Документы жизни и деятельности И. С. Баха - Ханс-Йоахим Шульце

[И. С. Бах — в городской магистрат. — Лейпциг, 15.VIII. 1736 г.]

67 (II/382)[130]

[…] Ваше превосходительство и [Ваши] высокоблагородные светлости благосклонно довели вчера до моего сведения то, с чем выступил против меня господин кантор здешней школы св. Фомы, и при этом повелели незамедлительнейше представить [все], что я имею на то возразить. И хотя поданная им жалоба, по существу, касается не одного меня, а и господина надзирателя школы — апелляционного советника Штиглица, с согласия которого (в силу принадлежащих ему полномочий, определяемых школьным уставом, утвержденным высокоблагородным и высокомудрым магистратом) ассистент [Иоганн Готлоб] Краузе, самоуправно и незаконно смещенный кантором, был восстановлен в своей должности, — тем не менее я, подчиняясь приказанию Вашего превосходительства и [Ваших] высокоблагородных светлостей, намереваюсь, поскольку упомянутый господин школьный надзиратель в ту пору отсутствовал, изложить и представить, сообразно со своей совестью, истинные обстоятельства дела, дабы господину кантору в его неправомерном иске было отказано и [дабы было ему] указано на [обязанность блюсти] послушание и почтение в отношении вышестоящих лиц. <…>

После того как приблизительно 8 недель тому назад должность первого ассистента сделалась вакантной, господин кантор заместил ее первым учеником и вторым ассистентом Иоганном Готлобом Краузе, против чего (с. 64) я не имел никаких возражений, поскольку, во-1-х, в функциях второго и третьего ассистента он держал себя так, что на него не поступало никаких нареканий, и[, во-2-х, ] школьный устав (п. 77) недвусмысленно предписывает, что на место первого ассистента всегда должен назначаться первый ученик и лишь в случае недостаточной его подвинутости в музыке — следующий [за ним по успеваемости], и то [лишь] с ведома господина надзирателя, — что, однако, в данном случае не должно было иметь места, поскольку оный имел уже три ассистентуры, а вторая ассистентура требует гораздо большей подвинутости в музыке, чем первая, ведь второй ассистент по праздникам с утра и пополудни должен руководить музицированием в той церкви, которую инспектирует господин проректор, тогда как первому ассистенту вовсе не приходится руководить. Но когда прошло уже несколько недель пребывания оного [Иоганна Готлоба Краузе] на этой должности, господин кантор 10 июля послал ко мне второго ассистента, Кюттлера, и велел доложить, что вынужден переместить первого ассистента [Иоганна Готлоба] Краузе, ибо считает его непригодным к первой ассистентуре, и намеревается снова сделать его вторым, а Кюттлера — первым ассистентом. Я ответил, что ему надлежит знать, кто пригоден, а кто нет, и что, коль скоро дело обстоит так, я не возражаю, но [при этом] высказал пожелание, что надо было получше его проверить с самого начала. Ваше превосходительство и [Ваши] высокоблагородные светлости, таким образом, могут видеть, что он [фактически] предоставил мне право голоса в вопросе о замещении должностей ассистентов. Смещенный ассистент обратился ко мне по этому поводу с жалобой; я же адресовал его к господину кантору: коль скоро он думает, что смещен по какой-то другой причине, пусть по-хорошему с ним поговорит, а я ничего не буду иметь против того, чтобы он остался [на прежнем месте]. Вслед за тем он несколько раз подходил к кантору с просьбами, но ничего не мог добиться; тогда он попросил, чтобы тот хотя бы сказал ему, по какой причине он его снял; и тут кантор, наконец-то, опрометчиво признался, что снял его из-за меня, ректора, так-как когда-то, когда я отстранил — впредь до отбытия наказания — <Готфрида Теодора> Краузе (после чего тот убежал), я сказал, что тем временем первым (с. 65) ассистентом будет он[, Иоганн Готлоб Краузе, ] и тем самым посягнул на его[, кантора, ] права, ибо ассистентов ставит кантор, а не ректор. (О том, действительно ли я, как утверждает господин Бах, взял на себя единоличные полномочия в деле замещения первой ассистентуры, Ваше превосходительство и [Ваши] высокоблагородные светлости легко могут судить сами.) 2 дня спустя, 12 июля, в беседе с господином надзирателем я изложил ему это дело и получил от него решение, каковое Ваше превосходительство и [Ваши] высокоблагородные светлости, несомненно, призна'ют в высшей степени правомерными: «Коль скоро у кантора не было никакой другой причины, кроме этой, и коль скоро он был столь опрометчив, что