Одиссея одинокого волка - Владимир Лиштванов

Некоторые личности, которые забывали «мы», а говорили «я», получали орден, или звезду Героя стоя во главе этой команды. В команде героем был каждый, но он не получал звезду Героя потому, что он был командой. Команда и корабль, это было одно целое. Все не могут быть подводниками, так же как художниками и музыкантами, мастерами художественных промыслов и учёными.

Это призвание даёт дар божий.

В зеркале, над глазами, возвышался покатый лоб, увенчивавшийся небольшой плешью, обрамлённой короткими седыми волосами. Нижняя часть лица окаймлялась аккуратно подстриженными усами с густой, короткой бородой, придавая законченный портрет старому варягу-подводнику. За эту бороду многие его называли: «Бородой».

Бороду, для придания имиджа, Николаич стал отращивать еще, будучи лейтенантом.

Казалось, она придаёт респектабельность и вызывает уважение в глазах окружающих, делая хозяина бороды взрослея. Устав службы не разрешал ношение бороды подводникам, так как она мешала при облачении в водолазный костюм. Усы можно было носить, а бороду – нет. Чтоб борода не мешала, он брил её около шеи, а саму бороду делал очень короткой. Чтоб снизу маска дыхательного аппарата охватывала лицо.

Николаич внимательно осмотрел лицо и, решив, что усы с бородой можно сегодня не подстригать, отправился собирать еду на сутки работы. После этого он оделся, взял всё необходимое и вышел из дома.

Было половина восьмого утра, но зимнее солнце не торопилось рассеивать ночную мглу. На лёгком морозце снег приглушенно поскрипывал под ногами. По дороге ему встречались пожилые мужчины в форме охранников.

Николаич, добрался до остановки и сел в подошедший автобус. Ехать пришлось минут сорок. На конечной остановке он вышел и направился к месту работы.

Это была, огороженная хлипким сетчатым забором, продуваемая всеми ветрами площадка, с будкой два метра на два у ворот. Она притаилась на окраине города между двух кладбищ: одного муниципального, а другого – частного. На площадке хранились новые автомобили отечественного производства от автоцентра «Глинозём». Здесь Николаич и работал охранником.

Грузно поднявшись по крутым железным порожкам, открыл дверь в будку.

– Что так тяжело дышишь, Борода? – поинтересовался Стас, которого сменял кап-два.

Стас Глинкин был года на три моложе, да не имел лишнего веса, поэтому выглядел подтянутей. В отличие от напарника он не носил ни усов, ни бороды, да и причёска была, как у Котовского.

– Лишних сорок кило веса дают о себе знать, – проговорит Николаич, переводя дух.

– Так давай бросай эту работу, зачем она нужна?

– Ты же знаешь, что я набрал кредитов. В ближайшие три года мне работу нельзя бросать. На одну пенсию не протяну. А потом, здесь я отдыхаю от дома и домочадцев.

– А мне надоело работать, думаю, весна наступит, и всё брошу.

– Ну и зря. Что тебе дома делать? С женой ругаться, да забубенивать? Так ведь и спиться можно.

– За эти гроши, что нам платят, охранять такие большие материальные ценности я не намерен. Я и начальству уже сказал, что мы с тобой весной напишем заявления об уходе.

– А зачем ты за меня подписываешься? Ты решил уходить, так иди, а я не собираюсь.

– Ну как знаешь, – произнёс обиженно напарник и, взяв сумку, проговорил, – ну ладушки, оставайтесь, а я пошёл домой.

Стас вышел из будки, а кап-два стал переодеваться в костюм охранника.

Напарник был тоже бывшим военным, отставным подполковником, служил в ракетных войсках. Был начальником теплового узла военного городка под Чернобылем.

После аварии на АЭС служил на Дальнем востоке подполковником на должности полковника, но за пьянку, не дали звания полковника, а демобилизовали на пенсию подполковником.

Была у него большая слабость: мог удариться в запой. Причём мог пить несколько дней подряд, а то и неделями.

Его родители ещё живы и этот областной город С. Глинкин выбрал, чтоб быть ближе к ним.

Со Стасом Николаич знаком давно. Они вместе дежурили в центральном офисе автоцентра «Глинозём» ещё лет восемь назад. Тогда Стас был старшим охранником и старшим смены, а кап-два простым охранников в его подчинении.

Однажды на дежурстве ночью С. Глинкин с ещё одним охранником напились, а кап-два не стал. Часа в два ночи приехал сын хозяйки автоцентра и потребовал, чтоб открыли ворота, поставить машину. Стас был настолько пьян, что даже не смог вставить ключ в замок. Николаич открыл замок, ворота и запустил машину.

