Дословный мир. Третья книга стихов - Александр Цыганков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Пускай и в романтичном ореоле,
Свобода без жестокости – не боле,
Чем Дарвин для ребёнка, просто деда
Похожий на нетрезвого соседа.
И в мире Первозванного Андрея
Он так же избегал, как брадобрея.
3
В суровом стиле – живопись начала
Не века, а готического зала,
Где в самой сердцевине анфилады
Большая композиция осады
Огромной крепости крутой эпохи.
Над городом кровавые сполохи —
Как у Брюллова. Падая в пейзаже,
Тираны воскресают в Эрмитаже
И служат не уроком, а каноном, —
Придвинутые к мраморным колоннам,
Как будто ждут прихода Алигьери
В средневековом этом интерьере.
5–6.2007
Просодия. Пение на ходу
1
В том городе, где средние века
Пересеклись с эпохою расцвета
Науки и печатного станка,
Я в новый век, в сороковое лето,
Вошёл и не заметил, что вполне
Оправдано внезапным переходом
Кочевника к оседлости – в стране,
Освоенной торгующим народом.
Пронизан воздух боем часовым.
Сумятица. Скопление народа.
Поток машин преобразует в дым
Программу из поэмы Гесиода.
И над землёй ночной звезды отвес,
Что выпрямил когда-то человека,
Как маятник в механике небес
С картинки девятнадцатого века.
Всё связано. Калейдоскоп времён.
Синоптик по заказу гоминида
Даёт прогноз миграции племён —
В границах геометрии Эвклида.
И свет, и время вектором к земле
Направлены – к тотальному исходу,
К падению в единственном числе
Икара в ледниковую природу.
2
В том городе, над синею рекой,
Я верил, не испытывая веру.
И царь-комар, как мытарь городской,
Испытывал меня, порой – не в меру.
Когда бы не урок: «Будь глух и нем»,
Наверное, не выжил бы. Тот город
Теперь в другой эпохе вместе с тем
Двором, где был и голоден и молод,
Но как любил! И правил черновик,
Катренами, выстраивая строки.
Так было легче пересилить крик
И сохранить свидетельства, вещдоки
Того, чем жил, но, забывая – как,
Склонялся к осмыслению дороги.
Стремился вверх и попадал впросак.
Слагал элегии, читал эклоги.
И больше чем портрет, любил пейзаж,
Исполненный по осени с натуры,
В том городе, где небо – как витраж
Среди возвышенной архитектуры.
И звонницы одетые в леса,
И древние постройки на обрыве,
И жителей тревожные глаза —
Глядят мне вслед в обратной перспективе.
3
В том городе подземная река,
Как скрытая от смертных Гиппокрена,
Ещё выносит в мир из родника
Потоки из эпохи плейстоцена…
Но дальше – осторожней! Перебор
Грозит потерей сна, как части речи,
И памяти, что сводит кругозор
К отрезку времени и месту встречи.
Труды и дни! Наивный Гесиод
Не разгадал в Божественной картине
Простой круговорот проточных вод
Как следствие, влекомое к причине.
И нет уже ни города, ни той
Мелодии, что рождена до слова.
И снится нам тот город золотой
Под мягкий баритон Гребенщикова.
Расплывчато, но верно. Городов
Пределы, словно небеса святыми,
Как воздухом, до самых облаков,
Пронизаны мечтами золотыми.
И в окнах золотой вечерний снег
Горит, как свет во тьме пирамидальной.
И город как спасительный ковчег
Подходит к лирике исповедальной.
3.2006
Последний островок
Последний островок весеннего снежка…
И всё! И мишура слетает понемногу.
Как выйду погулять, встречаю старика,
Что всякий раз один выходит на дорогу
И бродит день-деньской. И всякий раз, когда
Я – созерцая даль – закуриваю нервно,
То мыслю, что одна заветная звезда
Горит светлее дня в его душе, наверно.
3.2007
Костёр
Что было, то было. Костёр на поляне
В глубоком распадке с просветом в простор,
С прострелом для эха и речкой в тумане,
И невыразимая линия гор!
Вдруг вспыхнут, как в юности, жаркие споры
Поддатых геологов и работяг
Про эти же самые реки и горы!
И песня звучит про таких же бродяг.
И крепким словечком крутого расклада
Прокатится эхо из дальних полей
О том, как пропала вторая бригада.
Опомнись, романтик! Вернись, дуралей!
Но вместо ответа, как вызов по «скорой»,
Поход за мадерой в большое село.
И словно с распутинскою Матёрой
Прощанье с эпохой, и вновь на крыло!
