Осколок - Анна Михайловна Пейчева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Поручили нам рыть канавы на Хамовнической набережной – для узкоколейки, по которой грунт вывозился с нашей дистанции. Дневная норма – один ров на человека. А у нас многие комсомолки, смешно сказать, впервые в руки лопату взяли. И правда ведь метлой больше орудовали… К концу первого дня все разбитые, с кровавыми мозолями. И половину канавы не могли вырыть! Грунт каменный, глина со льдом. Многие девушки – в слёзы. Да еще и обмундирование не по размеру, тонули мы в огромных брезентовых спецовках, в сапогах сорок четвертого размера.
Но когда шептуновцы опять стали шутить: «А ну-ка покажите, что от вашего маникюра осталось», – мы взялись за дело как следует. Ушили, подогнали свои спецовки. С сапогами уж ничего не попишешь, а вот мерзлый грунт придумали отогревать кострами. Было больно, тяжело, – но через неделю мы уже давали по полтора рва! Тут ребятам стало не до смеха. Вызвали мы шептуновцев на социалистическое соревнование. Через месяц мы давали по четыре рва каждая! Шептунов проиграл. Но подошел ко мне, пожал руку. А на собрании предложил нашу девичью бригаду перевести на квалифицированную, почетную работу – выкладывать мрамор на готовых станциях. Так я нашла профессию мечты и на завод «Каучук» уже не вернулась…»
Григорий Дмитриевич устало прикрыл глаза, вспоминая, как часами зябнул возле проходной «Каучука» – только чтобы услышать, что Мария там больше не работает. «Метро она теперь строит», – с уважением говорили заводчане. На какой из тринадцати станций первой очереди, разузнать не удалось. Единственной зацепкой стала эта статья в «Правде», напечатанная в феврале, три месяца назад.
Профессор встряхнул головой, мимолетно отметив, что ему совсем не жарко в шляпе – вентиляция в зале устроена превосходно, – и вновь уткнулся в вырезку:
«– А вы знаете, какой редкий мрамор довелось мне укладывать на станции «Красные ворота»? – воодушевленно говорит Маша, и глаза ее загораются. Комсомолка достает из кармана брезентовой куртки тонкий осколок, очень изящный, похожий на лепесток бордовой розы со светлыми прожилками. – Вот поглядите…
Маша бережно кладет осколок на мозолистую ладонь. Эти руки многое умеют, эти руки построили нам метро.
– Это шроша, – Маша ласково поглаживает осколок. – Красный мрамор. Понимаете, в мире красного мрамора очень мало. Что-то есть во Франции, но разве нужен нам чужой камень? Сами сумели эскалаторы построить, сами и камень нужный найдем! Наш архитектор, Иван Александрович Фомин, объездил весь Союз – и отыскал-таки в далёкой Грузии месторождение Старая Шроша. Удивительный материал оттуда привозят. Посмотрите, ведь этот известняк еще не до конца превратился в мрамор, он чуть помягче, с ним легче работать. А самое главное, в нем все еще можно разглядеть остатки древней морской фауны. У меня вот тут в осколке – хвостик крошечной рыбки, видите белые разводы? Этой рыбке – сотня миллионов лет! Мне Иван Александрович позволил взять. Сказал – дарит мне шрошу на удачу.
Маша улыбается, прижимая осколок к груди:
– И ведь сработало! Поступила я этим летом на вечернее, на архитектурный факультет! Хочу выучиться на архитектора, как Иван Александрович… А еще я всегда беру с собой талисман, когда прыгаю с парашютом. Мы с девчатами из бригады, а иногда и с шептуновцами, с которыми мы крепко подружились, частенько после работы садимся на Белорусском вокзале на паровичок – и через полтора часа на аэродроме. А там – скорее в воздух! Потом с парашютом, как на гигантских качелях, спускаюсь с небес прямо в огород, кричу, пою от восторга…
От редакции: Вот такие комсомольцы – с полетом, покорители всех стихий! – и работают на главной стройке века. Такие вот весёлые девчата несут на своих хрупких нашу советскую страну в светлое будущее…»
Профессор аккуратно сложил вырезку по сгибам и спрятал обратно, поближе к сердцу, шепотом повторяя финальную строчку:
– «И в день открытия метро комсомолка Маша Якубовская обязательно придёт на самую любимую свою станцию, «Красные ворота», чтобы порадоваться вместе с первыми пассажирами…»
Григорий Дмитриевич поднял голову. Вокруг сновали сотни, тысячи людей – во всех плоскостях. Перетекали с одной платформы на другую, поднимались и опускались на движущихся лестницах, уносились в темные тоннели на ярко освещенных поездах, прихватив с собой последние осколки надежды профессора Дубелира.
Глупо было думать, что в этой толчее он встретит Марию. А еще учёный называется, отругал себя Григорий Дмитриевич.
Так, что дальше? Поиски по архитектурным факультетам Москвы тоже еще не закончены, теперь известно, под какой фамилией Мария поступила в институт, надо еще поспрашивать знакомых… Лидия предлагала объехать все аэродромы в радиусе полутора часов от Белорусского вокзала. Жаль, что до Белорусского вокзала пока не проложили подземную линию, придётся набиваться в трамвай, а у Григория Дмитриевича сегодня, как назло, хороший пиджак и хорошая шляпа, сохранившиеся в почти идеальном состоянии с одна тысяча девятьсот восьмого года, когда его назначили экстраординарным профессором в Киевский политехнический институт Императора Александра II, где он читал курс лекций «Электрические железные дороги»… Да, дребезжащий, переполненный сверх всякой меры московский трамвай – это испытание для нервов и для одежды…
Но будем пробовать всё, решил Григорий Дмитриевич и шагнул в водоворот пассажиров.
Впрочем, даже и пары метров не прошел – людской поток тут же увлек профессора левее, к соседней нише, где зеваки образовали плотное полукольцо вокруг примечательной парочки: здоровенный парень в клетчатой рубашке активно размахивал руками перед высокой блондинкой с короткой стрижкой. Кумачовое платье барышни сливалось с мраморными стенами станции. В одной ручище парень зажал букетик увядших ландышей, в другой – нечто маленькое и блестящее. Профессор улыбнулся: похоже, «Красные ворота» для этих молодых людей станут входом в семейную жизнь. Парень у всех на виду делал барышне предложение.
Григорий Дмитриевич поправил очки и перевел взгляд на без пяти минут невесту.
И сердце его остановилось. На одно бесконечное мгновение. А потом страшно заколотилось, будто профессор прыгнул с парашютом.
Перед ним стояла Мария. Без сомнения, это она.
Повзрослевшая, с более резкими чертами лица, с более жестким взглядом. Вместо толстой пшеничной косы – задорные мальчишеские вихры. Вместо приталенных маминых нарядов с тысячью жемчужных пуговичек и кружевной пеной в зоне декольте – бесформенное хлопчатобумажное платье.
Поразительно, как может измениться человек за четыре долгих года!
Сегодняшняя
