Noblesse oblige. Мемуары, эссе, новеллы - Владимир Брагинский

…Да, еще несколько слов о моем старом знакомом Александре Ефимовиче.

Несмотря на некоторую оппозиционность Таганки – властям, Ефимович – в то же время – вел себя, как истинный аристократ (что и говорить: театр все-таки был супер-престижным!). Свой рабочий день он начинал с… бассейна, затем завтракал в баре рядом с театром (причем в баре готовились блюда, которых не делали даже в знаменитой «Праге»), и только затем отправлялся на работу.

Однажды Ефимович пригласил меня в… цирк. Пришла его жена. После представления мы пошли вместе с одним французом в ресторан ВТО. Разумеется, здесь Сашу тоже знали очень хорошо, и потому обслуживали нас по первому разряду. Превосходная еда чередовалась с обильной выпивкой. Француз выпил не на шутку и, когда мы вышли из ресторана, выяснилось, что он оставил там свой «case». И тотчас, не успели мы ахнуть, как увидели спешащего к нам администратора с «драгоценной пропажей». Он настолько спешил, что даже не накинул на себя верхнюю одежду, хотя погода была минусовая. Француз остался доволен и всю дорогу бормотал слова благодарности в адрес «милых русских людей».

…Застал я в театре на Таганке и ту пору, когда там строилась вторая сцена. В «администраторскую» частенько захаживал зам. директора по строительству, и мы говорили о шахматах. Думаю, что по интересу шахматы занимали второе место после театра, а матчи знаменитостей вызывали такой же интерес у деятелей культуры, как очередная шумная премьера.

Днем, если я сидел у Ефимовича, мы иногда заглядывали в театральное кафе, там кормили проще, чем в упоминавшемся баре, но актеры не привередничали, да и нам было не скучно…

…Однажды на свой день рождения я был приглашен на спектакль «Мастер и Маргарита». И Ефимович приготовил мне сюрприз: сказал, что на моем сиденье будет как бы невзначай лежать пачка талонов. А что будет дальше, я увижу сам…

И в самом деле: как только я сел, то увидел эту пачку, посмотрел внимательнее и – о чудо! – это были талоны с билетами на утренние спектакли «Таганки». И тут на авансцене показался сияющий Ефимович; обратившись к публике, он сказал:

– Пусть встанет тот, кто нашел на своем сиденье пачку с талонами!

Я встал, довольный и радостный.

Ефимович показал на меня и добавил:

– Этот человек получает подарок от театра – билеты на все утренние наши спектакли!

Зал зааплодировал.

…Шло время, и с 1986 года я сам стал учиться актерскому мастерству в театре-студии песни. Да и в «администраторской», у Ефимовича, происходило разное и всякое.

Но театр песни – это уже не тот театр, где смеялся Фарада, пели старинные романсы и происходили движения, приведшие к трагическим изменениям в театре на Таганке.

Во ВГИКе

Жизнь моя, начальный возраст, детство нашего кино!

А потом придут оттенки, а потом полутона,то уменье, та свобода, что лишь зрелости дана.А потом и эта зрелость тоже станет в некий часдетством, первыми шагами тех, что будут после насжить, участвовать в событьях, пить, любить,                                                              идти на дно…Жизнь моя, мое цветное, панорамное кино!Я люблю твой свет и сумрак – старый зритель,                                                              я готовзанимать любое место в тесноте твоих рядов.Но в великой этой драме я со всеми наравнетоже, в сущности, играю роль, доставшуюся мне.Даже если где-то с краю перед камерой стою,даже тем, что не играю, я играю роль свою.И, участвуя в сюжете, я смотрю со стороны,как текут мои мгновенья, мои годы, мои сны,как сплетается с другими эта тоненькая нить,где уже мне, к сожаленью, ничего не изменить,потому что в этой драме, будь ты шут или король,дважды роли не играют, только раз играют роль.И над собственною ролью плачу я и хохочу.То, что вижу, с тем, что видел, я в одно сложить хочу.То, что видел, с тем, что знаю, помоги связать в одно,жизнь моя, кинематограф, черно-белое кино!

…Летит время, летит, стремительно, как пуля, только свист у виска – фь-и-ить! И не успеешь оглянуться, как уже и десятилетия не бывало.

