Последний вираж штрафбата - Антон Кротков

«Теперь точно отстранят от полетов, — мрачно размышлял лейтенант. — Имеют полное право. Это тебе не ошибка в тетради, а предпосылка к серьезному летному происшествию. И как могло случиться, что я вывалился из строя?! Наверное, такая миллиметровая работа, когда требуется почти сверхъестественное ощущение собственной машины и дистанции до идущих с тобой крыло к крылу партнеров, и правда не для меня. Кому-то суждено летать, а мне, видимо, ползать. Как говорится, не по Сеньке шапка!»

Игорь сам точно не знал, почему именно его распределили в самую элитную часть столичного военного округа. Когда на торжественном построении выпускников его вызвали из строя и начальник училища объявил: «Лейтенант Нефедов направляется для прохождения службы в гвардейский, орденов Ленина, Суворова…» (далее последовало довольно долгое перечисление регалий особого полка…), Игорь испытал смешанные чувства. Конечно, он был счастлив. Служить в одной из лучших частей истребительной авиации страны считалось намного престижнее, чем даже в Группе советских войск в Германии. Хотя служба в ГДР была самой хлебной в Советской армии. Знакомый парень, закончивший училище на год раньше Игоря и попавший в 296 ИАП[1] на авиабазу Нобитц под Лейпцигом, на зависть дружкам расписывал свое райское существование «почти что в Европе». Так как об особенностях полетов в пограничной зоне военная цензура писать не разрешала, счастливчик большую часть каждого своего письма посвящал смакованию добытых «трофеев». Часть денежного довольствия офицерам, проходящим службу в Западной группе войск, выплачивали в восточно-германских марках. Лейтенант получал 350 марок в месяц. Даже рядовым солдатам ежемесячно платили по 18 марок, чтобы в увольнительную они могли сходить в кинотеатр или кафе (посещать местные пабы солдатам не рекомендовалось). Валюту старались не тратить, ибо по возвращении в Союз марки можно было обменять на чеки Внешпосылторга. Обладателям чеков в специальных валютных магазинах системы «Березка» вне очереди продавали автомобили «Волга», югославские гарнитуры, ковры, импортную одежду и обувь.

Но знакомый Игоря до возвращения в Союз успел основательно прибарахлиться. За год пребывания в Германии лейтенант приобрел великолепный фарфоровый сервиз «Мадонна» и кое-что из одежды. А в будущем планировал закупить такие дефицитные в СССР вещи, как чешский хрусталь и мебельную стенку «Хельга». Для того чтобы перевезти все это добро на новое место службы, офицеры обычно заранее закупали исполинские чемоданы-рундуки местного производства, именуемые «Великая Германия». Для крупногабаритных грузов — мебели, мотоциклов, бытовой техники — заказывались железнодорожные контейнеры.

Конечно, многие старшекурсники мечтали попасть на службу в ГДР. И все же на первом месте по престижу стоял столичный округ. Считалось, что здесь молодые лейтенанты-летчики быстрее могут получить второй и первый класс. К тому же в Москве талантливый пилот имел шанс попасть на глаза начальству и сразу взлететь на запредельные карьерные высоты. Поэтому в Москву распределяли самых способных или блатных.

Но отца-генерала за спиной у Игоря не было, да и особенным талантом он не блистал. Правда, Нефедов окончил училище с неплохими оценками, но ведь не с отличием же… Между тем одновременно с Нефедовым из училища выпустилось восемь обладателей красных дипломов. Тем не менее только он один удостоился чести служить в суперпрестижном гвардейском авиаполку, который кулуарно называли «кремлевским».

Похоже, все дело было в его знаменитой фамилии. Любой летчик в ВВС, вне зависимости от того, являлся ли он истребителем, служил в бомбардировочной авиации или летал на транспортной машине, знал, кто такой Борис Нефедов — отец Игоря.

Еще на первом курсе летного училища стоило преподавателям узнать, что перед ними сын того самого «Анархиста», как они сразу выделяли стройного юношу с застенчивым взглядом из общей массы новобранцев. Ему начинали уделять больше внимания, снисходительно прощали многие ляпы. Инструкторы по летной подготовке вели себя с зеленым юнцом так, будто он прирожденный истребитель, а им доверена высокая честь — помочь раскрыться заложенным в мальчишке недюжинным талантам.

