Две стороны неба - Алексей Корепанов

Он подпер голову рукой и несколько раз качнулся. Его худое лицо с глубоко запавшими глазами неожиданно исказилось от кривой улыбки.

- Бери стакан, сынок! - сказал он почти внятно. - Тебе ведь сегодня шестнадцать. Я просто... не в состоянии был добраться до тебя... Паркинсон перевел дух. - Ты уж прости старика.

Паркинсон не удержал голову, шмякнулся щекой в тарелку и опять хрипло засмеялся, и не понять - смех это или рыдания.

- Ничего, Паркинсон, ничего, - растроганно забормотал Роберт.

- Бери стакан, Бобби! - просмеялся-прорыдал Паркинсон.

- Сейчас, сейчас, Паркинсон!

Роберт торопливо шагнул к кровати, пошарил, звеня бутылками, под одеялом, под подушкой и наконец извлек из-под скомканной простыни белый пластмассовый стакан.

- Наливай, сынок... А я из горлышка, - прохрипел Паркинсон, развозя руками по столу лужицу спиртного с хлебными крошками.

Роберт поспешно схватил со стола бутылку, которую никак не мог нашарить этот сутулый худой человек, мигом наполнил стакан и вложил бутылку в слегка трясущиеся пальцы Паркинсона.

- Будь здоров... Бобби! Желаю тебе... побыстрее выбраться... из этого...

Паркинсои не договорил и безнадежно махнул рукой. Роберт молча кивнул.

"Пожелание, конечно, хорошее, только - вот жалость! - несбыточное. У нас же нет выбора. Так и превратимся в гниль".

Паркинсон задрал голову, поймал ртом горлышко бутылки и его острый кадык судорожно задергался. Роберт шумно выдохнул, как делал это когда-то Дик Редстоу, и начал пить торопливыми глотками.

Гортань неожиданно обожгло, а из глаз потекли слезы, хотя он давно уже не считал себя новичком в этом деле. Впервые он основательно напился еще полтора года назад вместе с Германом Риком, которому было бы теперь девятнадцать. Они заперлись тогда в каморке Германа и пили прямо из горлышка, рисуясь друг перед другом. Вернее, рисовался-то Роберт - Рику было не впервой. Сначала Роберта тошнило, а потом это прошло, и когда Рик предложил пойти к Софи, Роберт тут же согласился. Они тогда долго плутали по коридорам и горланили веселые песни из боевиков, и Роберту-таки стало плохо. Потом они все же разыскали Софи, и Герман полез к ней, а Роберт постыднейшим образом заснул, упав в кресло. И проснулся бог знает когда, и готов был провалиться сквозь пол от насмешек Софи, и чувствовал себя так отвратительно, что дальше некуда. Тех давних насмешек он не мог простить Софи до сих пор.

- Бобби... Пей еще... Я передохну... - выдавил Паркинсон, пытаясь отыскать невидящими глазами фотографию на стене.

Роберт присел на корточки и заглянул под стол, потом под кресло. Непочатую бутылку он нашел под кроватью. Оказалось, что это первосортное виски и он довольно быстро сумел влить в себя еще полстакана.

Паркинсон уснул, придавив косматой головой худые руки, и теперь его не разбудили бы даже сирены тревоги. Роберт отлично изучил поведение Паркинсона: тот проспит несколько часов, потом проснется почти трезвым, по крайней мере, с виду, и будет искать недопитое, а если не найдет поплетется в бар. И все начнется сначала.

Опьянение подкрадывалось незаметно, а потом сразу навалилось и крепко засело в теле. Тугой обруч сдавил голову, в висках застучало. Роберт, оглушенный, сел на край стола, и по спине побежали мурашки, и похолодели пальцы, и дверь подскочила, потому что он сполз со стола и, пошатываясь, бросился в коридор.

Стены нехотя проползали мимо, иногда угрожающе наклоняясь, синие огни расплывались и дрожали. Роберт внезапно обнаружил, что бормочет какие-то слова вышедшим из повиновения неповоротливым языком и ударил себя по щеке.