Видя, что охранники, кроме одного, пьяны в стельку, сын хозяйки срочно вызвал директора ЧОПа. Приехавший директор с заместителем застали спящих пьяных охранников в салонах продаваемых иномарок, лишь Николаич был трезв.

– Поехали на другие объекты, – предложил директор заму, – посмотрим, как другие несут службу.

– Поехали, – согласился зам, хоть и сам был изрядно выпивши.

Начальники уехали, а минут через сорок позвонил охранник с одного из объектов и стал предъявлять претензии:

– Почему не сообщили, что едет начальство.

На следующий день был разбор полётов и Стас заявил:

– Мы все были пьяные.

– Зачем за всех говоришь, – возмутился Николаич, – я был трезв.

– Но ведь мы вместе были, – не соглашался Стас.

– Так я ж с вами не пил.

Сын хозяйки подтвердил, что Николаич был трезв и Бороде никаких претензий больше не предъявляли. Стаса, как друга зам директора ЧОПа, перевели простым охранником на другой объект, а второго охранника уволили за пьянку на рабочем месте.

Прошло много времени. Хоть С. Глинкин так и не признал, что был не прав, но Николаич поддерживал с ним приятельские отношения. Бывало, в домашней обстановке, могли и тяпнуть рюмашку, другую, но кап-два сильно не увлекался.

Периодически Стас проваливался в запои и Николаич помещал его в больницу, выводя из этого состояния, благо старшая дочь была врачом. Бывало, и С. Глинкин помогал. Однажды кап-два надо было взять крупный кредит в банке, так Стас стал поручителем.

Теперь они снова работают вместе на этой удалённой площадке.

Работа была не сложной. Когда приезжали техники с автоцентра, надо было, по соответствующим документам, выдать требуемые автомобили и отметить перемещение в журнале. Когда ж приходил автовоз, то после приёмки техниками машин, надо было зафиксировать новые автомобили в соответствующем журнале.

Сегодня пока, не появлялись ни техники, ни автовоз. Николаич переодевшись, сел за стол, включил радио и стал слушать новости. Внимание никак не могло сосредоточиться на сообщаемых известиях. В голове всё время всплывали подробности ночного кошмара.

Это навеяло воспоминания прожитой жизни, документальным фильмом поплывшие перед глазами.

Глава вторая. Сопереживалец

Себя он помнит лет с четырёх – пяти, ещё совсем мальцом.

Маленьким хлопчиком, любил ранним летним утром, как только проснулся, вскочить с кровати, схватить с обеденного стола краюху свежего, недавно испеченного хлеба и выбежать во двор.

Вот и сейчас выбежал во двор с приятно пахнущей краюхой. Во дворе, около стены бревенчатой избы росла старая, местами покрытая мхом и лишайником яблоня, а под ней примостилась такая же древняя, видавшая виды скамейка.

Хлопчик сел на скамейку и с огромным наслаждением откусил кусочек чудесно хрустящей краюхи хлеба. Звонко похрустывая, стал жевать хлеб, с интересом оглядывая дедово подворье.

Не успел он хорошенько прожевать и проглотить первый кусочек хлеба, как к нему уже подлетел нахальный воробьишко.

Сел рядышком и требовательно зачирикал, привлекая внимание маленького человечка.

Хлопчик его прекрасно понял. Ещё с раннего возраста, стоило ему взглянуть на живое существо, либо подержать в руках, как он сразу понимал, каким-то иным чувством, что это живое существо хотело, в чем нуждалось, какие у него были переживания и проблемы. Он ощущал всё живое на Земле и себя в том числе, как единое целое, единый сложный организм, неразрывно связанный друг с другом бесчисленным числом незримых нитей.

По мере сил хлопчик старался помогать всем живым существам, чем мог. Он никого не обижал. Не боялся ни животных, ни растений, и они его не боялись.

Единственно, чего боялся, так это подходить к лошади сзади. У него был сосед, хлопец, чуть поменьше, чем он сам. Так тот малец как-то подошел к лошади сзади, а она, сдуру, копытом лягнула. Думали, убила, но нет, отлили водой, отлежался, оклемался и остался жив. Не любил хлопчик и глубоких водоёмов.

Если лужи вызывали у него восторг и радость, что можно ловить головастиков, да шлёпать босыми ногами, когда гладь воды взрывалась фейерверком брызг причудливо летящими в разные стороны. То речки, пруды и озёра вызывали опаску и страх, от притаившихся в глубинах вод неведомых существ, или непонятных сил которых он не знал.