Чужая кровь - Сергей Самаров

Эту науку счета материально-технической базы подразделения я познал уже давно, и майору Телегину объяснять мне простейшее и понятное положение вещей необходимости не было. Он это знал, и мы вместе пошли на ротный склад…

Таким образом, принимая ротные дела, в первый день я пришел домой намного позже, чем приходил в Москве после целого дня работы «таксистом». Жена, как оказалось, была в курсе дела, рано меня не ждала и занималась тем, что прилаживала на парадный мундир, который я не помню уже когда в последний раз и надевал, капитанские погоны.

Я начал было объяснять, почему сразу по приезде явился так поздно, но она остановила мои объяснения жестом:

– Знаю, мне жена Телегина звонила…

По поводу нового звания и новой должности жена приготовила праздничный ужин, чему больше радовалась она сама и дочери, поскольку я никогда себя к гурманам не относил и мог питаться всем, чем кормят. Под конец ужина в соседней комнате зазвонил телефон. К трубке побежала жена, поскольку телефоном обычно она и пользовалась, общаясь с другими офицерскими женами батальона. Но в этот раз принесла трубку мне. Сообщила шепотом:

– Васильков, ваш новый комбат. Строго разговаривает…

Я взял трубку:

– Капитан Ветошкин. Слушаю, товарищ подполковник…

– Извини, Алексей Афанасьевич, что от ужина отрываю. Такие вот дела у нас…

Подполковник выдержал паузу.

– Я слушаю, Александр Васильевич.

– Мне сейчас звонил начальник финчасти бригады. Ты у нас жалованье перед отъездом в Москву за три месяца получал? – Подполковник, как многие боевые офицеры, слегка стеснялся, когда речь заходила о финансовых вопросах. В этом, наверное, и была основная разница между офицером спецназа ГРУ и каким-нибудь бизнесменом.

– Так точно. За три месяца сразу.

– Получал как командир взвода по должности и за звание старшего лейтенанта?

– Так точно.

– Но при этом командировка твоя длилась меньше недели, хотя в командировочном удостоверении тебе семь дней отметили.

– Так точно, товарищ подполковник.

– Короче говоря, дело так обстоит. Тебе за неделю в тройном размере перечислили из ФСБ. Поторопился ты с работой, слишком быстро выполнил. Мог бы на три месяца растянуть, тогда получил бы девятерное жалованье. Но не в том суть. У нас тебе начисляли на боевую месячную командировку. Начфин предупредил, что будет перерасчет и одновременно пересчитают на капитанское звание и на должность командира роты. Это разница большая. Но ты сейчас опять в боевую командировку собираешься. Потому на одинарную оплату пересчитают только дни, которые ты здесь будешь… В итоге ты ничего, по сути дела, не проиграешь, даже, скорее, выиграешь… Я просто сообщаю, что будет перерасчет…

– А насчет машины, товарищ подполковник, никаких сообщений не было?

– Эту покупку Москва оплачивала, причем не наши, а ФСБ. Я не могу знать, как у них расчеты ведутся. Если будет какой-то запрос, поставлю тебя в известность. Если ты в это время в командировке будешь, попрошу подождать…

– Я готов буду оплатить покупку за свой счет, если потребуют вернуть. После командировки у меня должны быть средства.

– Решено. Я так и отвечу. Тогда у меня все. Конец связи…

– Я понял, товарищ подполковник. Конец связи…

Я передал трубку жене.

– Что у вас у всех за дурацкая фраза: «Конец связи…» Заразная какая-то. Я с мамой разговариваю, разговор заканчиваю, тоже говорю ей: «Конец связи…» Мама смеется…

Я тоже засмеялся.

– Обязательная армейская формулировка. А то не успел я что-то важное сообщить или спросить, а комбат уже трубку положил. Вот, во избежание подобного, формулировку и придумали… Если я конец связи подтвердил, то вопросов у меня нет. А ты не переживай. Если ты жена офицера спецназа, ты тоже человек наполовину военный.

– И я тоже, – категорично заявила старшая дочь.

– И я, – повторила за ней младшая.

– Вот такая у меня военная семья, – засмеялся я громче всех…

Передача ротных дел заняла два дня. Она заняла бы и больше, если бы мы не торопились. Майор Телегин еще не успел до конца принять дела штаба батальона. А там дел было несравненно больше, чем в разведроте. Но в итоге уже через два дня я стал полноправным командиром своего подразделения, хотя приказ по батальону на это назначение был подписан в день моего возвращения из Москвы, а в самом ГРУ был подписан еще раньше.

