Награда для Иуды - Андрей Троицкий

«А вы меня не обманите? – снова стал канючить Дикун. – Со второй частью суммы не получится накладки? А то знайте наперед, что я вас лично вместе с Барбером заложу. Первым заложу. Далеко уехать не успеете. Напишу объясниловку, так и так: угрозами заставили пособничать. Детей моих единоутробных хотели жизни лишить. Мне что? Как с гуся вода. Выговор по работе объявят. Потому что хорошего мастера по мебели во всей округе не найдешь. А факт получения от вас денег, он не доказанный. Я-то утрусь. А вам вилы выйдут, зона». «Все твое будет, как Барбер обещал», – ответил Мальгин, он знал, что Дикун не получит больше ни копейки и, разумеется, не станет стучать, потому что в противном случае сам приземлится на нары. Завершив денежные счеты, перешли к делу, уточнив, что и как должен сделать мастер в день побега. Разошлись заполночь довольные друг другом.

Еще одним участником операции был Карен Рубенович Мурзаян, водитель хлебного фургона, тридцатилетний уроженец Степанакерта, неизвестно каким ветром занесенный в сибирскую глухомань. О Мурзояне было известно не так уж много: семьи родственников в этих краях у него нет, не судим, не наркоман. Аппетиты Мурзояна, рисковавшего больше других, оказались куда скромнее, чем у мастера Дикуна. Водитель «ЗИЛа» получал вперед десять штук и на том остановка.

В назначенный срок он должен, как обычно, привезти на зону свой хлебный фургон, поставить его под разгрузку возле столовой и ждать, когда рабочие кухни вытащат хлеб, а затем перенесут обратно в грузовик пустые поддоны. Своей пекарни ни на зоне, ни в поселке не было. Хлеб привозили из населенного пункта, расположенного в двадцати с лишним километрах от колонии. Половину хлеба разгружали возле сельского магазина, другая половина уходила на зону. Фургон «ЗИЛ», на котором шоферил Мурзаян, принадлежал пекарне, что не мешало водителю распоряжаться грузовиком, как своей собственностью, выполнять за деньги или за конфискованный самогон мелкие поручения начальства колонии. Случалось, он перевозил на «ЗИЛе» готовую мебель или заготовки, сработанные в мастерских. В день побега, в полупустую машину по просьбе Дикуна должны были загрузить несколько кухонных «пеналов», табуретки и скамейки, чтобы затем вывезти это добро в Иркутск, в хозяйственный магазин при рынке.

Барбер, год назад пристроившийся на хлебную должность рабочего при кухне, сначала спрячется за пустыми поддонами из-под хлеба. А позже, когда грузовик переедет с жилой зоны на производственную и развернется погрузка мебели, в общей суматохе и спешке, переползет в один из «пеналов» и закроется в нем. Место в кабине рядом с водителем займет Дикун. Машины, въезжающие на территорию колонии и покидающие ее, обыскивают на КПП, в так называемом шлюзе, пространстве между двойными воротами. Этот шмон давно превратился в пустую формальность. Мурзояна, который доставлял в колонию хлеб в течение двух с половиной лет, там хорошо знали, ему доверяли, присутствие Дикуна, часто вывозящего свою мебель в город, должно окончательно усыпить бдительность контролеров. В пиковом случае с мастера и водителя взятки гладки: все концы они повесят на Барбера, мол, зек сам залез в фургон и спрятался в шкафчике.

Беседа Мальгина с водителем «ЗИЛа» состоялась под вечер следующего дня возле почты. Промозглый дождь превратил дороги в месиво из грязи, над дальними сопками мерцали отблески молний, но все это не омрачало приподнятого настроения Мурзояна. Получая деньги, он, не скрывая радости, улыбался, рассказал пару старинных анекдотов и даже предложил московскому гостю хлопнуть стакан самогона. «Спасибо, у нас хозяйка свой первач делает. Высшего сорта», – отказался Мальгин. Казалось, Мурзаян, уже подкопивший деньжат, готов был, нарушив все обязательства, тут же вспорхнуть, пушинкой улететь в какие-нибудь далекие теплые края, где много моря и солнца, куда милиция не дотянет свои длинные руки. После побега Барбера он так и поступит, бесследно исчезнет, растворится в человеческом море, а пустой фургон «ЗИЛ» милиция обнаружит в Иркутске на проспекте Победы.

