглиже,и тайные раздвинув двери,вплотную подойдёт к душе.Архетипическое рядом:неясных смыслов слышим речь —из шифров, символов тирады —мы их должны понять, сберечь.Мы их должны очеловечить,наполнив вечное собой,идя на зов неясной речитой первобытною тропой,которой пращуры ходили.Инстинкты надо подкормить…Проносятся автомобили……взыграла кровь, прибавив прыть.С сигарой сидя в грандотеле,роскошно прожигая жизнь,мы вдруг услышим птичьи трели,увидим солнце, неба синь.И мы поймём: вся наша драмав том, что роднее нет земли —где нас вынашивала мама,где нас любили, берегли.За отчий край свой, за отчизну,как в омут с берега нырнув,солдат готов расстаться с жизнью,мгновенно, глазом не моргнув.Мы все – солдаты, неконфликтны,реликты чтим своих торжеств…И это главные инстинктывсех человеческих существ.

Часть II