Умереть в раю - Гера Фотич

Под дерматиновой вкладкой на дне спортивной сумки – десять тысяч долларов. Ровно столько таможня разрешает вывозить наличными. До последнего момента Василий не верил, что его выпустят из страны. Сосед по лестничной площадке говорил, что с продажи квартиры, дома и машины надо уплатить большой налог. А должников налоговики отлавливают в аэропорту.

В Питере всю дорогу лил дождь. И вот сейчас, видя через стеклянные двери голубое небо с редкими кляксами белых кучевых облаков, он вдруг понял, что никакая жизненная сила не сможет вернуть его обратно. Что вот этот полицейский, которого он несколько минут назад ненавидел лютой ненавистью, не отдаст его, хотя бы даже в течение года указанного в визе! А ему столько и не надо. Лимит, определенный врачами, заканчивался через пару месяцев. Срок визы теперь – как целая жизнь, но только – чужая. Обязательный обратный билет – насмешка судьбы. Но это не огорчало. Он знал, что на его место незнакомая молодая мама положит уснувшего ребенка и с мимолетной благодарной жалостью подумает об опоздавшем пассажире.

Им овладело чувство защищенности. Уверенности в том, что всё задуманное обязательно случится, и то, что после него останется, перейдет к дочери и внукам вместе с доброй памятью. Он попытался представить чувство их благодарности, но вместо этого ощутил незнакомую ранее легкую светлую грусть.

Улыбнувшись своему новому настроению, Василий неторопливо двинулся за прилетевшими пассажирами, получившими поклажу, и оказался снаружи аэропорта. Почувствовал, как плотный теплый воздух сдавил его со всех сторон, окончательно выжимая остатки влажной прохлады и настороженности, которые он неосознанно провез из России через все границы где-то глубоко внутри своего организма. Как контрабанду.

Вокруг было шумно. Шарканье кроссовок и покрышек автомобилей глушило редкий стук каблуков. Хаотичное движение человеческих тел в разноцветных легких нарядах создавало праздничное мельтешение, похожее на плескание конфетти, подхваченного ветром.

Люди громко болтали на непонятных языках и жестикулировали. Как только их взгляды встречались с Василием, они улыбались ему, словно старые знакомые, ожидая аналогичной реакции. Видя его растерянность, не обижаясь, шли дальше по своим делам.

От этой окружающей доброжелательности казалось, что он прилетел в гости к далеким родственникам, о которых не знал. Василий рассматривал их лица, стараясь уловить нечто близкое, объединяющее с ним. Пытался ответить улыбкой, но постоянно опаздывал, не успевая настроиться эмоционально, посылал флюиды в никуда.

Проходившая мимо полная чернокожая женщина в красных обтягивающих рейтузах неожиданно остановилась. Повернулась к Василию. Чуть склонив круглую щекастую голову на бок, вопросительно приподняла бровь и что-то спросила, задорно шевеля пухлыми губами. Не дождавшись ответа, нахмурилась и задала другой вопрос. К ней присоединился смуглолицый парень с козлиной бородкой и заинтересованно встал рядом. Произнёс несколько слов.

Василий смотрел на их лица, чувствуя в интонациях голосов, непривычном сочетании звуков теплоту и заботу, от которой на душе становилось очень хорошо. Было приятно так стоять окутанным маревом искреннего внимания. Он с наслаждением улавливал в этой речи знакомые слова из школьной и университетской программы по английскому языку. Казалось, что молодое беззаботное прошлое вновь встретило его здесь, дав возможность заново почувствовать свободу. При этом ощутить не страх получения плохой отметки за невыученный урок, а умиление от безнаказанности. Рот невольно растянулся в ответной улыбке. Хотелось как можно дольше продлить это странное общение, но, пересилив себя, он с сожалением отрицательно покачал головой. Произнес одно из тех немногих иностранных слов, зацепившихся в его памяти:

– Сорри!

Незнакомцы тут же улыбнулись ему в ответ. Женщина помахала ладошкой, и они поспешили раствориться в потоке пассажиров.

Василий продолжал смотреть им вслед, наблюдая, как, смешиваясь с толпой, они множились и делились, становясь многоликой многообразной массой, состоящей из разноцветных лиц, рук и ног, торчащих из футболок, штанов и кроссовок, двигающихся к стойкам, замерших на эскалаторе, едущих в инвалидных колясках.

Это созерцание несло с собой ощущение экзальтированной эйфории. Люди любую чужую неприятность были готовы погасить как заразу своим единым порывом добродушия.

