Последнее дело Гвенди - Кинг Стивен

Берн[2]. Его зовут Берн. Берн Стэплтон. Профессор Берн Стэплтон, а также майор в отставке Берн Стэплтон.

– Лучше не надо, – говорит Берн. Она понимает, что он имеет в виду свое замечание об оргазме. С ее кратковременной памятью все хорошо, по крайней мере пока хорошо.

Скажем так, не особенно плохо.

– Я пошутила, – говорит Гвенди и касается его руки под перчаткой скафандра. – Не волнуйтесь, Берн. Со мной все будет в порядке.

Мысленно она вновь повторяет, что справится. Она должна справиться. Нельзя подводить избирателей, которые в нее верят – а сейчас это вся Америка и почти весь мир, – но это не самое главное. Самое главное – белый стальной чемоданчик, стоящий у ее ног. Вот тут она должна справиться любой ценой. Потому что внутри чемоданчика лежит шкатулка из красного дерева. Около фута в ширину, чуть больше фута в длину и примерно семь дюймов в высоту. На крышке – три ряда кнопок, на боковых сторонах – маленькие рычажки, такие крошечные, что их приходится сдвигать мизинцем.

На этом космическом рейсе к МФ есть только один платный пассажир, и это не Гвенди. Гвенди – полноправный член экипажа, у нее будет своя работа. Работы не так уж и много, в основном надо записывать данные на айпад и передавать их в ЦУП, но это не просто прикрытие для ее настоящего дела на верхнем пределе. Она отвечает за климатический мониторинг, и другие члены экипажа в шутку называют ее девушкой из прогноза погоды и Бурей-Бурей. Последнее – сценический псевдоним известной экдисиастки прошлых лет.

Кто это? – размышляет она. – Я должна знать.

Ей приходится снова прибегнуть к мнемонической технике доктора Эмброуза. Слово, которое надо вспомнить, – оно как слой краски. Нет, не так. Прежде чем красить стену, надо избавиться от старой краски. Как-то ее соскоблить, обнажить штукатурку. Да, «обнажить» уже ближе. Кто обнажается перед публикой?

– Стриптизерша, – бормочет она.

– Что? – оборачивается к ней Берн. Он отвлекался, чтобы помахать аплодирующим врачам, стоявшим рядом с машинами «скорой помощи». Которым, даст бог, не придется включать сирены в этот чудесный апрельский день.

– Нет, ничего, – говорит Гвенди и думает: Экдисиастка – это стриптизерша.

Какое все-таки облегчение, когда вспоминается забытое слово. Она знает, что уже очень скоро память откажет совсем. Ей это не нравится – на самом деле ей страшно, – но таково неизбежное будущее. Сейчас ее главная задача – пережить этот день. Когда корабль взлетит (не в воздух, а в безвоздушное пространство), ее уже не отправят обратно домой, если вдруг станет известно о ее проблеме, верно? Но если об этом станет известно, вся ее миссия окажется под угрозой. И есть еще кое-что, самое страшное. Гвенди не хочется об этом думать, но жуткие мысли лезут в голову сами.

Что, если она забудет истинную причину всей этой затеи? Истинная причина – шкатулка внутри чемоданчика. Звучит напыщенно, как в плохой мелодраме, но Гвенди Питерсон знает, что так и есть: судьба всего мира зависит от этой шкатулки.

3

Ажурная башня обслуживания из стальных балок, которая стоит рядом с ракетой, одновременно является шахтой для огромного наружного лифта. Гвенди и ее спутники поднимаются по лестнице из девяти ступеней и входят в кабину. Лифт рассчитан на три дюжины человек, так что места достаточно, но Гарет Уинстон встает почти вплотную к Гвенди, из-под его белого скафандра выпирает солидный живот.