предал оную огласке среди учеников, — согласиться со смещением первого ассистента нельзя, так что пусть он остается в своей должности». Вслед за тем я вызвал господина кантора к себе, чтобы поговорить с ним об этом деле, и тут он тоже признался, что произвел данное перемещение именно по вышеуказанной причине. Я сделал ему внушение, объяснив, что отстранить и снять — не одно и то же и что нет ни малейшей доли правдоподобия в том, что я назначил кого-либо на уже занятое место. Ни господин надзиратель, ни я не пошли бы на подобные вещи. Одновременно я довел до его сведения решение господина надзирателя и наложил запрет на смещение ассистента. Теперь-то он не имел права предпринять фактическое смещение до тех пор, пока не получит от надзирателя и от меня новое на сей счет решение, а если его это не удовлетворяло, он должен был обратиться по данному поводу к господину надзирателю. Однако он, невзирая ни на что, все же произвел смещение ассистента, о чем я узнал в воскресенье в церкви. Таким образом, у меня было достаточно оснований на то, чтобы восстановить смещенного ассистента; тем не менее — желая пощадить авторитет кантора в глазах общественности, коего у него и без того временами не хватало, так что ему неоднократно приходилось [за недостатком собственного авторитета] прибегать к моему, — я написал ему письмо, в коем разъяснил, сколь далеко зашел он в своем проступке, предприняв в вышеобрисованных обстоятельствах сие перемещение ради того, чтобы отомстить за воображаемое вмешательство в свои полномочия, да еще так, что при этом пострадал (с. 66) невиновный. И хотя я мог бы восстановить смещенного ассистента, я все же, дабы пощадить репутацию кантора, счел, что лучше будет, если он сделает это сам, ибо такой способ [уладить конфликт] пошел бы на пользу нам обоим. В ответ на это он 17 июля передал мне через проректора, что письмо мое прочитал с удовольствием и что он и сам очень хотел бы, чтобы дело уладилось по-хорошему. В конце концов, он, пользуясь посредничеством господина проректора, обещал, что на первом же уроке пения восстановит [в полномочиях] смещенного ассистента. Однако впоследствии оказалось, что над господином проректором он надругался точно так же, как и надо мною. Ибо обещанного и взаимосогласованного восстановления [ассистента] так и не последовало. Я сделал ему напоминание, но в ответ услышал, что он на 14 дней уезжает, что мне надо только потерпеть до его возвращения, а уж тогда он все устроит. Что ж, и на это я согласился. Но вот прошло уже 10 дней после его возвращения, а ничего такого так и не последовало. Тогда я — в прошлую субботу — написал ему еще одно письмо, в коем осведомился, как понимать такую проволочку, [и пояснил, что, ] мне кажется, он не желает сдержать свое обещание. Тем самым я хотел дать ему понять, что, если он в тот же день не восстановит ассистента, в воскресенье утром я сам непременно это сделаю в силу распоряжения, каковое было получено мною ранее от господина надзирателя и с тех пор было им повторено еще раз. Но на это он ни лично, ни через кого бы то ни было не ответил мне ни слова, не говоря уже о том, чтобы сделать то, что от него требовалось. Так что да рассудят Ваше превосходительство и [Ваши] высокоблагородные светлости сами[, как следует квалифицировать] такое поведение по отношению к господину надзирателю и ко мне; и разве не мог я с полным правом предпринять восстановление [ассистента] в [его] полномочиях? Поэтому я приказал обоим ассистентам, чтобы каждый [из них] снова занял свое прежнее место, и [предупредил, что], поскольку это предписание делается по распоряжению и с одобрения господина надзирателя, то всякий (кроме [Иоганна Готлоба] Краузе), кто посмеет взять на себя обязанности первого ассистента, будет рассматриваться как противящийся не только мне, но и господину надзирателю, (с. 67) что с необходимостью повлечет за собой суровые наказания, от коих я и хочу всех предостеречь. Как только первый ассистент, по моему приказанию, известил об этом господина кантора, тот немедленно побежал к господину суперинтенденту <C. Дайлингу> и подал на меня ту самую необоснованную жалобу, каковую затем, не получивши от него желанного решения, он и представил Вашему превосходительству и [Вашим] высокоблагородным светлостям, одновременно заявив, что в среду, а это значит позавчера, передаст дело в консисторию. И хотя господин суперинтендент не вынес никакого решения, сочтя лишь, что об