Всё вокруг улыбалось: переливаясь, светились автоматы, продающие напитки и печенье; подмигивала реклама; продавцы за прилавками приветливо кивали, приглашая зайти; добродушно жужжа, проезжала уборочная машина. Все это соединяло людей в единый конгломерат счастья.

И даже вздернутые красными рейтузами огромные ягодицы тучной удаляющейся негритянки, казалось, хихикали от удовольствия своего существования, вздрагивая при каждом энергичном шаге их владелицы.

Всеобъемлющий жар продолжал укутывать всё вокруг своим проникающим глубоким теплом, и Василий подумал, что эта страна находится ближе к солнцу, которое рождает своими лучами маленькие солнышки на металлических перилах, никелированных ручках дверей, в душах самих американцев.

«Это рай! – подумал Василий. – Именно об этом мне писала и говорила дочь. Здесь мне будет хорошо».

Всколыхнувшее волнение постепенно улеглось, словно душа приняла произошедшее и соединилась с этой новой формой существования, в которой ему предстояло быть.

Он глубоко вздохнул и ощутил резь в глазах. Не ту, что накатывает изнутри душевной горечью, не удержанной ослабевшим сознанием, а лёгкую, рожденную дуновением прохладного бриза, внезапно коснувшегося роговицы глаз. Все вокруг слегка помутнело, точно настраиваясь в новом формате. Василий несколько раз учащенно моргнул и слёзы отступили.

Глава 2. В России

После выхода в отставку стало ясно, что на пенсию не прожить. Жена постоянно болела, и за ней требовался уход. Сказывалось вредное производство на химкомбинате, куда она попала по комсомольской путёвке. Надеялась получить максимальную пенсию и раньше уйти на заслуженный отдых.

Решили переехать на дачу, а квартиру в городе сдавать. Дочь к тому времени уже плотно обосновалась в Америке, и Василий, покинув государственную службу, не боялся, как раньше, получать от неё редкие весточки.

Валерия продолжала писать, что на днях получит гражданство и приедет в гости с мужем и двумя сыновьями. Но длилось это получение уже давно. Как ей удавалось незаконно находиться там – было непонятно.

За пару лет до отставки Василий худо-бедно освоил компьютер, за что был очень благодарен одному из своих подчиненных. И теперь они с женой могли общаться с дочкой по скайпу.

Валерия выходила в эфир не часто. Обычно поздно вечером или рано утром. И хотя дата и время сеанса оговаривались заранее, компьютер в спальне не выключался. Ночью мерцающий монитор освещал убогую обстановку: разложенный диван без ножек и спинки, платяной шкаф, маленький журнальный столик у дверей, через которые можно было попасть прямо на кухню. Печь в холода топилась через день. Запах горелой древесины казался Василию лечебным. Он вдыхал его полной грудью. Ощущал в его терпкости спокойствие, гармонию души и тела. Пробежав по новостным сайтам, Василий снова открывал окно скайпа, где в таблице контактов светилась всего одна строчка – имя дочери.

Майские праздники в деревне ощущались звоном лопат на участках и стуком молотков, приводящих в порядок дома после зимы. Только недавно полностью сошел снег, насытив землю влагой. А с неба непрестанно лил дождь, не давая работать. Надо было успеть за лето утеплить дом, чтобы спокойно остаться зимовать. Купленные стройматериалы лежали в сарае. Но к нему из-за образовавшихся луж было не подступиться. Работать под дождем Василию не хотелось. Ему казалось, что боль в ноге – от простуды, и лишний раз мерзнуть не желал.

Валентина ему не помощница. Мучается своей беспомощностью, но, опираясь на палку, изо всех сил сопротивляется неизвестной болезни. В последнее время ноги стали беспокоить меньше, зато появился глухой внутренний кашель, от которого никак не избавиться. Тот вырывался неожиданно и, чтобы его остановить, надо было присесть, обняв грудь руками. Хорошо бы в больничку. Да как-то все… обойдется. Выходила во двор, стояла около лавочки, глубоко вздыхала весеннюю свежесть. Надеялась, что деревенский воздух затянет нанесенные городом раны.

Утром предстоял очередной сеанс связи, о котором договорились с дочкой на прошлой неделе. Прислушивались: не зазвучит ли знакомое пиликанье из компьютера.

Василий в очередной раз с сожалением посмотрел в окно – вечный дождь. Оглядел комнату: может, что подремонтировать? Да вроде всё, что можно было, уже… Достал со шкафа коробку с шахматами. На столе – сборник дебютов. Расставив фигуры, углубился в хитрые комбинации. Изредка оборачивался, чтобы посмотреть на супругу.