Бумажныйй театр - Милорад Павич

В третьем углу не было никого, а четвертый бывал населен только по четвергам. Что-то черное тогда сквозь нос мяукало из этого угла какую-то песню. Она была похожа на те страшные песни, которые поют сербы.

В таких случаях я, набравшись храбрости, удирал сквозь ночь в кровать папы и мамы. Правда, и там было не вполне безопасно. В их спальне стоял огромный черный шкаф. Внутри его, как я догадывался, сидели все мои страхи. Шкаф всегда был закрыт на ключ, и папа не разрешал мне заглядывать в него.

— Почему я не могу открыть и посмотреть, что там, внутри? — как-то раз осмелился я спросить отца.

— Потому что там дьявол.

— Дьявол? Настоящий дьявол?

— Самый настоящий, — сказал отец. — На нем плащ, подбитый красным бархатом, на голове рога, а в руке посох. Он пришел с Родопских гор.

— Что он делает в шкафу?

— Ждет, когда его кто-нибудь выпустит, повернет ключ в замке, и тогда он сможет выйти. А когда выйдет, всех нас засунет в мешок, а потом — в Дунай…

Однажды днем, когда отец с матерью были в школе на занятиях, я достал из цветочного горшка ключ, подкрался к черному шкафу и открыл его. Внутри царил мрак, и я с любопытством принялся было рыться на дне. И вдруг похолодел от страха. В шкафу стояли чьи-то ноги в красных сапогах. Я захлопнул дверцу шкафа и повернул в замке ключ. После этого на несколько недель я оставил его в покое.

Но потом из Джурджева приехали Цикинджалы, они привезли с собой и свою дочку. Она была на год старше меня, носила рыжие волосы пучком, в котором было полно красивых шпилек, и грязноватые трусы. Помнится мне, что я перед ней задавался и как-то раз вечером, когда мы остались одни, решил поважничать.

— В черном шкафу закрыт дьявол! — сказал я.

— Уф! — ответила она. — Дьяволы не существуют!

— Хочешь, покажу? Он пришел с Родопских гор.

— Интересно посмотреть.

— Не боишься?

— Боюсь.

— Чего?

— Тебя, потому что ты сопляк и не понимаешь, что опасно, а что нет. Ищешь приключений на свою голову.

Я взял ключ из цветочного горшка и открыл замок. Внутри царила темнота, но были ясно видны две ноги в красных сапогах. Тогда она расхохоталась и дотронулась до них. В тот же миг, отвечая на ее прикосновение, ноги вздрогнули. Словно живые. Она отдернула руку, и мы одновременно посмотрели наверх, чтобы разобрать в темноте, чьи это ноги. Над нами, во мраке шкафа, стоял дьявол. Не шевелясь, он сверкающими глазами смотрел на нас. Постепенно я разглядел заостренную бородку, рога и длинный черный плащ, подбитый красным бархатом. Ноги в красных сапогах были его ногами. На них даже осталось немного пыли с Родопских гор.

Барышня Цикинджал резко захлопнула дверцу шкафа и бросилась в спальню моих родителей. Она затащила меня в кровать и схватила за то, за что еще ни одна девочка никогда меня не трогала. Потом подлезла под меня, и я впервые в жизни погрузился в женское тело. Тогда я был еще совершенно неопытен, и это стало моим первым впечатлением. Я был смертью, она жизнью. И мы в кровати комбинировали две эти вещи. Что касается меня, то мне пришлось пройти по острову, покрытому отбросами, колючими растениями, старым хламом, грязью и пылью, к чистой воде на другом его берегу… Потом мы лежали, счастливые и испуганные. Все произошло так быстро, одно за другим. А тут возникла и еще одна проблема: вернулись родители, и это было третьим делом, с которым нам нужно было справиться, делая вид, что все в полном порядке.

— Когда я наконец вырасту и смогу свободно спать, с кем захочу, — прошипела она мне в ухо, — я пересплю с дьяволом из вашего шкафа. С тем, в красных сапогах! С Родопских гор!

— А зачем тебе ждать, когда ты вырастешь?

Не знаю, что у нее было на уме в самом деле, но следующим летом, когда семья Цикинджал опять приехала к нам погостить, она уже превратилась в барышню на высоких желтых каблучках. Пахло от нее чем-то таким, чего не найдешь в саду, она носила блузку, которая подчеркивала красоту ее шеи, а ее зубы сверкали на солнце, как поверхность воды. Голос ее совершенно изменился, и им она позвала меня, как только мы остались одни. Я подумал, что она, как и в прошлый раз, хочет уложить меня в постель, но этого не случилось. Она направилась прямо к черному шкафу. Взяла из цветочного горшка ключ, открыла замок этой громадины и шепнула мне:

— Посмотри, сейчас я займусь любовью с твоим дьяволом!

