День Независимости. Часть 1 - Игорь Никулин

Наумов переместился из-за стола к окну, глядя на засиженный голубями жестяной козырек.

— Сделали и ушли… — он нахмурился и посмотрел на Сажина, словно ожидая ответа на мучивший вопрос: — Как считаешь, где они всплывут? В Чечне?

— Не думаю.

— На чем основаны предположения?

— Пока исключительно на интуиции.

— Маловато, — в голосе генерала послышался упрек. — Так где же?..

— Зацепка одна — Козырев. Я дал указание ориентировать на его розыск регионы… Наумов вернулся к столу, и кожаное кресло скрипнуло под его весом.

— Ладно, Евгений Александрович. Иди… Будем думать.

16

Волгоград. 7 мая 10 ч. 05 мин.

Начинающийся день для администратора гостиницы «Волгоград» Елены Степановны Крыловой казался серым и неуютным, хотя весеннее небо радовало прозрачной голубизной, и солнце купалось в ослепительном ореоле.

Не было настроения.

В уборной она придирчиво посмотрелась в зеркало, поправила ладонью пышную прическу, зеленый костюм, так удачно скрадывающий полноту, и вздохнула.

Что делать, от природы не убежишь, и сорок три— не те девятнадцать, когда витающей в облаках от счастья беззаботной девчонкой, не имеющей за спиной родителей ни малейшего представления о взрослой жизни, она выскочила замуж.

Семейная жизнь была вовсе не такой, как она себе представляла. Клявшийся помогать в домашних делах муженек часто прикладывался к бутылке. Набравшись, любил пустить в ход кулаки, доказывая, кто в доме хозяин. Не останавливала даже ее беременность. Родив дочь, она собралась с решимостью и подала на развод.

От первого брака на душе горчил неприятный осадок. Она жила, тянулась на подрастающую дочку, мужиков старалась не замечать, хотя ухарей вокруг крутилось немало.

Время лечит раны, и пять лет спустя она повторно вышла замуж.

И все бы ничего: заработали квартиру, подняли детей, есть дача и машина. Муж не пил, хорошо зарабатывал, но…

Седина в бороду, бес в ребро. Старший научный сотрудник закрытого НИИ, за годы совместной жизни не давший и повода для ревности, на старости ухлестнул за лаборанткой.

Лаборантка на семь лет моложе Елены Степановны, и фигурка у нее — если быть объективной — довольно таки ничего, и наглости втрое больше.

Тридцатого декабря супруг, потупив глаза, стоял с чемоданом в прихожей, невнятно мычал о разбуженных чувствах и ответственности перед неродившимся еще ребенком… И ушел… Ушел, совершенно раздавив ее…

Повзрослевшая дочь преподнесла новый сюрприз, обрадовав беременностью. Отец — нормальный парень, не бросил, чего опасалась Елена Степановна, и не отправил делать аборт. А поскольку скоро свадьба, предстоят немалые расходы.

Сбережения у нее есть, но не столь весомые, чтобы бесследно для себя выложить на подвенечное платье, банкетный зал и гостей.

Проблема на нее сыпались и сыпались.

Не далее как вчера, когда она коротала вечер за «Санта — Барбарой» /дочь жила у будущего мужа, а семнадцатилетний Женя шлялся с друзьями на улице/, ее до смерти напугал телефонный звонок.

Нахальный баритон уточнил: туда ли попал; попросил Евгения, а когда она ответила, что сына нет дома, на блатном жаргоне разъяснил — если сынок ее не вернет деньги, пусть рассчитывается квартирой или добровольно лезет в петлю.

Не дослушав до конца, она швырнула трубку и в растерянности заходила по квартире. Ни о каком сериале речи уже не шло. Ее колотило, и до ночи она просидела на кухне, глотая кофе и дожидаясь Женю.

Сын пришел поздно, бросил ключи от машины на полку и, увидев расстроенную мать, спросил:

— Меня никто не спрашивал?

Она рассказала о звонке и потребовала объяснений.

— Тачку я разбил, — нехотя сознался он. — Ладно бы у простого мужика, а то зацепил делового. Помял всего крыло, а он такие бабки заломил за ремонт…

— В милицию ходил?

— Какая, мать, милиция, когда кругом виноват?

Она схватилась за сердце: сумма равнялась ее полугодовому доходу…

Елена Степановна прошла на рабочее место, опустилась за стойку, машинально перевернула лист календаря, отметив, что сегодня седьмое мая, и привычно бросила взгляд на просторный — в коврах на мраморе, с кадками вечнозеленых экзотических растений — холл, где пока тихо и немноголюдно.

