Прикажите мне, принцесса (СИ) - Хаимович Ханна

Той было слишком хорошо известно, что это означало. Раненые колдуны никогда не продолжали бой и немедленно возвращались к себе, в свои уединенные вотчины, залечивать. раны. Пытаясь успеть договорить, пока Эреол не исчезнет, Вистария отчаянно воскликнула:

— Забери хотя бы детей!

Колдун, начавший уже взвихряться пылью, послушно потянулся к девочкам, схватил их за руки…

И в самый последний момент, когда Эреол вместе с Элейн был готов исчезнуть, София, испуганно жавшаяся к Вистарии, вырвала руку у незнакомца и крепко вцепилась в мать.

В следующий миг колдун растворился в утреннем воздухе, унося с собой Элейн.

Пыль медленно оседала на камни.

— Продолжим, уже-не-королева, — произнес Кервелин, подходя ближе. За ним потянулись солдаты. Ядреный запах пота, смешанный с гарью и кровью, заставил Вистарию рефлекторно закашляться. Она прижала к себе дочь.

Эреол не вернется, муж погиб, армия отступила. Мир перевернулся. А перед ней, привыкшей к поклонению королевой, сейчас стоит неотесанный захватчик, сально скалится, ощупывая взглядом и ее, и малышку Софию, и… наверное, лучше было бы сложить голову вместе с королем, а детей стоило заранее отправить к Эреолу, он ведь обещал защиту… но именно потому, что он обещал защиту, никто в Ивстане всерьез не верил в возможность поражения. За что и поплатились. На стороне Кервелина тоже был маг. Но этот маг оказался сильнее.

— А здесь у нас кто — наследница? — недобро усмехнулся Кервелин, глядя на Софию в упор. Девочка съежилась, прижимаясь к матери, но король Углара отвел глаза и, казалось, больше не обращал на нее внимания.

А потом выхватил кинжал и полоснул по горлу.

Вистария высоко и страшно вскрикнула, бросаясь зажимать хлещущую фонтаном кровь, но ничего не могла сделать. Руки скользили, платье спереди стало мокрым — неужели все это наяву, а жуткая жидкость со сладковатым запахом — это неумолимо вытекающая из малютки Софии жизнь? Вистария, судорожно всхлипывая, беспомощно прижимала кожу, но кровь продолжала бить фонтаном, который постепенно иссякал…

Она почувствовала, как темнеет в глазах. Рассудок отказывался понимать происходящее. Кто угодно!.. Кто угодно, кроме детей!

Резкий рывок за волосы выдернул из наползающего беспамятства.

Вистария апатично взглянула на своего мучителя. Теперь ей было уже все равно. А Кервелин стоял рядом и наблюдал за ее бесплодными попытками.

Л’Аррадон, крадучись, тоже приблизился к Вистарии. Посмотрел на нее. На Кервелина. На замерших солдат. Затем повернулся к Кервелину и что-то вполголоса сказал. Захватчик кивнул.

— Ты пойдешь со мной, уже-не-королева! И будешь жить, если перестанешь демонстрировать свой норов! — гаркнул он. — Ты даже не представляешь, как тебе только что повезло… И помни, твое благополучие напрямую зависит от твоего поведения. Эреол больше не вернется, не надейся на это. Тебе никто не поможет. А теперь будь умницей…

Небольшой отряд растворился среди горных гряд. На краю скалы осталось лежать маленькое детское тельце.

Глава 1

Десять лет спустя

На первый взгляд высокое аркообразное сооружение могло показаться зеркалом. Но только на первый взгляд.

Пространство, обрамленное витой рамой с узором из переплетающихся золотых и кобальтовых завитков, казалось окном. И видно сквозь него было как будто то же, что и вокруг. Тонкие светло-коричневые стволы мисутов, распускающиеся пышными нежно-зелеными кронами на головокружительной высоте; достающие им до середины плакучие веретты, чьи длинные ниспадающие побеги плескались в голубых водах ручьев. Сами ручьи протекали здесь в изобилии, сливались и расходились — живая сеть, переливы брызг в темно-оранжевых лучах солнца. Сквозь воду виднелись синеватые прозрачные камни, а над ними, помахивая перепончатыми крылышками, взлетали и снова ныряли вниз пронзительно-зеленые лягушки. Дно и берега ручьев золотились песком, такой же песок, только кое-где поросший бледно-бежевой гофрированной травой, устилал землю.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Но если присмотреться, становилось заметно, что вместо песка в отражении — бурый камень, деревьев намного меньше, ручьи не текут легко и спокойно, а бурно и с пеной обрушиваются с уступа на уступ, и только отдельные колышущиеся кроны на тонких и до невозможности высоких стволах создают иллюзию отражения. Вместо плакучих длиннолистых веретт — темно-зеленый мох и блеклые лишайники на скалах, а вместо пронизанного солнечными лучами прозрачного воздуха — знойное марево. Лишь солнце, вечно темно-оранжевое в любое время дня, было одно на оба мира.

