Последнее дело Гвенди - Кинг Стивен

Пока что все цифры зеленые. Обратный отсчет в верхней части экрана тоже горит зеленым.

– Люк задраен, – объявляет Бекки своим мягким, почти человеческим голосом. – Все системы в порядке. До старта один час сорок восемь минут.

– Проверка внешних условий, – говорит Кэти.

– Погодные условия… – начинает Бекки.

– Отставить, Бекки. – Скафандр мешает Кэти обернуться, но она машет рукой. – Жду доклада от Гвенди.

На один жуткий миг Гвенди теряется, совершенно не представляя, что делать и как отвечать. В голове – необъятная пустота. Но потом она видит, как Адеш Патель указывает пальцем под ее кресло, и все снова встает на свои места. Уже понятно, что из-за стресса ее состояние ухудшается, и Гвенди опять говорит себе: успокойся. Ты должна успокоиться. Мысль о том, что она в прямом смысле слова сидит на мегатоннах легковоспламеняющегося ракетного топлива, пугает ее не так сильно, как непрестанное разрушение нейронных связей, происходящее в серой губке внутри ее черепной коробки.

Она снимает с креплений под креслом айпад, на чехле которого оттиснуто: «ПИТЕРСОН». Включает его, приложив палец к сканеру, и открывает погодное приложение. Переключение по внутреннему корабельному вайфаю происходит само собой, и на диагностическом экране над креслом Гвенди появляется карта погоды, точно такая же, как в телевизионных прогнозах.

– Условия отличные, – говорит Гвенди. – Давление высокое, облачность нулевая, ветра нет. – Она, разумеется, знает, что как только корабль стартует, его сможет сбить с курса разве что ураган. Погода снаружи имеет значение только на взлете и в момент возвращения в атмосферу.

– Что на верхнем пределе? – спрашивает Сэм Дринкуотер. В его голосе явственно слышится улыбка.

– Грозы на высоте семьдесят миль, с небольшой вероятностью метеоритных дождей, – говорит Гвенди, и все смеются. Она выключает планшет, и на экран возвращаются данные диагностики.

Джафари Банколе говорит:

– Если хотите сесть у иллюминатора, сенатор, еще есть время поменяться местами.

На третьем уровне имеется два иллюминатора – опять же, с прицелом на будущий космический туризм. Место у одного из них, разумеется, досталось Гарету Уинстону. Гвенди качает головой.

– Как астроном нашего экипажа вы не должны покидать свой наблюдательный пост. И сколько раз я вас просила называть меня просто Гвенди?

Банколе улыбается.

– Много раз. Просто мне все равно как-то неловко.

– Я понимаю. Но раз уж мы с вами теснимся в самой дорогой в мире консервной банке, может, вы все же сумеете себя пересилить?

– Хорошо. Отныне вы Гвенди. По крайней мере, до стыковки со станцией.

Они ждут. Минуты тянутся и утекают (как утекает мой разум, думает Гвенди и не может отделаться от этой мысли). За сорок минут до старта Бекки сообщает про отстыковку обслуживающей башни. За тридцать пять минут до старта Бекки объявляет:

– Приступаем к заправке баков. Все системы в порядке.

Давным-давно, в незапамятные времена – на самом деле лет десять-двенадцать назад, но в двадцать первом веке все меняется с бешеной скоростью, – заправка ракеты производилась до посадки на борт экипажа, однако с появлением «Спейс-Икс» многое изменилось. В кабине больше нет никаких средств управления полетом, кроме вездесущих сенсорных панелей, и по-настоящему всем рулит Бекки (Гвенди очень надеется, что их Бекстер не окажется женской версией ЭАЛ-9000). Лундгрен и Дринкуотер нужны в основном только «на случай внештатного трындеца», как говорит сама Кэти. По факту самый важный человек на борту – это Дэйв Грейвс. Если у Бекки случится нервный срыв, Дэйв сумеет ее подлечить. Наверное. Будем надеяться.

– Шлемы, – говорит Сэм Дринкуотер и надевает свой. – Всем подтвердить выполнение.

Все отвечают один за другим. В первый миг Гвенди не может вспомнить, где располагаются защелки, потом вспоминает и закрепляет шлем.

