Чужая кровь - Сергей Самаров

Сквозь неплотно прикрытую дверь я слышал доклад адъютанта и усталый, словно о чем-то сожалеющий голос подполковника Василькова:

– Приглашай…

Я «пригласился» сам, не дожидаясь действий лейтенанта. При моем появлении Александр Васильевич встал из-за стола, привычно мягкий, но при этом еще и по-комбатовски суровый. Комбаты все почему-то стремятся выглядеть суровыми. Это я еще в училище заметил. Даже комбаты учебных батальонов. Должность, что ли, обязывает?..

Справа от Василькова стоял капитан Слонов, начальник шифровального отделения. В руке он держал традиционную свою папочку с замком-«молнией». Папочка была из искусственной крокодильей кожи и давно уже потрескалась, но капитан, привыкнув к вещи, не менял ее и разносил по отделам шифротелеграммы только в ней. Без этой папочки уже самого Слонова и представить было трудно.

– Как ты вовремя и как не вовремя шифротелеграмма относительно тебя! – загадочно сообщил подполковник Васильков. Он и в самом деле выглядел сильно уставшим. Вообще-то Александр Васильевич всегда отличался щепетильностью во всех делах. Я отсутствовал четверо суток. Надеюсь, не все это время Васильков принимал дела у прежнего комбата подполковника Рыкова и сдавал свои дела начальника штаба батальона капитану Телегину. Ну, с Телегиным-то еще можно было бы повременить. Как-никак они оба оставались в батальоне, и времени для передачи дел у них было достаточно.

С Рыковым было сложнее. Прежнего комбата нужно было отправить на пенсию, следовательно, он уезжал сначала в Москву для оформления документов, а потом к новому месту жительства. Вот с ним требовалось завершить срочно. А дел в батальоне уйма. Все требуется пересчитать, сверить, записать и передать под роспись. От таких забот будут уставшими глаза…

Но меня больше, чем глаза подполковника, заинтересовала его непонятная фраза, как вовремя я появился и как не вовремя пришла относительно меня шифротелеграмма. Фраза интриговала. Но я не стал переспрашивать, поскольку явился с уставным докладом о прибытии. Доложил. Васильков пожал мне руку, а следом за ним то же самое сделал и капитан Слонов.

– Приказ министра обороны тебе уже известен? – спросил комбат.

– Так точно. В общих чертах…

– И приказ командира бригады о назначении тебя командиром разведроты уже подписан и утвержден в Москве. Значит, с тебя банкет…

– Не заржавеет… – опрометчиво пообещал я.

– Может… – с сомнением в голосе сообщил Васильков, взял со стола шифротелеграмму и переложил лист на столе так, чтобы я мог прочитать: – Присядь, прочитай. Срочное дело…

Дорога вела к центру села. Эмир вышагивал по ней неторопливо и важно. Но ему не требовалось добираться сразу до площади перед зданием районной управы. Старший брат Сатаны знал, куда шел. Он видел, что его ждут возле одной из калиток. Там два моджахеда, заломив человеку руки за спину, поставили его на колени, а третий упер ему в затылок ствол автомата.

Человек был в военном мундире с погонами подполковника, лицо, повернутое в сторону эмира, было испачкано маслом и наполовину сырым, чуть-чуть поджаренным яйцом.

Старший брат Сатаны остановился, заглянул человеку в лицо.

– Кто это? – спросил, глянув на погоны подполковника.

– Большой начальник большой пожарной охраны района, – со смехом сказал тот, что упер ствол автомата подполковнику в затылок.

– А зачем он мне нужен? Что с ним возиться! Оставить здесь, – решил эмир судьбу пленного, и короткая автоматная очередь развалила подполковнику голову на части. За забором, в застекленной веранде, истошно заголосила женщина. Человек с автоматом повернулся и дал очередь прямо сквозь стекло. Женский голос затих, стал слышен плач детей. Следующие несколько очередей пробили стену веранды, сколоченную из тонких досок. Детский плач тоже прекратился.

Омахан не стал разбираться и двинулся дальше. С дальнего края села слышалась активная стрельба. Несколько раз выстрелил подствольный гранатомет.

– Что там так долго возятся? – недовольно проворчал Омахан. – Давно пора было бы завершить…

– Завершают, похоже, эмир, – прислушавшись, сказал один гази с пулеметом. – Гранатометом, видно, добили. Там и ментов-то оставалось три человека. Только они знали, что с ними будет, если их захватят, и потому дрались до конца. Сейчас здание подожгут и двинутся дальше…

– Уже подожгли, – сообщил второй гази, идущий чуть в стороне и имеющий больший обзор. – Столб дыма поднимается.

Стрельба слышалась уже с разных концов села.

