Мясо, прощай! роман дель арте - Борис Георгиев

– …обсудить с тобой хотел кое-что новенькое, – нудил Яша, глядя в окно, где ночь и городские огни.

Я сказала, что можно в пятницу, как и собирались, выехать, а вернуться в понедельник утром. По сокращённой программе.

– Ненавижу, когда меня сокращают, – отозвался Яша.

– Тогда снимай бронь. Потом как-нибудь съездим, – сказала я, исподтишка следя за Яковом. Отмены Кохановский не любит куда больше, чем сокращения. Мысленно суфлировала: ну давай, скажи: ладно, едем на пару дней. И тут вдруг стало мне страшно: вот сейчас он брякнет: «Ну ладно, я сам поеду». Что я тогда?

– Ну ладно… – выцедил он, помолчал, вздохнул.

Что я без него тут одна?.. А он? Что он там без меня?

– Пойду сниму бронь, – сказал Яша. И ушёл. Дуралей. Я выдохнула. Сердце из груди выпрыгивало. Фу, глупость, чего это я? Из-за какой-то поездки. Вот так он со мной всегда и обходится. Ко всем чертям господина губернатора! Ещё чего выдумал, встречаться со мною, когда у меня уже назначена встреча с Кохановским. Что делать? Только быстро, пока Яшка не снял бронь. Список приглашённых не сам наверх отправился, каждой бумажке нужны ножки; не исключено, что бумажка на столе у Тамары нашей Леонидовны ждёт, пока Томка соизволит ножками на шпильках снизойти с седьмого этажа на второй. Обычно она не торопится. Я живо отыскала номер Тамары и нажаловалась в трубку, что вот в кои-то веки собралась выбраться и намылилась смыться – на недельку, всего делов! – отдохнуть-выдохнуть, а Дарья Анатольевна, меня не спросивши, тиснула в список.

– Звезда с ушами, – сказала Тамара.

– Кто?

– Дашка. Даже и не думай.

– Что?

– Являться не думай, я тебя вычеркиваю.

– А губернатор?

– Он тоже. С ушами.

Знала я, что Тамара Леонидовна Дарью на дух не переносит, потому и звякнула ей. Как оказалось, к господину губернатору тоже неравнодушна. Тем лучше. Я выслушала, что Томка думает про губернатора и встречу с ним, потом ещё про то, куда губернатору следует отправиться с официальным визитом, засим я высказала предположение, что всё равно он наверняка не явится, на том мы и покончили со встречей и губернатором. Томка спросила: «Куда хоть едешь?» Я ответила: пока не знаю, Яков куда-то похищает. Какой-то карнавал. Тамара Леонидовна вместо напутствия пожелала, чтоб мы там счастливо покувыркались, и повесила трубку. Слово какое выдумала: «покувыркались»! Надо запомнить. Я поймала себя на том, что красна и улыбаюсь. Яков… Яша?

– Яша! – крикнула я. – Погоди! Бронь!

– Что? – спросил он, сунувшись в дверь. – Бронь?.. А я что делаю?! Не могу дозвониться. Странно, вроде говорили пусто у них, а теперь занято и занято.

– Не отменяй. Мы едем, – сказала я победно.

Виду не подал, что рад. Но я же знаю. Хотелось завопить и пройтись колесом или хотя бы на шее у него повиснуть, но я не стала. Не подала виду. Как он со мной, так и я с ним. И вообще, надо сдерживать порывы, куча проблем из-за неумеренной страстности – и моей и его. Два сапога пара. Яша тоже хорош; авантюрист, вечно попадает в истории, поэтому и не люблю его одного отпускать. Надо чтоб кто-то вовремя схватил за локоть, а если удержать не получится, что ж… Попадать, так вместе. Но обычно получается держать его в рамках, вот как с шаттловодителем – не будь меня рядом, точно сцепились бы, а так – водила позвонил на ресепшн и весь заряд негодования выпустил в трубку, а Яков, возмущённый моим заявлением, что кохановские, кагановские и казановские – одно и то же, пустился в лингвистические разглагольствования, стравил пар, выдохся и успокоился. Вот, буравит пустым взглядом спинку переднего кресла, и видно: не здесь он и не сейчас, а там и тогда, где и когда кое-кто из кагановских стал кохановским, а кое-кто – казановским. Яша мой, Джакоб. Рука его с подлокотника безвольно свисает, как змея с ветки. Ну почему я не змея? Скользнуть по груди, обвить шею, щекотнуть Яше раздвоенным языком ухо, заглянуть в глаза, вытащитть его из каких-то там мыслей, из – где он там? – испании, польши, италии какой-нибудь задрипанной или франции, чтоб он был со мною здес-сь и сейчас-с… Но нет.

Держи себя в руках, ещё не приехали, подумала я и глянула снова в окно. Белым-бело, и – боже, какой туманище!

Дорога заметена, скользит по ней гостиничный шаттл, как нарты по мёрзлой реке, летят навстречу обледенелые берега, заснеженные, молочно-белые. Из парной мглы выскакивают, щетинясь кустарником, рябые откосы холмов, провалы оврагов, частоколы древесных стволов – промелькивают, чтоб тотчас нырнуть в туман где-то там позади, как будто растворяются, становятся паром, туманом и снежной пылью, мелкой, нежной; оглядываться не хочу, для этого голову нужно от подголовника оторвать, но мне лень и даже пошевелиться лень, не то что повернуться. Смотреть не могу туда: до боли в глазах снег, снег, сне…

– Что за текст идиотский!