Чтоб с неба взглянуть на великие реки,
На синий, подёрнутый дымкой простор
И вдруг осознать, что остался навеки
Костёр на поляне. Запомни! Костёр!
3.2007
Сухой апрель
Простите ж мне соблазны и грехи…
А. С. Пушкин
Конец апреля. В городе от пыли
Першит в гортани. Траурные дроги.
Так сухо, словно плакальщиц забыли,
Чтоб окропить российские дороги.
Видать, перебороли слёзы верой.
Молчать! Молчать… И нет вернее слова,
Раз проводы закончились премьерой.
В сокуровском прочтенье «Годунова».
25.4.2007
Затменная звезда
Задумчивое время на холстах
Художников эпохи вертограда!
Что в ягодных, что в ленинских местах —
От Красноярска до Калининграда —
Классические серые тона!
И ветрено, и холодно. В просторе —
Эпохой упоённая страна!
И жители, как витязи, в дозоре,
Вдыхают на морозе алкоголь, —
И на дворе, и в жилах – ровно сорок! —
Когда звезда по имени Алголь,
Меняя блеск, выходит на просёлок
И застит путь. Читай, наверняка
Летит во тьму. И глаз теодолита
Садится на маршруте старика —
От моря до разбитого корыта.
Как жаль, что нам всего не уберечь!
И мы росли среди картин и книжек…
И золотую рожь в родную речь
Вписал навек великий передвижник,
И смотрят в мир с классических холстов
Родные реки, нивы, горы, топи…
И в колорите царствует Серов
И с моря приближается к Европе.
Далёкое и близкое! Во мгле
Не блеск лучей, а выбор точки взгляда.
Я говорю о людях на земле!
Эпохам нашей жалости не надо.
5.2007
Крыло совы
Жили стаи рыб на вершинах вязов…
Квинт Гораций Флакк
У крика крыльев нет. И словно рыбы немы
И тени на воде, и отраженья, где мы,
Как пламя, гасим всё, что крик перекрывая,
Из нас глядит на дно, как будто рыбья стая.
Расходятся круги веков от сердцевины,
И тихо, как в сети Всемирной паутины,
И в кроне включен свет, но всяк туда входящий
Едва исторгнет крик, сольётся с настоящей
Великой пустотой – до слова и до света.
Сгорает в темноте прямая речь поэта!
Коснётся тишины крылом сова ночная,
И робкая листва, как будто рыбья стая,
Разрежет глубину и свяжет, как основа,
Взволнованную речь и сети рыболова.
4.2007
Невод полный серебряных блёсен
В понизовой тайге, там, где сказки длиннее, чем реки,
Непроглядная ночь – ни костра, ни окна вдалеке.
То ли духи плывут в небеса, то ли беглые зэки,
Как таймени, по дну, поднимаются вверх по реке.
Искромётный чалдон в обласке заряжает двустволку
И стреляет с воды – в темноту – для отвода души.
По-дурацки вполне! Словно сам человеку вдогонку
Всё кричал, как сорил, золотыми словами в глуши.
Ничего, ничего никому кроме денег не надо!
То ли время пришло, и срываются Гончие Псы
Со вселенских цепей. Наступают века звездопада,
И уходит земля – как песок – в золотые часы!
В непроглядную ночь – невод полный серебряных блёсен!
В ледяной перекат – искромётный чалдон с топором!
Словно знак водяной вдалеке отгоревшая осень
Рыжий профиль его всё рисует орлиным пером.
5.2007(11.2011)
Классический пример
Очерчивая круг метафорой крыла,
Как трудно разгадать, как сложно, в самом деле,
Осмыслить, почему – гроза уже прошла,
А дождь ещё идёт. И просто – как в новелле
«Орёл и Прометей». Крылатою мечтой
Растерзанная плоть – вот новая картина!
Над морем дышит грудь, и горы – под пятой,
И каждому – своя вторая половина!
И вновь рисует круг – во весь размах крыла! —
Орёл – как лейтмотив в развитии сюжета.
Но, может быть, простой метафора была,
И не был Прометей прообразом поэта.
Движение души не вырезать резцом.
Схождение огня не выразить стихами.
Классический пример – чернильница с пером —
Опасней, может быть, сражения с богами.
6.2007
Двойник
Ты остался один посреди пустырей и задворок,
Воплощая собой неизбежный для них снегопад,
И небесной золой покрывая доверчивый город,
Переводишь мечты, как часы, на столетье назад.
Проще некуда быть, чем холодным огнём на обрыве!
Разбери по слогам – и на землю звезда упадёт,
И в безлюдных полях, там, вдали за рекой, как впервые,