Без капли страха она открыла дверцу. Там по-прежнему стояли красные сапоги, а в них дьявол с рогами и посохом, в черном плаще с подкладкой из красного бархата. Своими неподвижными прекрасными глазами он смотрел прямо на барышню Цикинджал. Она дотронулась до его сапог, и они, так же как и год назад, зашевелились и не сразу успокоились. К моему ужасу, она тогда схватила дьявола за член. Не отпуская его, вошла в шкаф, забралась к нему под плащ и захлопнула за собой дверцу.

Она предавалась любви с дьяволом. Я это отлично слышал.

Когда она вышла, я хотел, как и в прошлый раз, отвести ее в постель, но она презрительно сказала мне:

— С детьми я любовью не занимаюсь!

Четыре года спустя отец, мать и я, разнаряженные в пух и прах и яркие, как ярмарочные леденцовые петушки, запрягли в коляску коня, отец хлестнул его хлыстом, и мы тронулись к паромной переправе, чтобы попасть в Джурджево. Мы ехали сватать меня за барышню Цикинджал, и она согласилась, не сказав ни единого слова. Она была красивее, чем когда-нибудь раньше, и время от времени, когда никто не мог этого заметить, под столом хватала меня за член. О ней нужно сказать еще кое-что. До меня она не была замужем, но у нее был ребенок. Так что в наш брак она пришла с чудесной двухлетней девчушкой. Иногда девочка смотрела на меня неподвижным взглядом своих удивительных глаз, и мне казалось, что эти глаза кого-то мне напоминают, но я не мог вспомнить кого.

Став мужем и женой, мы остались жить в Румынии, в Джурджево, а когда умерли мои отец и мать, переселились в Болгарию, в Рущук, в дом моих родителей. Под хохот моей жены мы в первый же день открыли черный шкаф, нашли в нем дьявола и вытащили его наружу. При свете дня он выглядел жалко. Его рога были сломаны, и в них завелись черви, некогда пурпурная подкладка плаща была изъедена молью и выцвела. Красные сапоги потеряли форму и походили теперь на двух вяленых рыб. Ростом он был ниже меня… Она захотела, как некогда, схватить его за мужское естество, но того не оказалось на месте. Дьявол остался без члена.

Короче говоря, дьявол этот был сатаной из кукольного театра, мой отец когда-то давно делал для представлений фигуры, которые двигались, если их дергаешь за веревочки…

Сегодня мне немного жалко, что больше нет моего дьявола. Хотя иногда, когда дочь моей жены обувает свои красные сапожки и останавливает на мне свой прекрасный неподвижный взгляд, я думаю: «Шила в мешке не утаишь. А что, если этот ребенок — дочка из шкафа?»

Мария Анна Лопес (ИСПАНИЯ)

Мария Анна Лопес родилась в Таррагоне, училась в Барселоне, Гвадалахаре и Саламанке. Как археолог по образованию, работала на раскопках в пещере Альтамира, в Китае и на Юкатане в Мексике. Литературой занялась по совету врача, который порекомендовал ей обратиться еще к чему-нибудь помимо археологии, и тогда она начала писать очерки. Писала на каталанском языке. Появившиеся в результате этого книги называются «Я ничего вам не скажу» и «Путешествие как замена несчастья». Ее печатало издательство «Колумна» из Барселоны. Ее пьесы, которые она литературой не считала, ставили в Нью-Йорке, во Франции, в Германии, Италии и России. Называются они «Разделение на мужчин и женщин», «Круг без мела» и др. Одно время была замужем за футболистом. Включенный в эту антологию очерк воспринимается как превосходный рассказ. Говорят, что каждое утро после завтрака она говорила одну фразу: «Дожить бы до сумерек, да и лечь!»

ВИД ИЗ СПАЛЕН

Есть у Гауди, во дворце Гуэля в Барселоне (1886–1891), башня над вестибюлем, предваряющим вход в спальные комнаты, она производит одно впечатление днем и совершенно другое ночью, когда все дневное угасает. Днем солнечный свет на своде башни превращается в сияние окруженной звездами полной луны, но ночью этого эффекта нет, он пропадает, потому что процесс необратим: день может перейти в ночь, но ночь в день никоим образом, ибо ночь является из космоса, а день проистекает из земной природы. Круглое отверстие в верхней части башни и небольшие отверстия вокруг него пропускают солнечный свет таким образом, что складывается впечатление, будто снаружи царит ночь (синий свод башни), а над ней светит луна (большое отверстие на вершине башни) в окружении звезд (несколько маленьких отверстий, разбросанных по своду). Все это, как и предусмотрено земной природой, питается солнечным светом. Гауди, подражая в своем дворце акту Сотворения мира, создал маленький космос, непосредственно соприкасающийся с окружающим нас огромным космосом, так же как и маленький космос внутри человека непосредственно соприкасается и взаимодействует с огромным космосом вокруг нас.