Пламя под пеплом - Ружка Корчак

Но все перевернулось в несколько дней. Литва превратилась в советскую республику, а Вильнюс - в ее столицу. Запрещена деятельность халуцианских организаций, распущены центры и киббуцы. Алия пока продолжается, но теперь только единицам удается уехать. Вскоре и этот тоненький ручеек перекрыт.

Все рушится. Движение частью уходит в подполье, готовится к работе в новых условиях. Далеко отодвинулись перспективы алии - ныне это лишь фантазия, питаемая жаром юных сердец.

В июне 1941 года в Вильнюсе - "чистка": советские власти арестовывают и высылают в Сибирь "ненадежных", "социально опасный элемент". Среди них - и члены "Хашомера" и халуцим (Халуц (ивр.; мн.ч. - халуцим) - пионер, передовой.) особенно те, кто подал заявление на выезд в Эрец-Исраэль, но уехать не успел.

А Вилия продолжает струить через город свои голубые воды, мирно поблескивают на солнце церковные купола, и люди живут себе своим чередом, наслаждаясь июньскими деньками и не подозревая о близкой катастрофе.

ВСЕ НАЧАЛОСЬ В ВОСКРЕСЕНЬЕ 22 ИЮНЯ 1941 ГОДА

В ранние утренние часы, еще до официального заявления Молотова о начале войны на Вильнюс посыпались бомбы. Город обуян паникой, беда свалилась неожиданно, люди не понимают еще ее масштабов и не предугадывают, что их ожидает.

Все стремительнее разворот событий, все острее мрачное ощущение несчастья. Поспешно и беспорядочно эвакуируют жен советских командиров; удирает партийная верхушка. Следом устремляются толпы евреев, осаждающих поезда, забитые откатывающимися на восток войсками.

Не прекращается бомбежка. Город объят огнем. Жилые дома и архитектурные памятники в развалинах. Оглушительный грохот разрывов и всепожирающее пламя, а в коротких промежутках между бомбежками - у продовольственных магазинов гигантские очереди за хлебом.

На второй день войны улицы запрудило движущимися толпами. Человеческий поток мечется под тяжкий грохот авиационных бомб, и, кажется, нет силы, способной его остановить. На восток! На Минск! Бегут в одиночку, десятками, сотнями - скорей убраться отсюда подальше, не попасть немцам в руки! Спастись! Говорят, они уже вошли в Каунас, захватили многие литовские местечки и ускоренным маршем движутся на Вильнюс.

Поначалу еще ходят поезда. Люди в ужасе, граничащем с умопомешательством, штурмуют вагоны, втискиваются вперемешку с красноармейцами. Стихия бегства заражает и тех, кто еще остался в Вильнюсе из большого халуцианского лагеря.

Вспыхнувшая война застигла движение расшатанным изнутри, потрясенным последними высылками в Сибирь, загнанным в подполье. Руководство, не прекратившее своей деятельности, наметило с началом войны новую линию: большинство активистов обязано покинуть город, чтобы активно бороться с врагом в рядах Красной Армии. Но ясно, что и в Вильнюсе будет большая работа, ведь многим евреям не удастся уйти, а перед глазами - пример Варшавского гетто, которое существует уже два года. Решено оставить на месте Абу Ковнера, Хайку Гроссман и Моше Балоша - членов руководства.

Ребята, оставшиеся в отрядах, самостоятельно собираются в группы и снова уходят от немцев. Теперь они стремятся дальше на Восток, как стремились в недавнем прошлом в Вильнюс. А дороги забиты беженцами, толпами мужчин и женщин, бросившими нажитое трудом целой жизни; они идут, обуреваемые страхом, отчаянием, ненавистью. Немногие доберутся до цели, немногим удастся перейти старую советскую границу (до присоединения Прибалтики)- и очутиться на еще не захваченных немцами территориях. Эти получат возможность бороться за жизнь. Тех же, кто застрял на дорогах, в полях и садах, ждет уничтожение.

Немцы продвигаются молниеносно. Они уже заняли Вильнюс и повернули на Минск. Непрерывно бомбят дороги. Путь усеян трупами беженцев и красноармейцев, разбитыми танками и автомобилями. Непрекращающиеся разрывы. Вонючая гарь. Агония умирающих. И внезапно - тишина, но она только усиливает страх, кажется еще более жуткой, чем бомбежки и огонь пожаров.

На шоссе - немцы; издали можно различить свастику на штандартах.

Первые немецкие подразделения появляются не со стороны Вильнюса, а с противоположной стороны, с востока, оттуда, куда пытались пробраться беженцы. Это - облава на тех, кто не успел уйти. Шоссе, забитые спасающимися, внезапно пустеют. Затем запруживаются снова, теперь уже немецкими колоннами, идущими победным маршем.

Поток беженцев рассеялся по окольным дорогам, лесам и полям. Куда угодно, только подальше от шоссе!

Застигнутых на пути "арийцев" - их меньшинство - немцы отправляют по домам. Евреев задерживают, объявляя, что они будут направлены в "арбейтслагер" - трудовые лагеря. Это - первые жертвы из числа еврейского населения Вильнюса.

Очень многих выдают крестьяне, у которых измученные зноем беженцы просили крова или глоток воды. Со злорадной ухмылкой хуторяне передают немцам "еврейских коммунистов" (по их понятиям, каждый еврей - коммунист), радуясь поживе, достающейся им от жертв. С топорами и вилами охотятся они за спасающимися от немцев, так нашли смерть многие, кто не осознавал подлинного масштаба ненависти к евреям.

Положение становилось все отчаяннее: враги повсюду. Одно осталось вернуться; возвратиться туда, откуда бежали; в Вильнюс, над которым поднята свастика.

Это тоже удалось лишь немногим.

ВОЗВРАТИВШИЕСЯ ИЗ БЛУЖДАНИЙ ПО ДОРОГАМ НАШЛИ Вильнюс другим.

Немцы овладели городом 25 июня. Сразу же начались грабежи.

С 27 июня на улицах стали хватать евреев и отправлять на принудительные работы. Назавтра к магазинам и амбарам выстраиваются две очереди: раздельно евреи и неевреи. Порой выстаивают по три-четыре часа за килограммом хлеба. За несколько дней со времени вступления немцев в город все неузнаваемо изменилось, и хлебные очереди стали первым вестником этой перемены. Хлеб в те дни добывался с боем. Евреи становились в очередь вместе с нееврейским населением с пяти утра, и всюду христиане тыкали в них пальцами, над ними измывались литовские полицейские. Евреек гнали из очереди палкой и кулаком. Те, кого не выдавала наружность, прокрадывались за хлебом в арийские кварталы. Так с первых же дней войны спала личина солидарности и братства, которой прикрывались ранее многие литовцы.

6 июля комендант города фон Нейман издал приказ: с 8 июля каждый еврей обязан носить "шандецейхен" - позорный белый квадрат с желтым кружком диаметром 10 см и с большой желтой буквой "Ю" (юде) в центре.

С 8 июля евреям запрещено ходить по главным городским улицам.

15 июля новый комендант города Цанфениг меняет еврейское клеймо: теперь это белая нарукавная повязка с желтым щитом Давида.