Это как раз тот редкий случай, когда в Москве не утверждают приказы, отданные на местах, а на местах издают собственные приказы в подтверждение московских. При этом, кажется, никакая субординация не нарушается, поскольку в московском приказе отдельной строчкой стоит напоминание о необходимости отдать приказ и по батальону. Вот со званиями все проще. Для присвоения очередного звания требуется только приказ министра обороны. И батальона этот приказ никак не касается. В батальон присылают только выписку из этого приказа. И никакой тебе волокиты. При этом сам министр обороны едва ли слышал когда-нибудь о существовании старшего лейтенанта Ветошкина, которого он сделал капитаном.

К моменту подписания акта приема-сдачи дел разведроты оперативный отдел еще не закончил свои разработки предстоящей операции против эмира Омахана Исмаилова. Офицеры отдела просили еще пару дней. Они ожидали получения свежих разведданных из Дагестана, с ФСБ, МВД, а также антитеррористическим комитетом которого наши оперативники всегда плотно работали.

Но времени ждать окончательной наработки плана у нас не было. От нас требовали немедленных действий. И потому было решено, что уже в ближайшую ночь рота на четырех большегрузных вертолетах «Ми-26Т» вместе с бронетехникой, включающей в себя четыре БТРа и три БМП, вылетает в Моздок. В Моздоке совершает посадку на аэродроме местной бригады спецназа ГРУ, откуда личный состав роты частично должен следовать своим ходом, то есть на бронетехнике, в военный городок отдельного сводного отряда спецназа ГРУ на Северном Кавказе, а вторая часть роты будет отправлена туда же из Моздока на грузовиках местной бригады.

Такая пересадка была вызвана тем, что небольшой плац военного городка сводного отряда, превращенный в вертолетную площадку, был не приспособлен для приема большегрузных военно-транспортных вертолетов «Ми-26Т». А посадка вертолетов на ближайшем гражданском аэродроме была сопряжена с большими финансовыми затратами – пришлось бы платить частным авиакомпаниям, чьи рейсы из-за нашего полета будут отложены, да и с гражданского аэродрома путь был ненамного короче.

Обычно перед командировкой я две недели с усиленной нагрузкой готовлю взвод. Чтобы так же подготовить роту, времени мне не дали. И потому моя обеспокоенность за командировку была заметной. По крайней мере, майор Телегин правильно определил мое состояние. И сразу поспешил успокоить:

– Не переживай, Леха! Я роту хорошо готовил. Не мне ехать, так тебе, какая разница. Разведрота в боевой готовности. В готовности к боям в условиях гор. Надеюсь, у тебя не будет повода обвинить меня в слабой подготовке личного состава. Лети спокойно. На солдат и офицеров положиться можешь полностью.

Спокойно лететь в консервных банках вообще трудно, в принципе. Транспортный вертолет тем и отличается, что у него легкая обшивка салона. И гремит он при каждом обороте винта со звоном консервной банки, которой играют в футбол в ураганный ветер.

Звуки двигателя напоминали именно ураганный ветер. Хотя мне ни разу в жизни не доводилось попадать в настоящий ураган, но я представлял его по звукам именно таким. Как здесь останешься спокойным? Да еще и холод в салоне основательный.

Тем не менее полет до Моздока был недолгим, а терпеть военные разведчики умеют всегда. Это одно из главных качеств каждого бойца спецназа ГРУ. Причем терпеть следует уметь все – время и боль, голод и удушье, собственную усталость и слабость. И не просто терпеть, а говорить себе при этом: «Я могу!» – и действовать по обстоятельствам. Это и означает – проявить характер.

Есть много вариантов проявления характера. В каждом солдате воспитывается понимание того, что боец спецназа – это мощная боевая единица, способная победить даже тогда, когда победить, кажется, невозможно. Мне не так давно говорил один из командиров взводов, что он в одиночку пытался преодолеть дистанцию большого марш-броска в пятьдесят километров. И понял, что это невозможно. В одиночку, как сам он решил, у него нет стимула. Со взводом он бежит и знает, что не может допустить слабость, не может устать и показать это. Он для солдат – пример для подражания. При этом командир взвода предположил, что и ни один из его солдат в одиночку преодолеть дистанцию не сможет. Когда солдат бежит в составе взвода, он видит спину впереди бегущего. Бегущий позади норовит наступить ему на пятки. Сразу возникает мысль: «Они могут! Могу и я!» И так солдаты друг друга поддерживают.