Но за все годы учебы Игорь так и не блеснул качествами будущего аса. Тем не менее даже более чем скромные успехи «восходящей звезды» никого не разочаровывали. Инструкторы продолжали верить в Игоря, говоря, что супербойцы почти всегда проявляют себя не сразу, мол, даже знаменитый гитлеровский ас Вернер Мельдерс был вообще вначале признан непригодным к обучению на пилота-истребителя. И даже добившись приема в авиашколу, Мельдерс долгое время считался первым кандидатом на отчисление. В воздухе он часто терял ориентировку из-за отвратительного пространственного воображения и головокружения и вынужден был постоянно бороться с приступами тошноты.

Самый результативный германский летчик Второй мировой войны Эрих Хартман после того, как попал на фронт, долгое время служил лишь обузой для своих ведущих, несколько раз совершал вынужденные посадки из-за потери ориентировки. Хайнца Бэра сбивали 18 раз! Одного из лучших асов «Битвы за Британию» Гельмута Вика руководство летной школы сочло «не полностью сформировавшимся как личность». В его личном деле даже появилась запись: «Маловероятно достижение данным курсантом среднего для обучаемых пилотов уровня». Тем не менее за свою последующую короткую боевую карьеру, продолжавшуюся всего один год (до гибели аса), Вик успел сбить 56 французских и британских самолетов. Феноменальный результат!

Какое-то время подобные примеры действительно служили Игорю утешением. Как и инструкторы, он тоже с надеждой ждал от себя прорыва. А пока в качестве кредита под будущие успехи принимал благожелательные отзывы учителей по пилотированию и воздушной стрельбе. Преподаватели теории тоже не хотели замечать скромных способностей курсанта и авансом ставили ему пятерки.

Но постепенно росло разочарование в самом себе. И по мере того как Игорь осознавал, что обладает весьма средними профессиональными способностями, громкая слава родителя начинала тяготить и даже раздражать молодого человека. Сын начал завидовать отцу. А зависть посредственности по отношению к таланту всегда порождает озлобленность. И родственные связи тут редко идут в счет. Игорь чувствовал себя обманутым. Отец обязан был разглядеть в нем бездаря и отговорить от выбора этой профессии. Но вместо этого еще мальчишкой Игорь десятки раз слышал, как, посмеиваясь, отец говорил про себя, что у него лучшая в мире работа, ибо то, чем он ежедневно занимается, похоже на катание с русских горок, только в сто раз круче. Естественно, Игорь с ранних лет видел себя в будущем только летчиком-истребителем.

Так гениальный отец, сам того не желая, уготовил своему отпрыску печальную участь вундеркинда, внезапно потерявшего свой золотой голос. Ты выходишь на сцену, перед тобой полный зал публики, дорого заплатившей за возможность услышать божественное пение. А из твоего горла вдруг вырывается какое-то пошлое кукареканье.

Юноша все чаще ощущал себя в похожей роли. Он видел, как все ждут от него чего-то экстраординарного. Еще бы! Сын лучшего неофициального аса советских ВВС не может оказаться серым середнячком. Такое отношение быстрее самого махрового блата до определенного момента открывало перед Игорем все двери. Но ведь асом по блату не станешь! Про то же, что природе свойственно отдыхать на потомках гениев, все почему-то забывали.

Вот и в элитный полк асов Нефедова, скорее всего, направили в уверенности, что среди лучших из лучших перспективный парень быстро себя покажет. Знаменитая фамилия стала для лейтенанта лучшей рекомендацией и пропуском в эскадрилью, занимающуюся демонстрационными полетами. Вообще-то сюда брали только опытных пилотов с квалификацией не ниже первого класса, имеющих за плечами тысячи часов налета. Но для сына знаменитого «Анархиста» было сделано исключение. Он ни дня не пробыл в запасных, а сразу попал в основной состав элитной пилотажной группы, которую в западной прессе за яркую раскраску самолетов называли «красной пятеркой». И Игорь очень старался оправдать такое доверие. Его с детства легко было взять на «слабо». Если кто-то говорил, что этого сделать нельзя, Игорь непременно должен был взять обозначенный барьер, пусть даже ценой разбитого носа или исключения из школы. Как раз в этом их с отцом характеры были схожи.

Да вот напасть: чем больше молодой летчик проявлял усердия, стремясь доказать всем, что может летать не хуже своего прославленного предка, тем чаще совершал непростительные ошибки. В жестких условиях службы в особой эскадрилье асов количество этих ошибок нарастало с невероятной быстротой. Каждый раз на разборе полетов опростоволосившийся новичок виновато кивал головой в ответ на замечания раздраженных партнеров, с плохо скрываемым страхом поглядывая на командира. А тот постепенно накалялся, терпение его заканчивалось. «Сколько можно возиться с этим увальнем! А может, убрать его к чертовой бабушке, — мелькнуло однажды у аса. — Пусть с ним нянчатся в другом месте».