– До старта двадцать семь минут, – сообщает Бекки. – Все системы в порядке.

Взглянув на Уинстона, Гвенди не без злорадства отмечает, что его фамильярность богатого дядюшки испарилась. Он смотрит в иллюминатор на синее небо и угол здания ЦУП. На его пухлой щеке, которая видна Гвенди, горит красное пятно, а сам он бледный как мел. Наверное, думает, что затея с полетом была не такая уж и прекрасная.

Словно уловив ее мысли, он оборачивается к ней и поднимает вверх большой палец. Гвенди отвечает тем же.

– Ваш сверхсекретный багаж закреплен надежно? – спрашивает Уинстон.

Гвенди держит чемоданчик под коленом, чтобы тот не уплыл, когда наступит невесомость. Если он улетит, то только вместе с ней, а ее держат в кресле накрепко зафиксированные ремни, как у пилота военного истребителя.

– Все отлично, – говорит она и добавляет, хотя не помнит, что это значит – и значит ли что-то вообще: – На пять из пяти.

Уинстон хмыкает и отворачивается обратно к иллюминатору.

Адеш, сидящий слева от Гвенди, закрывает глаза. Его губы беззвучно шевелятся, почти наверняка – в молитве. Гвенди тоже хотелось бы помолиться, но она уже очень давно перестала по-настоящему верить в Бога. Но что-то все-таки есть. В этом Гвенди уверена, потому что невозможно поверить, что на Земле существует сила, способная создать непостижимое устройство, спрятанное сейчас в белом стальном чемоданчике с кодовым замком, который можно открыть только заданной комбинацией из семи цифр. Ей кажется, она знает или хотя бы догадывается, почему это устройство вновь оказалось в ее руках. Но почему оно было доверено ей при явных симптомах болезни Альцгеймера с ранним началом – это уже непонятно. К тому же несправедливо – и вовсе абсурдно, – но жизнь человеческая изначально устроена несправедливо. Когда Иов воззвал к Господу, всемогущий Господь ответил неласково: Где был ты, когда Я полагал основания земли?[3]

Не бери в голову, думает Гвенди. Как говорится, Бог троицу любит, и третий раз волшебный. Я сделаю, что должна сделать, и удержу свой угасающий разум на месте до тех пор, пока все не будет закончено. Я обещала Фаррису, и я всегда выполняю свои обещания.

По крайней мере, всегда выполняла.

Если бы рядом со мной сейчас не было ни в чем не повинных людей, размышляет она, хороших, самоотверженных, смелых людей, преданных своему делу (разве что за исключением Гарета Уинстона), я бы, наверное, пожелала, чтобы корабль взорвался на старте или милях в пятидесяти от Земли. И тогда все решилось бы само собой…

Нет, не решилось бы; ненадежная память чуть было снова не подвела Гвенди. По словам Ричарда Фарриса, виновника всех ее бед, никакой взрыв не поможет. И ничто не поможет. Даже если утяжелить проклятый пульт управления камнями и бросить его в Марианскую впадину, проблема останется.

Это должен быть космос. Не просто последний предел, а запредельная вселенская пустота.

Дай мне сил, молится Гвенди Богу, чье существование представляется ей крайне сомнительным. Словно в ответ на ее мысленную молитву Бекки – бог «Орла-19» – объявляет, что до старта остается десять минут и все системы по-прежнему в норме.

Сэм Дринкуотер говорит:

– Фиксируем смотровые щитки. Всем подтвердить выполнение.

Все опускают щитки и рапортуют о выполнении приказа. В первый миг Гвенди теряется, не понимая, почему так темно; потом вспоминает, что вместе с основным щитком опустился и солнцезащитный. Она сдвигает его наверх основанием ладони.

– Переходим на автономный кислород. Всем подтвердить выполнение.

Клапан где-то на шлеме, но Гвенди не помнит, где именно. Боже, как ей сейчас не хватает записной книжки! Она смотрит на Адеша и успевает заметить, как тот повернул маленькую рукоятку на левой стороне шлема, сразу над верхним краем воротника скафандра. Гвенди повторяет за ним и слышит тихое шипение воздуха, входящего в шлем.

Не забудь отключить кислород, когда корабль выйдет на орбиту, напоминает она себе. На орбите мы дышим бортовым воздухом.