Надежда после жизни - Рина Кумихо

Я отворачиваю край железного листа. Он со скрипом отъезжает, открывая мне неровный и рваный проход внутрь. Туда, куда я так стремлюсь.

Сомнений нет ни на секунду. Я делаю первый шаг и мое сердце заходится в частом стуке. Я кладу руку на грудь, чтобы успокоиться. Пытаюсь выровнять дыхание. С трудом, но это получается. Я шагаю вперед.

Проход занимает несколько метров. Толщина стен поражает. Стена — это мощь.

Наконец-то, конец. Я выхожу в какую-то низину, где все давным-давно заросло кустарником и вековыми деревьями. Их сильные толстые ветки склоняются прямо к земле, создавая под собой что-то вроде укрытия. Здесь можно укрыться. Я делаю себе мысленную пометку. Так… на всякий случай. Отец научил меня просчитывать наперед возможные исходы своих решений и я готова отвечать за их последствия.

Надеваю мокрый рюкзак на спину, а куртку скручиваю и стараюсь выжать посильнее. Я здесь. Когда-то тут была и моя мама с отцом, только идя в обратном направлении. Меня охватывает волнение, которое я не испытывала ранее.

Надо двигаться.

Из рассказов отца, я знаю, что семья мамы жила недалеко от стены. Они были из рабочего района. Не самое защищаемое место в гетто. Значит и добраться незамеченной будет гораздо проще. Поднимаюсь по склону, видя уже старые завалы покрышек и пробитых железных бочек, которые уже никому не нужны. Все здесь пахнет старьем и ненужностью. Все покрыто пылью. Люди тоже ходят тенью, что сливаются со всем серым пейзажем этого места. Я уже вижу парочку парней, которые неспешно идут по улице, не торопясь. Весь их вид говорит о пофигистичности. Их освещают редкие фонари, что установлены по тротуару. Они выглядят на двадцать лет или чуть больше. Я наблюдаю за ними из-за старой машины; у нее выбиты стекла и фары, помят бампер.

Парни о чем-то переговариваются и громко смеются. Девушек на улице не видно. Я помню про рассказ отца о запрете для девушек выходить после комендантского часа. Неужели, он все еще действует? Ради чего все еще запирать девушек и подчинять своей воли? Кто-то явно наслаждается этим…

Они скрываются за углом двухэтажного старого домика. Темнота укутывает их. Я решаюсь выйти, скрываясь от фонарей и их света.

Дом моей матери должен быть в конце улицы. Я же сейчас нахожусь рядом со зданием на котором написано «Больница». Но в ней не горит свет. Она заброшена и ее окна заколочены досками. Где же лечат всех, кто живет здесь?

Мне все меньше и меньше нравится это место.

Перебежками я пересекаю дорогу и скрываюсь в тени дома, что находится рядом. Уже через пять минут я достигаю цели — дом моей мамы, где она выросла и где жила. Я с жадностью разглядываю его, впитывая каждую его деталь. Мне он нравится, пусть он старый и давно требует ремонта.

Дом минимум требует покраски и замены старых досок. Окна хлипкие и держаться на честном слове. Я хочу подойти ближе, но мне мешает свет, что вспыхивает в коридоре. Кто-то планирует выйти на улицу в такой час?

Я скрываюсь в кустарнике. Наблюдаю.

На крыльцо выходит старая женщина. Она вся в морщинах и ее руки трясутся. Она измождена и сгорблена. Я бы не смогла определить сколько ей лет.

Ее темно-каштановые волосы с проседью убраны в шишку. Он просто стоит на крыльце и вглядывается вдаль. Мимо меня. Поверх моей головы. Она словно в трансе. Она смотрит в сторону откуда я пришла. На стену. Или, может быть, она пытается разглядеть что-то за ней?

Неужели… это моя бабушка?

На глаза наворачиваются слезы. Она может быть той, кто растил и видел мою мать, кто может обнять меня и приласкать, когда мне будет одиноко или мой разум захватит бессонница. Я беззвучно открываю рот и тут же по моим щекам бегут непрошеные слезы.

Надо выйти к ней? Признаться ей кто я?

Если я останусь здесь и не решусь, то вся моя вылазка и опасное путешествие напрасны. Надо решиться.

Я выхожу из своего убежища. Пока женщина меня не замечает, но она напрягается и начинает вглядываться в темноту. Через секунду она замечает меня и ее глаза округляются. Она протягивает ко мне руки и спускается по лестнице вниз на дорожку.

— Ты… — произносит она. Я таю дыхание в ожидании ее продолжения слов. Но она молчит. И вновь становится отрешенной. — Простите, вы что-то хотели? Вы заблудились? К кому вы приехали?

— Я…

— Просто, видно, что вы не из этих мест. Вы из центра или из торгового района? Вы же знаете, что нельзя находится в это время на улице, — качает головой она; ее глаза глядят на меня, по-отечески, осуждающе. — Так к кому вы?