- Пр-рекрати!..

За изгибом коридора он чуть не налетел на ползущую женщину. Лиз была настолько пьяной, что оставалось только гадать, как она еще умудряется ползти, упираясь в пол ладонями и коленями, а не валяется где-нибудь в холодном полумраке коридоров. Лиз была молодой, чуть старше двадцати, но лицо ее сейчас напоминало мокрую грязную тряпку, о которую в дождливую погоду вытирают ноги, прежде чем войти в дом.

Впрочем, Роберт не знал, что такое войти в дом из-под дождя. Дожди остались на Земле.

Лиз уставилась на его ботинки, шепнула что-то, понятное ей одной, неуверенно подняла голову. Левый глаз ее почти утонул в черном кровоподтеке и в нем тускло отражались синие коридорные огни. Она долго рассматривала привалившегося к стене Роберта и вдруг вскочила и с криком: "Дик! Дик! " обхватила его руками.

Он каждой клеточкой кожи ощущал ее горячее тело, изо всех сил прижавшееся к нему. Лиз целовала его, ерошила и гладила волосы на затылке, прижималась все сильнее и сильнее и повторяла, задыхаясь: "Дик... Дик... Дик..." - словно растерянно и торопливо тикали часы. Он попытался оторвать Лиз от себя, но она буквально вдавила его в стену и больно кусала в шею резкими нетерпеливыми поцелуями. Наконец ему удалось освободиться и он с силой оттолкнул Лиз. Она, взмахнув черными волосами, отлетела к противоположной стене, стукнулась затылком и сползла на пол.

- Ты что?! - заорал Роберт и пнул ее по голой ноге тяжелым ботинком. - Какой я тебе к черту Дик?

Лиз молча плакала, закрыв глаза и всем телом раскачиваясь из стороны в сторону.

- Не лезь ко мне, понятно? Я тебе не Дик!

Лиз затряслась, закрыла лицо руками и тихо застонала:

- Дик... Дик!..

- А ну тебя! - Роберт махнул рукой, остывая, и присел рядом. - Кто тебя так? Или сама где звезданулась?

Лиз по-прежнему раскачивалась с монотонностью маятника и бормотала:

- Дик... Дик...

- Загнулся твой Дик! - крикнул Роберт в ее мокрое опухшее лицо. Загнулся, понимаешь? И все мы загнемся!

Он с трудом поднялся и быстро пошел прочь, и вдогонку ему понесся тоскливый вопль:

- Дик! Дик! Не уходи-и-и!..

Алкоголь горячими злыми ударами бил в голову, но сознание почти прояснилось. Роберт ввалился в свою каморку, разворошил стенной шкаф и в дальнем углу, за горой микрофильмов, за разноцветными пакетиками жевательной резинки "Микки Маус", за ученическими тетрадями и яркими журналами нашел белую коробку из-под проектора, в которой хранилось его оружие.

Он повертел пистолет в руках, проверил, заряжен ли он, хотя это было проверено сотни раз, и сунул в карман. Пистолет он стащил у Луиджи Альвезе перед очередным налетом и поэтому Луиджи до сих пор считал, что потерял его где-то внутри космобота.

Вот оно с ним - орудие мести! Сначала несколько пуль в испуганную жирную рожу, а потом в нее, бесстыжую тварь! Он ворвется со своим пистолетом, как ковбой на экранах кинозалов! "Бах-бах!" - пролает кольт, обрывая крики ужаса, и горькие складки навсегда лягут в уголках губ ковбоя...

Он с трудом спустился по винтовой лестнице - от кругообразного спуска в голове еще быстрее завертелась туманная карусель - и вышел на ярус, где находилась каморка Жоржа. Дверь не поддалась и он замолотил в нее сначала кулаками, потом ботинками и, наконец, рассвирепев, рукоятью пистолета. За дверью было тихо.