А еще там, по ту сторону арки, были люди. Сборщики горных лишайников возвращались с работ с тяжелыми мешками за плечами, спускались с гор бесконечной понурившейся чередой. Ниже, там, где висячие камни и отвесные скалы с узкими тропами между ними уступали место плоскогорью, их ждали запряженные миспардами телеги. Желтые, как сливочное масло, животные топтались на месте, подворачивая мягкие лапы с вобранными когтями, урчали, нетерпеливо трясли головами. Сборщики грузили свою ношу в телеги, и обозы осторожно отправлялись в рискованный спуск, а на их место медленно вползали пустые.

Элейн отвернулась от живой картины и медленно пошла прочь от портала, который соединял владения Эреола с миром людей.

То, что выглядело, как два торчащих камня с той стороны, отсюда, изнутри, было кобальтово-золотой аркой, за которой прошло десять лет жизни бывшей наследной принцессы.

А тот, кто ее вырастил, не любил опозданий к обеду. К тому же сегодня был особенный день и особенный обед — последние для нее в этом месте. Пришло время покинуть эту недоступную для остальных нишу мира, где Элейн провела последние десять лет, обучалась всему, что не требовало магических сил, штудировала исторические фолианты, испещренные заметками рукой Эреола на обширных полях, — все для того, чтобы однажды вернуть власть династии Молионов.

Пришло время отправиться в логово врага, в которое теперь превратился родной дом…

Удобные брюки из прочной темной ткани совершенно не стесняли движений, мягкие кожаные туфли позволяли идти почти бесшумно по усыпанной листьями и ветками тропинке между вереттами. Чем дальше от воды, тем меньше становилось плакучих деревьев, и их место заняли лаймиры. Тонкие, но прочные, как стальные прутья, стволы оканчивались пучками длинных лиан, которые переплетались чуть выше человеческого роста, формируя сплошной потолок из пурпурных листьев, под которым было темно, как в сумерках. По ту сторону арки находились горы, но здесь не было ни следа острых пиков или отвесных склонов. Только эта небольшая роща, с виду нетронутая, но ухоженная — умело направленные лианы, подстриженные лишние побеги, — и приземистый дом, за которым начинался непроходимый лес со вторым выходом из ниши мира. Но этим выходом никто не пользовался, потому что Эреол перенаправил его в сплошную гору, еще когда вместе с Элейн укрылся здесь от ЛʼАррадона на долгих десять лет.

Дом из серого камня состоял всего из двух этажей. Фасад был густо увит ярко-зеленой лианой с ажурными листьями, похожими на ворох пушистой паутины. Когда листья шевелились от легкого ветра, казалось, что по стене стелется зеленоватый туман.

Когда теперь доведется увидеть эту привычную картину в следующий раз?..

Элейн вошла в холл, скользнула взглядом по скалящимся с потолка и стен каменным чудовищам, которые иногда лениво шевелили лапами или помахивали хвостами, и прошла через это темное помещение в столовую, откуда доносился голос воспитателя, бормочущий заклинания.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Я приготовил все, что мог, — встретил ее Эреол. — Я слишком ослаблен. Прости. Все, на что я пока способен, — это вадриты и немного защитных чар. Изменение сознания Тамеанов было моим пределом.

— Я знаю. — Элейн прошла между массивными резными шкафами, доверху набитыми компонентами для зелий, и села у стола рядом с Эреолом. — Я верну себе власть, ты получишь монополию на вадриты в Ивстане, а может быть, и в Угларе… даже скорее всего, потому что глупо ограничиваться возвратом старого, если можно получить все королевство. И постепенно восстановишь могущество. Никакой благотворительности, только выгода. Я помню, чему ты меня учил.