Пленница - Виктория Холт

Мистер Долланд рассказывал нам о днях своей юности, когда он мечтал стать великим актером. Судьба распорядилась иначе, предоставив его в наше распоряжение, за что мы были ей благодарны, хотя искренне жалели мистера Долланда. Ему досталось несколько ролей без слов, а однажды он играл призрака в «Гамлете». Он даже работал в одной труппе с самим Генри Ирвингом. С тех пор он внимательно следил за карьерой великого актера, а несколько лет назад видел своего кумира в знаменитой роли Матиаса в «Колокольчиках».

Иногда он развлекал нас сценами из этой пьесы, и тогда в кухне воцарялась мертвая тишина. Я сидела рядом с нянюшкой Поллок, вцепившись в ее руку. Выступления мистера Долланда бывали особенно эффектными, когда за окном завывал ветер, а по стеклам барабанил дождь.

— Именно в такую ночь был убит польский еврей, — глухим голосом вещал мистер Долланд, — а мы дрожали от страха.

После таких монологов я долго не могла уснуть и, лежа в кровати, испуганно вглядывалась в темноту, ожидая, что сейчас из мрака появится убийца.

Все мы глубоко уважали мистера Долланда. Впрочем, уважения он заслуживал бы в любом случае, но способность развлекать нас снискала ему еще и нашу любовь. И если театральный мир так и не смог оценить его по достоинству, то обитатели дома в Блумсбери стали восторженными почитателями его таланта.

С этой кухней связаны мои самые счастливые воспоминания. Окружавшие меня люди являлись моей семьей, и я не чувствовала себя обделенной любовью и заботой.

В те дни я осмеливалась войти в столовую, только заручившись поддержкой Дот. Я подавала ей столовое серебро, которое она раскладывала рядом с приборами. Затаив от восхищения дыхание, я наблюдала, как ловко она встряхивает салфетки и складывает из них причудливой формы фигурки.

— Какая прелесть, правда? — спрашивала она, любуясь собственными творениями. — Хотя им все равно нет до этого никакого дела. Только и знают, что говорят, и к тому же совершенно невозможно понять, о чем они толкуют… все больше о мертвецах и давно минувших днях… так и кажется, что они и сами сейчас испарятся. А уж как их это все волнует…

Вместе с Мег я обходила весь дом. Когда она меняла постельное белье, я разувалась и прыгала по пуховым перинам, радуясь тому, как тонут в них мои ноги.

Потом мы вместе застилали свежие простыни.

— Мягкая подушка, свежая простынка, а под ней уютная пуховая перинка, — напевала она.

— Вот так, — наставляла меня Мег. — Подоткни одеяло получше. Ты же не хочешь, чтобы их ноги высунулись из-под одеяла? Они застынут, что тот камень, в честь которого тебя нарекли.

Таким образом, моя жизнь меня полностью устраивала и я ничуть не страдала от недостатка интереса со стороны родителей. Напротив, я была очень благодарна своему тезке, а также всем египетским королям и королевам, всецело поглощавшим внимание и время моих родителей, не позволяя им заниматься мной. Я была счастлива, застилая постели, накрывая на столы, наблюдая за тем, как миссис Харлоу режет мясо или взбивает пудинг, не забывая время от времени сунуть лакомый кусочек мне в рот, слушая драматические монологи из незадавшегося театрального прошлого мистера Долланда. А когда я нуждалась в утешении, меня всегда были готовы принять ласковые руки нянюшки Поллок.

Так что у меня было счастливое детство, и во внимании родителей я нисколько не нуждалась.

А потом наступил день, когда в наш дом должна была прибыть мисс Фелисити Уиллс, племянница профессора Уиллса. Ей предстояло стать моей гувернанткой и заняться зачатками моего образования.

Я услышала, как у входной двери остановился кеб. Мы все столпились у окна детской: я, нянюшка Поллок, миссис Харлоу, Дот, Мег и Эмили.

Я увидела, как она вышла из экипажа и возница поднес ее сумки к двери. Она показалась мне совсем юной, беспомощной и ни капельки не страшной.

— Совсем девчонка, — прокомментировала нянюшка.

— Это еще ни о чем не говорит, — изрекла миссис Харлоу, твердо решившая остаться пессимисткой. — Как я вам уже говорила, внешность бывает обманчива.

Наконец мне поступило приглашение спуститься в гостиную. Нянюшка одела меня в чистое платье и причесала мне волосы.

— Ничего не бойся и будь умницей, — напутствовала она меня. — Тебе нечего стесняться, и нянюшка тебя любит.

Я пылко ее поцеловала и отправилась в гостиную, где меня ожидали родители вместе с мисс Фелисити Уиллс.

— А, Розетта, — произнесла мама. Так быстро узнать меня ей, наверное, помогло то, что они больше никого не ожидали. — Это твоя гувернантка, мисс Фелисити Уиллс. Мисс Уиллс, это наша дочь Розетта.

Фелисити подошла ко мне, и мне кажется, я ее тут же полюбила. Она была такая грациозная и хорошенькая, как картинка, которую я уже где-то видела. Она взяла мои руки в свои и улыбнулась мне. Я улыбнулась в ответ.

— Боюсь, вас ожидает непаханое поле для работы, мисс Уиллс, — опять заговорила мама. — Розетту еще ничему не учили.

— Я уверена, что она уже много знает, — ответила мисс Уиллс.

Мама только пожала плечами.

— Розетта может показать вам классную комнату, — произнес отец.

— Отличная идея, — откликнулась мисс Уиллс.

Она с улыбкой обернулась ко мне.

Худшее осталось позади. Мы вместе покинули гостиную.

— Она на самом верху, — сообщила я.

— Да, как всегда. Наверное, чтобы занятиям никто не мешал. Я надеюсь, мы с тобой поладим. Так значит, я твоя первая гувернантка?

Я кивнула.

— Вот что я тебе скажу, — продолжала она. — Ты — моя первая ученица. Так что мы с тобой обе начинающие.

Это сразу же нас очень сблизило. Я почувствовала себя намного счастливее, чем утром, когда проснулась и вспомнила о неминуемом прибытии гувернантки. Мое воображение рисовало свирепую старуху, оказавшуюся хорошенькой девушкой. Ей от силы было лет семнадцать, и она сама призналась, что еще никогда и никого не учила.

Это был очень приятный сюрприз. Я поняла, что теперь у меня все будет хорошо.

Моя жизнь приобрела новый смысл. Я очень стыдилась своей невежественности, но с радостью обнаружила, что действительно довольно много знаю.

Каким-то образом, с помощью мистера Долланда, я научилась читать. Я разглядывала картинки в Библии и любила слушать, как мистер Долланд рассказывает библейские истории, что он делал очень выразительно. Эти картинки пленяли мое воображение. Рахиль у колодца. Адам и Ева, изгнанные из райского сада и через плечо оглядывающиеся на ангелов с огненными мечами. Иоанн Креститель, проповедующий, стоя в воде. Разумеется, я неоднократно слышала монолог Генриха V перед битвой в исполнении мистера Долланда, успела выучить его наизусть и с удовольствием декламировала, не говоря уже об отрывке «Быть или не быть». Мистер Долланд любил воображать себя Гамлетом.