Уинстон ей категорически неприятен, но она, разумеется, не проявляет своей неприязни. За четверть века в большой политике Гвенди Питерсон в совершенстве овладела изящным искусством скрывать свои чувства и изображать искреннее восхищение на лице. В самом начале ее карьеры в правительстве – в качестве депутата в конгресс от первого округа штата Мэн – опытный ветеран политических битв Патриция Фоллетт взяла ее под свое покровительство и дала много полезных советов. Один из этих советов касался старого пердуна, долгосрочного представителя штата Миссисипи Милтона Джексона (который теперь заседает в благословенном конференц-зале на небесах), но оказался универсальным, и Гвенди им пользовалась постоянно: «Когда общаешься с идиотами обоего пола, улыбайся им как родным и старайся все время смотреть им в глаза. Женщины решат, что тебе понравились их серьги. Мужчины – что ты сражена их обаянием. И никому даже в голову не придет, что ты просто следишь за каждым их шагом».

– Это будет незабываемое путешествие. Вы готовы, сенатор? – спрашивает Уинстон, когда лифт начинает свой неторопливый подъем на высоту 400 футов.

– Готовность номер один, – отвечает Гвенди, улыбаясь ему, как всегда улыбается идиотам. – А вы?

– Я весь в предвкушении! – объявляет Уинстон, раскинув руки. Гвенди приходится сделать шаг назад, чтобы он ее не задел. Гарет Уинстон любит широкие, экспансивные жесты; видимо, он убежден, что его состояние в сто двадцать миллиардов долларов (меньше, чем у Джеффа Безоса, но ненамного) дает ему право на экспансивность. – Весь в предвкушении и восторге!

Надо ли говорить, что он и есть платный пассажир, а туристический полет в космос стоит бешеных денег. Официально Уинстон выложил за билет 2,2 миллиона долларов, но Гвенди знает, что была и другая цена. Многомиллиардное состояние неизбежно предполагает немалое политическое влияние, а поскольку «Тет корпорейшн» активно готовится к пилотируемому полету на Марс, им нужны политические союзники – и чем больше, тем лучше. Остается надеяться, что Уинстон переживет путешествие и все-таки сможет использовать свое влияние. Он страдает избыточным весом, и на последнем медицинском осмотре его кровяное давление было на крайнем пределе нормы. Другие члены экипажа об этом не знают, но Гвенди знает. У нее есть на него досье. Знает ли он, что она знает? Гвенди бы не удивилась.

– Сказать, что это путешествие всей жизни, значит ничего не сказать. – Уинстон говорит достаточно громко, и все остальные оборачиваются в его сторону. Кэти Лундгрен, командир корабля, украдкой подмигивает Гвенди и улыбается уголком рта. Не обязательно уметь читать мысли, чтобы догадаться, что это значит: Не завидую тебе, сестренка.

Когда медленный лифт проезжает нижнюю «Т» в надписи «ТЕТ», Уинстон переходит к делу. Уже не в первый раз.

– Вы же летите не только для того, чтобы слать космические приветы своим восторженным почитателям и наблюдать за большим голубым шаром, выясняя, как пожары в лесах Амазонии влияют на ветровые потоки в Азии. – Он выразительно смотрит на чемоданчик с красной надписью «СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО».

– Не надо меня недооценивать, Гарет. Я изучала метеорологию в университете и прошлой зимой прошла курс повышения квалификации, – говорит Гвенди, игнорируя и сам комментарий, и подразумеваемый в нем вопрос. Не то чтобы Уинстон стеснялся спросить прямо; он уже спрашивал – и не раз – во время четырехнедельной подготовки к полету и двенадцатидневного карантина. – Боб Дилан, как выясняется, был не прав.

Уинстон озадаченно морщит лоб.

– Я не совсем понимаю, сенатор…

– Чтобы знать, куда дует ветер, все-таки нужен метеоролог. Лесные пожары в Южной Америке и Австралии вносят фундаментальные изменения в общий климат Земли. Некоторые из них явно неблагоприятны, а некоторые, как ни странно, идут планете на пользу. Замедляют глобальное потепление.

– Я сам никогда в это не верил. В лучшем случае – надуманная проблема, в худшем – несуществующая.

Они уже проезжают «Е». Уберите от меня этого идиота, думает Гвенди… а потом понимает, что если ей так противен Гарет Уинстон, тогда и вовсе не стоило затевать этот полет.

Но это точно не вариант.

Она смотрит на Уинстона, удерживая на лице лучезарную улыбку, которую про себя называет улыбкой Патси Фоллетт.

– Антарктида тает, как мороженое на солнце, а вы не верите в глобальное потепление?