Да что там десятилетия?!

40 (напишу словами: сорок!) лет назад назад, в 1975 году, я поступил во ВГИК – Всесоюзный государственныцй институт кинематографии.

Это до сих пор недооценное мное событие.

Наверное, казалось, что еще месяц был резервным (август) – и потому, набрав максимальное количество баллов – я достойно сдал математику, историю СССР, сочинение и географию, – я счел происходящее само собой разумеющимся. Чуть позже, правда, позвонил домой. И… дома были довольны. Мы сходили в ресторан, и я поехал на дачу. Встретил тетку. И она с мужем похлопала мне (как на спектакле).

Ах, этот сладостный шум оваций!…

…В сентябре началась учеба.

Я поступил на экономический факультет, и у нас были экономические дисциплины. Однако в 9 утра демонстрировали фильмы в рамках курса «Советское кино» (во ВГИКе на этажах располагались уютные кинозалы).

Начиная со второго семестра, декан нам выделил «вакантный» день и, начиная со второго курса, мы с однокурсником стали ходить в ресторан «Арагви». Разумеется, там надо было за все платить; и все же «Арагви» оказался вкусным и недорогим рестораном. Во всяком случае, стипендии было достаточно (а я получал повышенную).

Чтобы каждый «вакантный день» ходить в ресторан, мы встречались с приятелем в 2 часа дня. Ресторан уже открывался. В очереди одних разговоров о футболе было полным-полно. Да и сама атмосфера за столиком была исключительно приятной. Даже при завершении посещения, в гардеробе, нас вежливо встречали и подавали пальто.

Конечно, нужно было заплатить копейки.

Но мы старались (было принято).

Кстати, во втором семестре мы ходили на перемене на ВДНХ в кафе «Выставочное», а вечером захаживали на второй этаж в коктейль-бар.

Что же касается самой учебы, то у нас была экономическая учеба, но дисциплины, нужные на студии, мы изучали.

На этажах учились актеры, и мне как неофиту от кино интересно было смотреть на их репетиции.

Во ВГИК заглядывали известные актеры и певцы, и мы встречали их с интересом и почтением.

Нередко в залах нашего института показывали фильмы из Госфильмофонда, которые в кинотеатрах увидеть было нельзя.

Подходило к завершению время учебы, и меня вызвали на распределение. Я спросил по поводу «Мосфильма», но Барышников (пом. начальника управления Госкино СССР) сказал:

– Мы предлагаем вам работать на «Центрнаучфильме».

Не могу сказать, что это предложение меня сильно обрадовало. Но по некоторому размышлению я пришел к выводу, что необходимо соглашаться, прибыл в отдел кадров и сказал, что согласен (не было у меня иного выбора).

Да, время студенчества было интересным (чего только стоили каникулы в Болшево)!

Но юность встречала нас своими реалиями; начиналась работа, начинались студийные съемки (мне предложили должность директора фильма), и многое из студенческих времен стало воспоминанием, как чувство и радости и стремления к самовыражению, и, наверное, юность выразила себя.

Потому как учеба во ВГИКЕ (даже на экономическом факультете) была для меня несомненным достижением.

На даче, или Когда деревья были большими…

Другая жизнь, а образы все те же:Шарманщик стар и попугай слезлив.И бремя счастья обжигает реже.Чем в те года, когда я был красив.Меня зовет давнишний полустанок,Где пыль не горькая и ноты сожжены,Где средь изысканных напевов итальянокЛишь недоступен только шепот тишины.И первый день припоминаю реже,Когда свистал непрошеный мотив:«Другая жизнь, а образы все те же —Шарманщик стар и попугай слезлив».

Происходило это во времена оно. Когда многое было туманным и «деревья были большими».

Кто знал, на пороге каких событий стоит моя жизнь?

Кто знал, что там, творится в прошлом?

Кто знал, что сулит нам будущее?

Вопросы, они возникли позже, они и сейчас остаются вопросами.

Но тогда…

Тогда было тихое утро, ясное небо над головой и звенящие голоса леса.

Тогда дача казалась мне Берендеевым царством, миром, полным загадок и превращений.