Ослепленная правдой - Стефани Майер

Хотя слепец двигался по гостиной с благоразумной медлительностью, ведя блуждающей  рукою вдоль стены, он все же смахнул на пол нежданно возникшую на пути вазу с цветами.  Сам ли он позабыл о ней, жена ли оставила перед уходом, чтобы по возвращении водрузить ее  на подобающее место, - неизвестно. Он наклонился, ощупью оценивая размеры ущерба. Вода  лужицей стояла на вощеном полу. Слепец решил подобрать цветы, но не подумал об осколках и  один, длинный и очень тонкий, тотчас засадил себе в палец, отчего, то есть от боли и  потерянности, ослепленный белизной, заполонившей дом, где между тем с наступлением  вечера сгущались сумерки, снова расплакался как ребенок. Не выпуская цветов, чувствуя, как  сочится кровь, он, изогнувшись всем телом, запустил здоровую руку в карман, исхитрился  вытащить платок, обернул им, как сумел, палец. Потом, ощупывая дорогу, спотыкаясь, огибая  мебель, ступая осторожно, чтобы не запнуться ногой о ковер, добрался до дивана, где они с  женой смотрели прежде телевизор. Уселся, положил цветы на колени и очень осторожно  размотал платок. Встревожился, что кровь такая липкая, подумал, наверно, это оттого, что не  видна, стала она чем-то бесцветным и вязким, чужеродным и посторонним, принадлежащим  ему и вместе с тем - подобным угрозе, от него исходящей и на него же направленной.  Медленно-медленно, едва касаясь, здоровой рукой нащупал тонкую стеклянную занозу,  острую, как крошечный клинок, ухватил ее ногтями большого и указательного пальцев и, не  сломав, выдернул всю целиком. Снова обмотал поврежденный палец платком, стянул потуже,  чтобы унять кровь, и в изнеможении, будто капитулировав, откинул голову на спинку дивана.  Уже очень скоро из-за одного из тех сбоев, которые нередко дает наша плоть в минуты  отчаянья или тоски, хотя по формальной логике именно тогда нервам полагалось бы напрячься  и быть настороже, он впал в какое-то забытье, не такое глубокое, как сон, но столь же тяжелое.  И тотчас же приснилось ему, что он играет в давнюю вышеупомянутую игру, что открывает и  закрывает глаза и всякий раз, будто вернувшись из дальних и долгих странствий, обнаруживает,  что вокруг незыблемо и неколебимо ожидают его черты и краски привычного мира. Но он  чувствует, как успокоительную непреложность точит и размывает глухое сомнение: быть  может, все это только лживый сон, от которого он рано или поздно очнется, не зная, впрочем,  что за явь будет ждать его. Затем, а собственно говоря, за чем за тем и можно ли назвать этим  словом то, что длилось всего несколько мгновений, он уже вернулся в состояние  полубодрствования, которое подготавливает пробуждение, и очень основательно рассудил, что  нехорошо пребывать в подобной нерешительности на грани сна и яви, яви и сна, пора делать  выбор, пришел срок рискнуть и смело спросить себя: А что я тут делаю, с цветами на коленях и  с закрытыми глазами, которые вроде бы опасаюсь открыть. А что ты тут делаешь с цветами на  коленях, спишь, что ли, спросила жена.

И, не дожидаясь ответа, принялась подбирать осколки вазы, затирать лужу с некоторым  вызовом, а приговаривать - с досадой, которую и не трудилась скрыть: Мог бы, между прочим,  и сам, чем валяться на диване с таким видом, будто ты ни при чем. Он молчал, опущенными  веками оберегая себя, и: А что, если сейчас открою глаза и увижу, словно разрядом тока,  пробила его неожиданная мысль, жгучая надежда. Подойдя поближе, жена заметила  окровавленный платок, и раздражение ее моментально угасло: Бедненький, как это ты  умудрился, жалостливо приговаривала она, разматывая импровизированную повязку. Тогда он  всеми силами души пожелал увидеть жену, стоящую на коленях возле дивана, а потом, уже  зная, что не увидит, открыл глаза. Проснулся наконец, соня ты этакий, с улыбкой проговорила  она. Я ослеп, сказал он, я не вижу тебя. Перестань, сказала она, что за глупые шутки. Дорого бы  я дал, чтобы это была шутка, только я и вправду ослеп и ничего не вижу. Пожалуйста, не пугай  меня, посмотри на меня, вот сюда, сюда, я здесь, и свет горит. Я знаю, что ты здесь, я слышу  тебя и ощущаю, я понял, что ты зажгла свет, но ничего не вижу. Она заплакала, вцепилась в  него, ухватила за плечи: Неправда, скажи, что это неправда. Цветы рассыпались по полу, из  пораненного пальца вновь закапала кровь, а он тоном, каким говорят: Все не так уж скверно,  пробормотал: Все сплошь какое-то белое, и улыбнулся печально. Жена села рядом, крепко  обняла, осторожно поцеловала его лоб, щеки, нежно и бережно прикоснулась губами к глазам:  Все пройдет, вот увидишь, все скоро пройдет, ты ведь не болел, так не бывает, чтобы вдруг, ни  с того ни с сего. Да, наверно. Расскажи мне все, что ты почувствовал, как это случилось, где,  когда, нет, постой, прежде всего надо посоветоваться с окулистом, у тебя есть какой-нибудь  знакомый доктор. Нет, ни ты, ни я не носим очков. А если поехать в больницу. Для слепых  неотложной помощи нет. Ты прав, лучше проконсультироваться с окулистом, сейчас найду в  адресной книге такого, кто принимает неподалеку от нас. Поднялась, спросила: Есть разница.  Ты о чем. Я погасила свет, ты заметил какую-нибудь перемену. Нет, ничего. Что значит -  ничего. Ничего, вижу все ту же белизну, для меня темноты словно вообще не существует.