Я вздрогнула, очнулась. Какой текст? Мы что, уже обсуждаем?

«А снег идёт, а снег идёт, и все мерцает и плывёт», – по-агузаровски покрикивало во всю ивановскую русское радио. Просто я задремала, ничего мы не обсуждали, да и обсуждать пока нечего, Яша собирался на отдыхе идеями делиться и набрасывать план. Тогда о чём он?

«За то что ты в моей судьбе, спасибо, снег, тебе», – крикливо благодарило аудиофила-водилу русское радио.

А, Яша про песенный текст. Но это же Евтушенко, его вина. Как там? «Мой самый главный человек, взгляни со мной на этот снег…»

– Рифмовать «идёт» с «плывёт»!.. – возмущался Яков.

– А также «судьбе» и «тебе», – поддержала я, украдкой зевая в кулак.

– Укачало?

– Есть немножко. Кажется, я задремала.

– От такого текста кого хочешь укачает.

– Яша, это Евтушенко.

– Да? Не знал. Но всё равно: ждёт-идёт, хочу-молчу. Халтура.

Много ты понимаешь, подумала я. Вот я тоже хочу, но молчу. Хочу, чтоб глупый человек взглянул со мной на этот снег.

– Зато художественная правда, – возразила я. – Выгляни в окошко.

Соизволил повернуть голову. Пейзаж польщён, его заметили. А меня? Дам тебе горошка.

– Туман, – изрёк Яша.

– Обман, – отозвалась я.

– И лес.

Действительно, за окном мелькали сосновые, с белёными боками стволы и отягощённые ватными комьями игольчатые лапы. Никакого обмана, и правда – лес. Пока я искала, с чем бы его срифмовать, стволы-лапы-иглы кончились.

– Исчез, – машинально выдала я.

– Потому что приехали. Река.

Замёрзшая? Нет. Вода, как чёрное зеркало, и над водою пар. Берегов не видать; мелькание стоек, стальные перила и над ними туман. Дым над водой Стикса. Что это? Гул, как будто идёт на взлёт шестимоторный…

«Путин послал российских экспертов, – провокаторским тенорком вещало радио – анализировать ситуацию в районе Дебальцево. Как сообщает агентство УНИАН со ссылкой на…»

Уж послал так послал. Со ссылкой на.

Басовый гул. Неужели никто, кроме меня, не слышит? Ни Яша, ни прочие.

Я огляделась в замешательстве. Полный салон набился. По дороге шаттловодитель подбирал какой-то люд, Яша шепнул, что это персонал едет на смену: официанты, повара, горничные, охрана. Поднимаясь в салон, они привычно здоровались – кто как: тепло, равнодушно, игриво, – и я гадала, кто есть кто: официант? повар? охранник? Вот этот вот двухметровый в очках, который подсел к водиле и стал ему бухтеть в правое ухо, какая сегодня дорога плохая и видимость, а после, перекрикивая радио, принялся травить тупые анекдоты. Охранник наверное. А девчушка, которая в салон задыхаясь влетела? Кто она? Физиономист из меня так себе, Яша сто очков вперёд даст. Сходу, глянувши мельком, определил: это, говорит, помощник администратора. Незамужняя студентка, двадцать один или два года, комплекс вины и заниженная самооценка, лгунья притом. Как узнал? Сочинил, и наверняка пальцем в небо, знает, что проверять не стану. Зачем? Суетливая служащая, может, и лгунья, а Яша – нет. Фантазёр и сочинитель, этого не отнимешь, но я ему верю. Надо же хоть кому-нибудь верить, когда вокруг столько лжи.

«…заявление Дмитрия Пескова», – уверял развесёлый тенор. «И что же он заявил?» – Это второй ведущий. Два клоуна: весёлый и не очень. «Все поручения даны», – ответил весёлый. «А, ну тогда конечно. Если поручения даны, тогда я спокоен». «Вместе с тем пресс-секретарь Путина не уточнил, на каком уровне будут представлены эксперты с российской стороны…»

Тошнотворная болтовня. Но что это гудит так страшно?

– Ты чего всполошилась, Маришка?

Заметил, что мне не по себе. Чутьё отменное, а гула не слышит.

– Что это гудит?

Шевельнул бровью, удивлён. Прислушался. В углу губ складка. Разгладилась. Понял?

– Мост стальной. Гудит под колёсами.

Я выглянула, пришлось щекой прижаться к стеклу. Действительно: коряво сваренные листы – обмёрзшие, ржавые, однако в проезженной колее сияет полированная бесчисленными колёсами сталь. Откуда Яша знает, что мост стальной? Я у окна, ему оттуда не видно. Не глядя, мигом ответил, дескать, гудит под колёсами стальной мост. Почему прочие на гул ноль внимания – понятно, много раз слышали, но Яша? Бывал здесь и раньше, мне почему-то не рассказывал.