обстоятельствах дела ему нужно справиться у меня, а само дело ни им, ни консисторией не может быть разрешено без предварительной консультации с господами патронами и господином надзирателем, — тем не менее кантор, под предлогом якобы полученного [им] от господина суперинтендента распоряжения, вынудил второго ассистента, Кюттлера, снова покинуть церковь св. Николая и перейти с ним в первый хор, в церковь св. Фомы, откуда он с большим шумом изгнал уже певшего там ассистента [Иоганна Готлоба] Краузе. Я [прямо] из церкви отправился к господину суперинтенденту, чтобы справиться, давал ли он подобное распоряжение, но [в ответ] услышал, что он ничего не говорил, кроме того, что я уже привел выше. Тогда я рассказал ему всю историю так, как изложил ее здесь Вашему превосходительству и [Вашим] высокоблагородным светлостям, и он полностью одобрил мое поведение в данном вопросе, согласившись, что до возвращения господина надзирателя должно оставаться в силе отданное мною по приказу господина надзирателя распоряжение, ибо правильнее будет, если кантор уступит господину надзирателю и ректору, а не они ему. Я дал об этом знать господину кантору, но тот ответил, что ни в коем случае не станет с этим считаться, чего бы это ему ни стоило. Когда же оба ассистента пополудни снова направились каждый на свое место согласно данному мною указанию, кантор опять-таки с шумом и криком выгнал [Иоганна Готлоба] Краузе из хора и приказал воспитаннику Клаусу петь вместо ассистента, что тот и сделал (а после службы приходил ко мне просить по сему поводу прощения). Так как же господин кантор может утверждать, что пел не [наш] ученик, а некий (с. 68) студент? Другого же ассистента, Кюттлера, — за то, что тот меня послушался, — он выгнал вечером из-за стола. Из всего этого Ваше превосходительство и [Ваши] высокоблагородные светлости могут заключить, что жалоба господина кантора необоснованна, — будто бы я недавно без его ведома и согласия неправомочно присвоил себе право назначать ассистента в первом хоре и сделал ассистента по второму хору ассистентом по первому. Поставить ассистента — не такое уж великое дело, чтобы из-за этого я вдруг стал причинять кому-либо огорчения, да я такого никогда и не требовал, и никогда не стану требовать, — хотя я, разумеется, требую сохранения за мной полномочий, определяемых уставом школы, и надеюсь, что они будут защищены. Господин кантор перевернул наизнанку все, что зафиксировано в уставе: разве не могу я, с ведома и согласия господина надзирателя, восстановить ассистента, просто в пику ректору смещенного кантором против воли господина надзирателя и ректора, [- разве не могу я восстановить ассистента, ] когда сам господин кантор не желает сделать этого, хотя сам же обещал это сделать и тем самым [фактически] признал, что мальчик-то отнюдь не непригоден, как и без того явствует из вышеизложенного? В силу сего покорнейше прошу Ваше превосходительство и [Ваши] высокоблагородные светлости отказать господину кантору в его неуместном и необоснованном иске и потребовать от него, чтобы он удовольствовался ныне действующим предписанием, выпущенным с ведома господина надзирателя, а также вынести ему строгое порицание за строптивое непослушание по отношению к господину надзирателю и ко мне, дабы впредь он не предпринимал подобных шагов без согласия вышестоящих лиц и вопреки школьному уставу, утвержденному высокоблагородным и высокомудрым магистратом, да и вообще отправлял бы свою службу с большим прилежанием. Здесь не место обращаться к Вашему превосходительству и [Вашим] высокоблагородным светлостям с жалобами на него, что я и оставляю за собой до другого раза; но не могу не указать хотя бы только на одно: те невзгоды и, более того, несчастья, какие достались бедному обратившемуся в бегство Готфриду Теодору Краузе, восходят исключительно к нерадивости господина кантора. Ибо если бы он, как ему и надлежит, сам пошел на (с. 69) свадебную службу, чему ничто не препятствовало, и не полагал бы, что управлять [хором] на такой службе, где исполняется только хорал, ему не пристало (по каковой причине он пропустил уже не одну такого рода службу, например, совсем недавно — крёгелевскую, на что жаловались людям музыканты Вашего превосходительства и [Ваших] высокоблагородных светлостей), то у упомянутого Краузе не было бы повода учинять такие эксцессы в церкви и вне ее, за которые самим высокоблагородным и высокомудрым магистратом были назначены столь суровые кары.