А. Е. Ферсман - Рудольф Баландин

Геохимические методы оказались не столь успешными.

В частности, еще во времена Ньютона Галлей попытался определить возраст океана, разделив общее количество содержащихся в нем солей на ту долю солей, какая ежегодно выносится в пего реками. Однако метод оказался очень и очень неточным.

Замечательным достижением явилось открытие радиоактивного определения геологического возраста. Скорость распада радиоактивных элементов строго постоянна, неизменна. После того как в застывшей или отложившейся породе образовался радиоактивный минерал, он начинает «отсчитывать время». При благоприятных условиях продукты распада не рассеиваются вовне, а накапливаются.

Определяя количество распавшегося вещества и зная скорость распада (оно выражается логарифмической зависимостью), можно вычислить возраст данной горной породы.

У разных элементов скорость распада различна, и поэтому «радиоактивные часы» позволяют измерять интервалы времени в широчайшем диапазоне: от сотен и тысяч до миллиардов лет.

В изложении Ферсмана немало устарелых сведении.

Иначе и не бывает: за 60 лет в науке и особенно в технике произошли значительные перемены. Впрочем, о неизбежности этого писал и сам Ферсман, добавив, что самое главное остается в силе: человек научился исчислять интервалы прошлого. Причем обоснованные определения начались по существу только в пашем веке.

Ферсман не удовлетворяется описанием методов геохронологии (определения геологического времени). Мысль его стремится к философским обобщениям, к познанию сущности того, что мы привычно называем временем. Он высказывает ряд интересных идей, по устаревших поныне. При этом не боится противоречий и недоговоренности: он ищет, а пе поучает.

«Время такое же измерение пространства, как высота, ширила и длина. Не время течет, а текут и изменяются события, нет времени мира, а есть время отдельных космических систем, отдельных явлений и отдельных атомов».

Очень похоже высказывался о времени и знаменитый русский физик И. П. Умов («Течем мы, странники в четырехмерной вселенной»). Но ведь Ферсман, как мы уже знаем, пе раз писал в этой книге иначе: о потоке времени.

Противоречие? Да, как будто. Однако можно сказать так: высказывание различных точек зрения. А как еще поступить, если автор честно признается, что не имеет готового решения этой загадки природы? В сфере научных идей, как и среди Хибинских гор, он упорно ведет поиски.

Он искатель, страстный, неистовый искатель. И не только ищет, но и находит: интересные идеи, редкие минералы, новые месторождения полезных ископаемых. Но каждая находка — будь она самая прекрасная — не останавливает его. Напротив, окрыленный удачей, он еще острее испытывает жажду новых открытий.

Со стороны может показаться, будто он всецело занят только настоящим. Но это не так. Он как бы стремится уйти вперед за текучую грань сиюминутного. Трудно представить себе, что Ферсман смог бы когда-нибудь воскликнуть, подобно Фаусту: «Мгновенье, ты прекрасно, остановись!» У него был другой (неявный, невысказанный) девиз: «Мгновенье, ты прекрасно, прощай, я тороплюсь дальше!»

Он жадно жил настоящим, постоянно устремляясь в будущее. И пе случайно в этом стремлении оп видел одну из основных черт науки: «Самый смысл пауки и научного познания заключается не только в правильном позпании явлений и их слиянии в закономерные ряды, но и в возможности на основании этого знания предсказывать и предугадывать такие явления, которые не были раньше достоянием знания».

СРЕДНЯЯ АЗИЯ

Для того, чтобы найти… надо уметь искать, надо провидеть невидимое, ощутить предстоящее, не падать духом при неудачах и трудностях, настаивать и много трудиться.

В жизни Александра Евгеньевича десятилетие 1920–1930 годов было поистине героическим. Одной только хибинской эпопеи хватило бы для того, чтобы имя Ферсмана прочно вошло в список пионеров освоения минеральных ресурсов Советского Союза. А ведь была еще и Средняя Азия, где он тоже оказался первооткрывателем.

О подземных богатствах Средней Азии до революции высказывались самые пессимистические мнения. Были хорошо известны рудные месторождения Урала, Алтая, Забайкалья. По сравнению с ними Средняя Азия представлялась мелкоперспективпой. На нее геологи попросту не обращали серьезного внимания. Тем более это была очень отсталая экономически, полуколониальная окраина империи.

Положение резко изменилось при Советской власти.

Было привито решение взяться за экономическое возрождение окраин. Одни из главнейших путей для достижения этой цели — поиски, разведка и разработка минеральных богатств.

Первые геологические отряды, начавшие исследования на огромной территории Средней Азии, обнаружили в ряде мест рудопроявлеиия, обследовали перспектиштые районы, обратили внимание на остатки древних горных выработок и примитивных металлургических производств. Все это были разрознеппые сведения. Требовалось обобщить их и наметить районы, где следует развивать горнодобывающую и перерабатывающую промышленность. С этой целью в Среднюю Азию весной 1924 года была направлена группа специалистов во главе с А. Е. Ферсманом.

В этой экспедиции, как и в последующих среднеазиатских, Ферсмана сопровождал геолог (в будущем академик) Д. И. Щербаков. Оп интересно описал эти путешествия. (Да и Ферсман о них писал очень хорошо и неоднократно.) Вкратце познакомимся с этими исследованиями и главными их результатами.

В первый год Ферсман побывал в Средней Азии недолго: очень спешил па север, в Хибины. И все-таки успел посетить месторождения плавикового шпата в Чаткальском хребте, поделочного камня — колыбташа у поселка Сайлык, кремнистых сланцев в долине реки Исфайрамсай, где ранее были обнаружены марганцевые и никелевые минералы. Кроме полевых работ в Ферганской долине, он прочел лекции и провел консультации в Ташкенте.

На следующий год Ферсман припял участие в изучении потцер в известняковых массивах южнее Ферганской долины. Он исследовал минералы, рожденные в пещерах, полупрозрачные или белые кальцитовые натеки, стебли, нити, сталактиты и сталагмиты, колонны, гирлянды, таблитчатые, водянисто-серые, отливающие стеклянным блеском кристаллы барита — тяжелого шпата, янтарно-жслтые пирамидки самородной серы, голубоватые, как бы промасленные корки целлестина — соли стронция, прозрачные кубики каменной соли — галита и белоснежные, словно сахарные, розетки — гипса…

Но его увлекают не только загадки образования и разрушения пещерных минералов. Он мысленно восстанавливает историю пещер, особености их роста, перехода от вертикального направления к горизонтальному, их связи с наземными и подземными водами. Пещерам он посвящает прекрасную статью в журнале «Природа».