Он слышал, как жена шуршит перелистываемыми страницами, дует, чтобы разлепить их,  как вздыхает и наконец произносит: Вот этот должен подойти, господи, хоть бы он согласился  нас принять. Набрала номер, уточнила, туда ли попала, спросила, принимает ли доктор и может  ли он взять трубку, нет-нет, он меня не знает, это очень срочно, да, пожалуйста, понимаю, ну,  что же, могу и вам сказать, но прошу немедленно передать доктору, дело в том, что мой муж  внезапно ослеп, да-да, именно так, нет-нет, он не ваш пациент, он даже очки не носит и никогда  не носил, у него стопроцентное зрение, как и у меня, я тоже превосходно вижу, да-да, большое  спасибо, я подожду, здравствуйте, доктор, да, внезапно, по его словам, вокруг только белое, я  сама не знаю, не успела толком расспросить, я только вернулась со службы и обнаружила его в  этом состоянии, может быть, вы сами спросите, ах, огромное вам спасибо, мы немедленно,  немедленно будем у вас. Слепец поднялся. Погоди, остановила его жена, сначала надо  обработать твой палец, она вышла и через несколько мгновений вернулась с перекисью, йодом,  ватой и прочим содержимым аптечки. Смазывая и перевязывая, она спрашивала: А где ты  оставил машину, и внезапно: Но как ты доехал, ведь ты вести не мог, или это случилось уже  дома. Нет, на улице, когда я остановился на светофоре, какая-то добрая душа довезла меня,  машину мы оставили в переулке. Ну, что, сказала женщина, идем, ты постоишь в подъезде,  пока я подгоню, а где ключи. Не знаю, он мне их не вернул. Кто он. Добрая душа, которая  привезла меня, обитает в теле мужчины. Но они должны быть где-то здесь. В комнате не ищи,  он не прошел дальше прихожей. Где же они. Наверно, машинально унес их с собой. Только  этого нам не хватало. Возьми запасную пару, потом найдем. Ладно, пошли, дай мне руку.  Слепец сказал: Если так все останется, я жить не буду. Ради бога, не говори глупостей, за глаза  хватит и того, что уже случилось. За глаза, говоришь, это ведь я ослеп, не ты, а я, и потому не  можешь знать, что случилось. Доктор тебе поможет, вот увидишь. Увижу.

Вышли. Внизу, в подъезде, жена зажгла свет, шепнула: Жди меня здесь, появится кто из  соседей, держись как ни в чем не бывало, говори, что ждешь меня, глядя на тебя, никто и не  подумает, что ты не видишь, нечего всех посвящать в нашу жизнь. Давай поскорей. Женщина  выбежала на улицу. Никто из соседей не появился. По опыту прошлых лет слепец знал, что,  когда вестибюль освещен, слышится легкое гудение автоматического счетчика, и потому, как  только оно стихало, нажимал на выключатель. Свет для него превратился в звук. Почему же так  долго нет жены: переулок, где они оставили машину, был метрах в восьмидесяти, от силы - в  ста. Врач до ночи дожидаться не станет, подумал он. И бессознательным движением поднял на  уровень глаз левое запястье, намереваясь взглянуть на часы. Сморщил, словно от внезапной  боли, губы, поблагодарил бога за то, что никто из соседей не появился в эту минуту рядом, ибо  первое же слово, обращенное к нему, пресеклось бы рыданием. Было слышно, как у подъезда  остановился автомобиль. Наконец-то, подумал слепец и тотчас удивился непривычному звуку.  Это дизель, это такси, сказал он и еще раз нажал на кнопку. Жена, вбежавшая в подъезд, была  вне себя. Этот твой благодетель, добрая душа, угнал у нас машину. Не может быть, ты плохо  смотрела. Я хорошо смотрела, слава богу, не слепая, последние слова вырвались у нее словно  сами собой, ты ведь сказал, что машина в переулке за углом, там ее нет, так что либо вы  оставили ее еще где-то, либо. Да нет же, я уверен, что она там. Значит, она испарилась. Так,  значит, ключи, начал он и осекся. Да-да, он воспользовался тем, что ты не в себе, и ограбил нас.  А я ведь даже побоялся впустить его в дом, а побыл бы он со мной до твоего возвращения, то не  сделал бы этого. Ладно, пошли, такси ждет, но, клянусь, я отдала бы год жизни, чтобы этот  подонок тоже ослеп. Тише. И чтобы его тоже обобрали до нитки. Может быть, он еще появится.  Ну конечно, завтра же постучит в двери, скажет, что это он по рассеянности, извинится и  справится о твоем самочувствии.