Кровь титанов - Вячеслав Шалыгин

Шесть закованных в броню и окутанных силовыми полями фигур неторопливо прошли через раскрытые двери зала для торжественных приемов и растворились в мерцающем свечении гипертоннеля. Наблюдавшие за процессом операторы аппаратуры слежения увидели, как в зале разворачивается объемная лазерная проекция. Передаваемая боевыми костюмами Воинов информация тут же преобразовывалась в виртуальную модель, и оставшиеся на Титане инженеры словно бы шли рядом с разведчиками. В первую секунду Воинов окружала лишь светящаяся субстанция, но буквально через пару шагов, когда в тоннель въехал магнитоплан и вошел замыкающий, из-под ног разведчиков исчезла опора, и приборы зафиксировали наступление невесомости.

– Индивидуальные сигналы теряются, – встревоженно сообщил главный техник. – Всем операторам перейти на аварийный канал гиперсвязи.

– Маяк магнитоплана работает с предельной интенсивностью, – откликнулся инженер, наблюдающий за «обозом». – Сигнал теряется.

– Заладили, – раздраженно высказался координатор начавшейся операции Воин Купавин. – Маяк рассчитан на глубину проникновения в гиперпространство до ста линейных единиц. Это почти десять тысяч парсеков в обычном пространстве. Вы хотите сказать, что отряд уносит дальше центра Галактики?

– Тоннель закрывается! – подлил масла в разгорающийся огонь ещё один оператор.

– Сигналы боевых костюмов потеряны…

– Связь с маяком магнитоплана потеряна…

– Гипертоннель закрыт…

– Черт! – воскликнул Купавин. – Срочно передайте все полученные сведения на линкор «Сатурн», флагман армады.

– Какие сведения? – удивился главный техник. – Мы не успели ничего зафиксировать. Только обрывки…

– Вот их и передавайте, – отрезал Воин…

Время – это странная и неуступчивая часть бытия. Оно никогда не сдается, каким бы безумным ни был натиск стихии или обстоятельств. Время извивается, как пойманный уж, просачивается сквозь пальцы, словно вода, и утекает в жадный пересушенный песок пространства. Время кружится по часовой стрелке, обтекая Вселенную и расширяясь вместе с ней, но у него есть и свое предназначение. Время дает момент движения веществу, взрываясь и угасая вместе с ним далеко от точки начала начал. Что произошло в исходной точке – произнес свое веское слово бог или возникла случайная виртуальная флуктуация абсолютной пустоты, – знает лишь Высший Разум, если он существует, но возмущение, вызвавшее цепную реакцию Большого Взрыва, было провокацией именно со стороны времени. Схватками при его рождении стали неустойчивые гравитационные поля и волны, затянувшие вещество в водовороты созидания галактик и звезд. Его жизнь ускорялась с каждой секундой, вместе с удалением вещества от момента рождения Вселенной и самого времени…

Нельзя найти истоки Вселенной, потому что для этого следует вернуться в прошлое, а Время необратимо.

Путешествуя в пространстве, найти истоки Вселенной нельзя… но ведь никто не запрещает предпринять эту отчаянную попытку. Например, рухнув куда-то в сверкающую бездну, в поток неизвестной субстанции, которая мчится против движения всего сущего, пронзая попадающиеся на пути ядра галактик, межзвездный газ, звездные и пылевые скопления, взрывы сверхновых и черные дыры. Эта субстанция проходит сквозь галактики, как пуля сквозь листок бумаги. Она игнорирует даже гиперпространство, словно в этом странном измерении нет ни страшнейшей волновой гравитации, ни вязкой первозданной псевдопустоты…

То, что образовывало этот тоннель, презирало и непреклонную инертность пространства, и упрямство времени. Субстанция выполняла свою неведомую задачу вопреки любым постулатам физики Вселенной. Словно это была вовсе не её Вселенная, словно субстанция попала в этот мир случайно: транзитом или с целью короткой разведки. Словно это было сверкающее щупальце, которое сокращалось, втягиваясь в брюхо выбросившей его твари, и никакие законы небесной механики не могли помешать этому процессу. Более того, законы словно подыгрывали субстанции, подчиняясь зову её тяжелых гравитационных полей. Такие обоснованные и незыблемые аксиомы трехмерного мира мгновенно теряли фундаментальность, растворяясь в потоке вселенского течения, устремленного в сквозное отверстие, которое было пробито «щупальцем» в телах миллионов последствий миллионов Больших Взрывов…

Кружащих в плоскости мегавселенной, так забавно взорвавшейся в одном из рукавов ассоциации миллионов таких же раскаленных скоплений вещества…

Мегавселенной, которая вращалась вокруг центра по-настоящему внушительных масс…

Гигантских, невообразимых масс, которые, в свою очередь…

Туркин зажмурился и встряхнул головой. В скафандре это движение было довольно опасным, поскольку от него в действие пришли сразу несколько защитных и атакующих систем универсальной боевой экипировки. К тому же невесомость теоретически требовала осторожности в телодвижениях. Наполняющая тоннель субстанция гасила все неверные импульсы, и колонна Воинов оставалась относительно стройной, но оправданные меры предосторожности чаще всего приносили ощутимую пользу постфактум, когда все приключения заканчивались. Например, те, кто пренебрегал противорадиационной защитой во время штурма взбунтовавшейся колонии Три, впоследствии долго лечились в Центральном госпитале на Земле. Хитрые повстанцы включили гамма-излучатели в самый последний момент, когда бой был практически окончен, и некоторые Воины необдуманно расслабились.

