Пламя под пеплом - Ружка Корчак

Крук и Пятуховский остаются. Спустя несколько часов евреи в городе узнают, что оба расстреляны.

Все учащаются облавы, все больше жертв. На Порубанеке (Большой военный аэродром в Вильнюсском районе.) евреев, работающих на расчистке минных полей вокруг аэродрома, группами прогоняют бегом по заминированному полю. Люди гибнут там изо дня в день.

Немцы требуют, чтобы юденрат сам обеспечивал требуемое ими количество рабочих рук. Выгодский отказывается поставлять рабочих, пока не придет известие от тех, кого уже давно взяли. Не даст он рабочих, не зная, куда их отправят. Выгодскому восемьдесят пять лет, и он не клонит головы перед насилием.

24 августа его забрали и увезли в Лукишки. Больше его не видели. Сокамерник, выпущенный впоследствии, передал его последний привет и подробности о том, как обращались с Выгодским в застенке. Тяжелобольной старик лежал, изнывая от страданий, в углу, который с великим трудом удалось для него освободить в забитой до отказа камере, куда немцы натолкали 75 заключенных. К нему не допустили врача, запретили оказывать какую-либо помощь, но он еще находил силы ободрять сидящих с ним евреев, пытался рассеять их отчаяние. Он был самым мужественным из них, а потом, когда их забрали из камеры, остался там один-одинешенек. Кто-то хотел оставить ему свое пальто. Выгодский отказался: ему, мол, оно уже не понадобится, а другим, может, еще принесет пользу.

Так в немом одиночестве, на стылом тюремном бетоне, в муках ушел из жизни заступник евреев "литовского Иерусалима" Яаков Выгодский.

В один из дней всех вильнюсских евреев взбудоражила необыкновенная новость: к кому-то пришел на квартиру поляк-железнодорожник, работающий под Минском, и принес с собой список 87 евреев из Вильнюса. Они просят передать, что живы и трудятся в окрестностях Минска! Те, у кого забрали родственников, помчались заглянуть в список, а кто не нашел в нем родных имен, загорелся надеждой, что вскоре тоже получит весточку от сына или мужа. Евреи воспряли духом в тот день.

Первого сентября в четыре часа пополудни по улице Шкляна внезапно прошел слух, будто еврей выстрелил в немца и ранил его в руку. Тотчас последовали погромы. Евреи, проживающие на окраинах, ничего не знали о происходящем - с центром связаться нелегко и на те улицы не попасть. Но все ощущали повисшую над ними угрозу.

В ту ночь древние переулки еврейского квартала были взяты в кольцо полицией и войсками. Здесь, на улочках Хагаон, Шкляна, Шпитальная, Яткова, Шавельская - в переулках древнего гетто, жило больше всего евреев, и на них теперь возложили ответственность за выстрел, будто бы прозвучавший на улице Шкляна. Бедняцкие эти переулки уже не раз становились свидетелями страшных сцен, не раз видывали издевательства, испытывали страх и муки бессилия. Сюда часто наведывались немцы и литовцы. Беспрерывно уводили мужчин. Искали оружие, налетали с обысками. Здесь всегда было проще простого ударить по евреям. Так произошло и на сей раз.

В эту ночь, наглухо перекрыв все входы и выходы, немцы пошли по квартирам, подвалам, чердакам, выгоняя на улицу всех - впервые без различия пола и возраста. Среди угоняемых преобладали старики, женщины и дети. Заодно забрали и юденрат, помещавшийся тогда на улице Страшунь 6.

Назавтра появилось объявление за подписью окружного комиссара Хингста:

"...В воскресенье от руки евреев пали три немца. Убийцы схвачены и расстреляны. Дабы предотвратить на будущее подобные преступления, евреям воспрещается выходить на улицу с 3 часов пополудни до десяти утра".

А еще накануне этих событий германское радио сообщило, что в Вильнюсе расстреляны 300 евреев за убийство немца.

В ту ночь, впоследствии получившую название "ночь провокации", немцы увели с собой пять тысяч евреев. Большинство угнали в одном белье, без верхней одежды и обуви. Их доставили в Лукишки, а оттуда увезли в неизвестном направлении.

Евреи, работавшие на Легионовой, снова увидели набитые битком грузовики, мчащиеся в сторону Понар.

СРЕДИ ВЕРНУВШИХСЯ С БЕЖЕНСКИХ ДОРОГ БЫЛ И ЭДЕК Боракс.

Эдек, который в 1939 году действовал как организатор на литовско-советской границе и помог сотням халуцов перебраться в Вильнюс, завоевав своей самоотверженностью, активностью и энергией всеобщую любовь и уважение, тот самый Эдек, что работал членом подпольного руководства, не пал духом и теперь. Невозможно представить себе весь тот первый период без него, его бьющей ключом энергии, заразительного оптимизма и юной веры. Он работал с той высокой ответственностью, какую испытывает человек, когда дело, которое он выполняет, является содержанием всей его жизни.

В Вильнюсе находятся Хайка Гроссман, Аба Ковнер и Моше Балош. Участники движения рассеяны и разъединены. На первом же совещании, в котором участвовали Эдек, Хайка и автор этих строк, было решено немедленно приступить к действиям: прежде всего собрать товарищей, упрочить связи, укрепить то, что уцелело от движения. Нельзя допустить, чтобы люди чувствовали себя изолированными, брошенными на произвол судьбы, подавленными и отчаявшимися. Надо помочь, помочь морально и материально. Таковы были первые практические наметки.

Сразу же после своего прихода немцы забрали многих участников движения. Хашомеровекая группа из киббуца Ла-Мишмар была арестована целиком и увезена в неизвестном направлении. Те, кто бежали от немцев и добрались до советской границы, были вынуждены повернуть назад из-за отсутствия советских паспортов, без которых через границу уже не пускали. В те дни немцы увели Моше Балоша. Я была у него за считанные часы до его ареста. Больной, он, казалось, предчувствовал близкий конец и сообщил мне, где спрятан архив. Его необыкновенное спокойствие и непоколебимое душевное равновесие потрясли меня: "Мы проходим тяжелое испытание, и кто знает, чем все это кончится? Одно нам осталось - держаться вместе и набраться мужества; авось, и выстоим".

Я простилась с ним, забрав с собой часть архива. Вернувшись, я уже не нашла Балоша. Вместе со всеми жителями дома его увели литовцы.

Осталось нас человек шестьдесят, но это были надежные друзья, верные товарищи. Наши связи окрепли, прибавилось мужества. В такой обстановке состоялось первое собрание членов "Хашомер хацаир" на частной квартире. Шли мы туда поодиночке, с оглядкой, говорили о связи между товарищами, о том, что движение живет и существует, о взаимопомощи.

Взаимопомощь - это значит хлеб голодным, обувь и одежда для возвращающихся разутыми и раздетыми из странствий по дорогам беженцев. Это, наконец, "арбейтс-шейны".

Янджа Лебедь, опытный специалист по изготовлению печатей, немедленно приступает к подделыванию "шейнов", но уже и они не спасают. Форма "шейнов" меняется изо дня в день. "Шейн", еще вчера служивший защитой от облавы, сегодня недействителен. Вчера немцы с ним считались, сегодня они рвут его на мелкие клочки и арестовывают предъявителя.