Мысли о деньгах не выходили из головы. Она открыла регистрационный журнал… И что за время, когда приходится юлой крутиться, чтобы попросту выжить.

Деньги, деньги… С ума можно сойти.

А где их взять, эти деньги? Кошельки на пороге не валяются… Это в старые добрые времена народ валом валил побывать в легендарном городе — Герое. Гостиничные номера никогда не пустовали, и, если работать с умом, за смену запросто можно было скалымить червонец — другой.

Молодому поколению история неинтересна. Достопримечательности по фонарям. Центр мировоззрения, что ли, сместился у людей?

И только ко дню Победы, к празднику, оставшемуся для многих святым, в пустующей гостинице, где большинство комнат давно превратились в офисы коммерческих фирм, появлялись постояльцы. Да клиент не тот, чтобы задабривать администратора — старики, увешанные медалями, без гроша в кармане.

Громыхнула дверь. Она поневоле отвлеклась от невеселых дум и подняла голову. К ее окну приближались трое молодых мужчин, как на подбор крепких, статных, модно одетых.

В кожаной куртке, с трехдневной щетиной на приятном лице, ей улыбнулся:

— Доброе утро.

Она холодно поздоровалась.

— Хотели бы остановиться в ваших апартаментах.

— К сожалению, это невозможно. Свободные места есть, но они забронированы.

— Не может быть! — мягко изумился мужчина. — Неужели совсем?.. А как же быть?

— Ничем не могу помочь, — ответила строго Елена Степановна. — В городе наша гостиница не единственная… Должны понимать. На носу 55–я годовщина Победы, со всей страны съезжаются ветераны. С расселением трудности.

— Мы понимаем, — вмешался стоявший справа от него, с мягким украинским акцентом. — Сил нет по городу мотаться. Войдите в положение. Может, один на всех, в порядке исключения?

Крылова отрезала:

— Я же сказала: бронь!

На стойку лег паспорт.

Администратор вспыхнула от раздражения. Что за люди?! Сказала — нет, значит нет!

Тот, в кожаной куртке, что подал паспорт, слегка подтолкнул его пальцами. Коричневая книжечка свалилась ей на стол, и из страниц выпала зеленая купюра.

«Пятьдесят долларов», — Крылова залилась краской. Она подняла взгляд на настырного клиента. Мужчина смотрел в упор. И ждал…

«Да чего… в самом деле? Ну ее, бронь… Деды не привередливые, рассую как-нибудь… Это ж сколько на наши деньги приходится?..»

Изменившимся от волнения голосом, она выдавила из себя:

— Есть у меня номер. Как раз на троих. Но удобства не ахти.

И накрыла банкноту журналом.

— Какая разница! — воскликнул украинец. — Абы крыша над головой. Верно, хлопцы?

Она быстренько переписала данные с паспортов в журнал, подала в окошечко ключ и слепила на лице дежурную улыбку.

— По лестнице на второй этаж. Там горничная проводит.

Когда троица пропала из виду, Крылова подумала:

«Странные какие…Загорели; видать издалека приехали. А вещей-то — сумка спортивная…»

Но, спохватившись, огляделась вокруг, воровато выудила из-под журнала купюру и спрятала в карман.

Заперевшись в номере, Журавлев снял куртку и бросил на кровать. Комната тесновата, максимум шестнадцати квадратов, в которые умудрились втиснуть три кровати, тумбочки с казенными светильниками, платяной шкаф и письменный стол. Вот и все удобства.

— Не Президент — Отель, — констатировал он, и в обуви завалился на постель.

Олесь выглянул в окно.

— Вон Мамаев курган…Жрать хочется. Да и горилки бы не мешало, — он щелкнул пальцем по кадыку, — с устатку. Сходим?

— Успеется, — лениво отозвался Журавлев. — Ноги гудят. Простыл… Олесь вздохнул:

— Жрать охота…

…За последние два дня Журавлев словом не обмолвился с Мишкой Козыревым, да и тот держался обиняком, с обиженным лицом, хотя виноват, подлец, и знает, что виноват…

… Продуманный до тонкостей план мог сорваться из-за мелочи, такой нелепицы, которую, иначе как казусом, не назовешь. А ведь все шло гладко, без сучка и задоринки.

По приезду в Моздок Журавлев разбил группу и приказал расселиться в разных частях города. Место встречи — придорожное кафе вблизи вокзала, в восемь утра.

Замысел удался. Сработала и затея с сауной, и летчик, после распитой в компании Мишки и Олеся бутылки, почувствовал себя перед новыми знакомыми по гроб должным и потащил их в общагу.

Те сделали свое дело.