Так было раньше, во время предыдущих операций и походов. Что происходило теперь, понять было трудно, однако схема действий оставалась прежней. В строгом соответствии с правилами военной науки.

– Радиосвязь сдохла, – заявил в мысленном эфире Семенов, – придется напрягать мозги.

– Непривычное занятие, согласись, – съязвил Горич.

– Как вы считаете, господа титаны, какой червяк нас проглотил? – спросил обычно немногословный Воин Мордвинов.

– Какой ещё «червяк»? – удивился Шульга. – Это же гипертоннель.

– Тоннели не светятся, – поддерживая версию Мордвинова, возразил Горич. – И не транспортируют предметы со страшной скоростью черт-те куда.

– Ты думаешь, мы пройдем мимо Стрельца? – включаясь в беседу, спросил Ямата.

– Гиперсвязь отошла на покой. – Горич представил себе, как выглядит установленный на магнитоплане маяк. – Это означает, что мы покинули зону устойчивого приема сигналов, то есть проскочили «рубеж десять тысяч».

– «Рубеж десять тысяч» в направлении созвездия Стрельца – это ядро Галактики, – заметил Туркин.

– Если смотреть с Земли, – поправил его Горич. – Реально Стрелец чуть в стороне. Хотя и ненамного.

– Я что-то не пойму, нас хотя бы к пенсии поднимут на борт какого-нибудь крейсера или мы всю жизнь так и будем воевать со сверкающими червяками в автономном режиме? – поинтересовался Семенов.

– Армада пойдет не дальше зоны тройной аномалии, – ответил Ямата.

– Успокоил, – Семенов выразил крайнюю степень недовольства. – Насколько мне известно, эта зона расположена гораздо ближе к Солнцу, чем мы находимся в данный момент.

– И с каждым мгновением это «гораздо» приобретает все более зловещий оттенок, – согласился с ним Горич. – Страшно, Семенов?

– А должно быть весело? – поинтересовался Воин. – Ты, Драган, что-то тоже не особо радуешься…

– Занялись бы вы делом, – прерывая их нервный обмен любезностями, сказал Ямата, – вон как Туркин. Летит себе титан, анализирует происходящее с научной точки зрения, запоминает пришедшие в голову выводы…

– Философ, однако, – Семенов усмехнулся. – Только и он не от большого содержания железа в нервах этим занимается.

– Лично меня занимает вопрос прибытия в конечный пункт нашего замысловатого путешествия, – сообщил товарищам Туркин. – Как-то нас там встретят?

– Ну, как обычно встречают на другом краю Вселенной? – усмехнулся Горич. – Цветами и шампанским.

– Лучше водкой и пивом, – пожелал Семенов.

– Накаркали, – заявил Ямата, указывая куда-то в сверкающую перспективу тоннеля. – Кажется, к нам приближается комитет по встрече. К бою!

11. Долгая ночь

Джемисон заставил себя взглянуть на лицо Куклы. Видеть её страдания было выше его сил, но чувство вины не давало уйти совсем, и сержант мерил шагами палату, напряженно размышляя о причинах происшествия.

Версия, в которой главным подозреваемым являлся Снайп, вполне устроила начальство, но не Джемисона. Полицейский слишком давно знал оруженосца. Снайп был, конечно, крепко обижен судьбой, но его психоматрица не содержала столь откровенных компонентов агрессивности. Сержант мог вспомнить добрую сотню случаев, когда слугу провоцировали люди или обстоятельства, но слишком мягкий и доброжелательный для титана Снайп либо обходил неудобные вопросы стороной, либо смотрел на них как бы с позиции незаинтересованного наблюдателя. Эта невозмутимость Снайпа и его философское отношение к жизни особенно нравились полицейскому. Джемисон даже подумал, что, появись у него общие с оруженосцем интересы, они могли бы стать настоящими друзьями. Профессионализм не позволял ему положиться на личные симпатии и интуитивные выводы, но, как ни старался сержант, найти убедительный мотив для подобного поступка оруженосца Джемисон не мог. Застарелая ревность не подходила хотя бы потому, что за двенадцать лет любой нормальный человек, и даже титан, забывал обиду или хотя бы частично прощал обидчика. Снайп умалишенным не был. Для проявления жестокости в нем должна была накопиться критическая масса нервного напряжения и злости. Однако и в этом случае такой нетипичный титан, как Снайп, не смог бы удерживать в душе столь взрывоопасную смесь слишком долго. К тому же его каждые полгода осматривали медики, с этим у Воинов и их слуг было очень строго. Что же заставило вполне здорового, уравновешенного и добродушного представителя высшей расы поднять руку на женщину и ребенка, а затем ещё и хладнокровно застрелить свидетеля? Внешнее телепатическое воздействие? Наркотик? Принуждение под угрозой смерти? Но какую цель в таком случае преследовал тот, кто заставил Снайпа пойти на преступление?