— Простите, — лепечу я. — я ищу тех, кто жил здесь, — указываю я на ее дом. Женщина глядит на меня и не понимает. — Моя мама… она жила здесь.

Проходит минута прежде, чем оттаивает и спрашивает меня женщина:

— А как звать вашу мать? — в ее голосе слышится надежда на чудо.

— Звали, — поправляю я ее. Она дергается, словно через нее проходит ток. — Вивиан. Ее звали Вивиан. Я ее дочь — Надежда.

Я замираю. Ожидание.

Женщина утирает слезы, она не верит своим глазам. Теперь она подходит ко мне вплотную и касается моего лица, вглядываясь.

— Ты… ты так похожа на нее! — улыбается она сквозь слезы. Я тоже плачу; не могу сдержаться. — Идем! — спохватывается вдруг моя бабушка (я уже уверена в этом) и тащит меня в дом. Ее рука цепко держит меня за запястье. Она сильная, несмотря на возраст и те печали, что свалились на ее плечи. — Тебе нельзя здесь быть. Кто-то может увидеть! — мы синхронно оглядываемся по сторонам и входим в дом.

Я внутри дома моей мамы. Улыбка шире и шире. Я закрываю глаза и с чувством вдыхаю воздух, который царит здесь, стараясь запомнить его навсегда. Он пахнет выпечкой, лавандой и немного затхлостью.

— Что с тобой? — испуганно спрашивает меня бабушка. Она дергает меня за руку. — Тебе плохо?!

— Нет, все хорошо. Я просто… хочу запомнить все это.

— Ты знаешь кто я? — берет мои руки в свои она.

— Да. Вы — моя бабушка.

Она кивает мне.

— Я так рада видеть тебя, моя девочка! — обнимает она меня. Я обнимаю ее в ответ. Вначале робко, но потом смелее. — Так рада! Я так скучала по моей Виви… так скучала. А тебя я и видела всего лишь пару минут после твоего рождения. И все. Малышка, ты такая взрослая. Дай мне посмотреть на тебя во всей красе! — просит она меня и отходит на пару шагов. Я теряюсь. — Красавица! — делает свой вывод она. Я выдыхаю, словно это самое важное, что я должна была услышать.

— Вы видели меня?

— Да, да!

Мы проходим в комнату, где стоит огромный диван и телевизор. Бабушка усаживается и усаживает меня. Мои руки она не выпускает.

— Расскажи мне, как ты жила все эти годы? Где вы жили? Я так скучала по тебе, дорогая!

— М-м-м… — я не знаю, что говорить. То, что нельзя говорить наше убежище с отцом — это факт, но мне от этого не лучше. — хорошо жила. Мы с отцом жили очень хорошо.

— А где, ты мне не скажешь же верно, — улыбается мне она. Я смущена. — Верно, — отвечает сама себе моя бабушка. — ты будешь защищать отца до самого последнего. Так же как и делала твоя мать.

— Отец тоже защищал ее до последнего.

— Папина дочка? — смеется, утирая слезы, бабушка.

— Извините.

— С чего вдруг? Не извиняйся. И не говори мне «вы». Я твоя бабушка. Назовешь меня так?

— Да, — шепотом произношу я. Мое дыхание сбивается. — бабушка.

Я произнесла это. Теперь, моя семья уже не состоит из двух: меня и отца. Теперь, есть и бабушка.

— Отлично. Я так рада видеть тебя.

— Я боялась, что вы не захотите видеть меня.

— Ну что ты, дорогая! — гладит она меня по щеке. — Ты такая худенькая. В тебе лишь кожа и мышцы.

Я разглядываю бабушку, ища черты лица моей матери. Она делает тоже самое.

— А… где ваши дядя Оливер и тетя Ванесса? — вглядываюсь я внутрь дома. Дом отвечает мне тишиной.

— А они не живут здесь.

— Да? — я немного разочарована. — Жаль.

— Да, жаль. Просто, Оливер живет с семьей на другом конце улице, а Несс… она в центре.

— В центре?

Я мало знаю об устройстве гетто, но в курсе того, что центр — это место для привилегированных. Избранные. В центре же находится и здание управления с мэром во главе.

— Она, наверное, там живет с мужем?

— Нет. Несс не вышла замуж…

Бабушке явно не по себе от этой темы. Она теряется и отводит свои глаза. Я чувствую ее боль.

— Что с ней?

— Она танцует там.

— Танцы, — думаю я над этим словом. Что они под собой подразумевают?

— Она танцует в клубе для… богатых мальчиков.

На этом бабушка встает и выходит из комнаты, оставляя меня одну. Не все гладко. Мне хочется помочь своей семье. Но что я могу сделать?

Глава 2

У меня еще есть время до рассвета. Немного. Но оно есть.

Я решаю заглянуть в центр, чтобы повидаться с тетей.

Выпросив адрес клуба у бабушки, я заверяю ее, что вернусь не позже, чем через два часа. Она отпускает меня, но не хочет этого делать. Она боится за меня.