– Здесь что, много людей, готовых оказать сопротивление? – важно, с удивлением спросил эмир.

– Всегда есть люди, неготовые подчиниться, – сказал третий гази, и в голосе его чувствовалась печаль.

– Пожарную охрану поджечь, потом поджечь все село. Со всех концов.

– Скоро зима, эмир, – напомнил третий гази.

– Тем более. Другие будут встречать нас лучше. Что там с ментами? Позвони!

Третий гази вытащил трубку сотового телефона и остановился, чтобы позвонить. Второй в это время подозвал к себе того моджахеда, что расстреливал начальника пожарной охраны, и передал ему приказание о поджоге. Моджахед радостно завращал вытаращенными глазами, позвал двоих помощников и побежал выполнять.

Когда Старший брат Сатаны со своим пулеметным сопровождением подошел к районной управе, село уже горело с нескольких сторон. В центре полыхало двухэтажное здание пожарной охраны, которое можно было определить по трем воротам с большими высокими створками. Такие ворота делают для крупногабаритных пожарных машин.

Внутри здания перед этим слышалось несколько автоматных очередей, и потому пожарные машины из ворот никто не вывел. Хотя калитки в воротах распахнули, чтобы создать сквозняк и образовать тягу. На сквозняке, когда ветер врывается в дверные проемы, здание горит лучше и быстрее.

Старший брат Сатаны только несколько секунд понаблюдал за тем, как горит здание пожарной охраны, это ему быстро наскучило, и он так же важно и неторопливо двинулся через площадь к скверику, за которым располагалось здание районной управы. Перед этим зданием он объявил сбор своего джамаата после того, как каждая группа выполнит данное эмиром задание. Там уже собралось несколько групп. Все моджахеды были в черных масках. Показывать свои лица жителям села разрешалось только самому Омахану и его гази.

Перед сквериком, где до сих пор стоял памятник Ленину, двое моджахедов держали на коленях, придавив к земле, высокого человека в ментовском мундире с погонами майора.

– Это и есть тот самый начальник районной полиции? – спросил Старший брат Сатаны.

– Это, эмир, один из его заместителей. Начальника в селе нет. В город на три дня уехал с женой и детьми. Только через два дня вернется.

– Мы его ждать не будем. У нас нет времени на ожидание. Эй ты, заместитель! – позвал эмир.

Майор поднял лысую голову, посмотрел на бандита озлобленно, без страха, с неприкрытой ненавистью в глазах. Он знал, что ему все равно конец. Надеялся на смерть без мук, рассчитывал, что его просто пристрелят.

– Что тебе, сволочь, надо?

– Спросить надумал. Ты жить-то хочешь?

– После того как тебя убью, может быть, и захочется. А пока мне плевать…

– Ага… Вот я это тебе и предлагаю!

– Что? – не понял мент. – Что ты мне предлагаешь? Плевать на тебя?..

– Попробуй меня убить, дурак. Если получится, тебя отпустят. Это мое слово. Освободите его. И связывать не надо, – добавил Старший брат Сатаны, увидев веревку в руках одного из моджахедов.

Майора отпустили. Он выпрямился, размял вывернутые кисти. Только сейчас майор задумался о том, как часто он сам, бывало, когда служил сержантом в городе, выворачивал людям руки даже тогда, когда этого не требовалось, но он при этом чувствовал собственную силу и власть. Наверное, те люди тоже испытывали боль, но он тогда об этом не думал. Его просто не учили об этом думать.

– Дайте ему нож! – приказал эмир.

Майор с удивлением поднял брови. Он не мог понять, что от него хотят и что с ним хотят сделать. Нож – это оружие, хотя и бесполезное против автоматов. Тем не менее, если нож предлагают, это какой-никакой шанс. Когда вообще нет никаких шансов на жизнь, даже нож в руке кажется спасением. Но было еще и какое-то предложение. Только мент не понял точно какое, но рассчитывал, что вот-вот все прояснится.

На площади было много людей. И моджахедов, и местных жителей, которые притихли, понимая, что сейчас будет что-то серьезное. Их специально пригнали сюда, чтобы эмир мог устроить свой цирк при зрителях. Омахан, считая себя от природы добрым человеком, любил, когда люди развлекаются.

Один из моджахедов протянул майору свой нож, придерживая его за лезвие. Мент схватился за рукоятку, как утопающий хватается за соломинку. Даже к себе прижал, словно не верил, что ему доверяют оружие. И посмотрел, не обманывают ли его, даже острие пальцем попробовал. Нет, нож был настоящий. И лезвие было хорошо заточено. Бандит для себя старался, затачивал, чтобы людям головы отрезать. А теперь нож оказался в руках ментовского майора.