Еще через пару дней наконец разрешили свидание с Барбером. Встреча проходила в небольшом одноэтажном доме, стоявшим рядом с КПП, в комнате свиданий, больше напоминающей тюремный следственный кабинет. Здесь же присутствовал невыспавшийся прапорщик, заняв стул у окна, он положили ноги на подоконник и, чтобы не заснуть, стал лузгать семечки, сплевывая шелуху в бумажный кулек. Левин разложил на столе перед Барбером документы, уже оформленные в Москве, дарственную, где не хватало только подписи теперешнего хозяина земельного владения, а также план дома и дачного участка. Мальгин, не понимавший, в чем заключается роль помощника адвоката, дублировал вопросы, которые задавал Левин и с умным видом что-то чирикал в блокнотике.

«Значит, сад – это тридцать стволов плодовых деревьев? – задал очередной вопрос Левин. – Так указано на плане участка». «Именно тридцать стволов?» – переспросил Мальгин. – Не больше и не меньше?" Услышав слово «стволы» прапор вздрогнул на своем стуле, убрал ноги с подоконника, стал внимательно прислушиваться к разговору и приглядываться к юристу. «Раз на вашей картинке тридцать деревьев, значит, так оно и есть, – ответил Барбер. – Я их не считал». Итак, побег назначен на тридцатое число, понятно. Он готов. «Тогда распишитесь здесь и вот здесь», – сказал Левин. «Распишитесь здесь», – тупо повторил Мальгин, придвигая бумаги к Барберу.

Прапорщик, навострив уши, сидел прямо, не отрывая взгляда от адвоката. Внешность Левина не внушала доверия. Одет хорошо, по-столичному, но этот фингал под глазом, эти руки, дрожащие с перепоя… Как-то странно все это, подозрительно.

Позднее показания прапорщика, присутствовавшего на личной встрече, будут подшиты к розыскному делу, а Левин станет главным подозреваемым в организации побега Барбера. По запросу начальства колонии, юриста начнут искать в Москве, на квартирах его бывших жен и любовниц, в адвокатской конторе «Левин и сыновья», закрытой на висячий замок. Но вскоре выяснят, что адвокат, имевший израильское гражданство, вылетел на историческую родину и выдернуть его оттуда нет никакой возможности. Следы адвокатского помощника гражданина Клинцевича Эдуарда Игоревича вообще потерялись неизвестно где, будто этот человек и не жил на белом свете.

Под вечер Мальгин добрался электричкой до подмосковного поселка Апрелевка и быстро нашел пятиэтажный дом из силикатного кирпича, в котором жила Катерина Комкова, последняя любовница Барбера. Дверь открыла коротко стриженная платиновая блондинка лет двадцати пяти, одетая в домашний халат, расписанный иероглифами и китайскими зонтиками.

– Вы Екатерина Юрьевна? Моя фамилия Мальгин.

– Первый раз слышу. Чем обязана?

– Нам надо пошептаться об одном важном деле, – Мальгин и вправду перешел на шепот. – Но только не на лестнице. Можно войти? Буквально на пять минут.

Хозяйка не ждала гостей, смерив незнакомого мужчину оценивающим взглядом, она что-то решила для себя и, раскрыв дверь, пропустила его в квартиру. Скинув ботинки, Мальгин прошел на кухню, тесную и грязную, присел к столу, поджав ноги под табурет. Комкова встала у стены, скрестив руки на груди, она ждала объяснений, давая понять, что времени у нее мало, а настроение плохое.

– Я, собственно, мог позвонить вам. Но такие разговоры не хочется вести по телефону. Поэтому я здесь. Пришел сказать вот что. И прошу передать мои слова Вите Барберу…

– Не знаю я никакого Барбера, – Комкова прищурилась, как дикая кошка. – А тебе, кажется, пора вытряхиваться отсюда. Ты ошибся адресом.

– Послушайте…

– Ничего слушать не хочу. Убирайся.

– Никуда не уйду, пока не скажу того, что хочу сказать, – покачал головой Мальгин. – Не для того я сюда из Москвы перся. Вы обещали мне пять минут.

– Может, я тебе еще потрахаться обещала, а? За бесплатно?

– Этого не было.

– Тогда сгинь с глаз моих. Если ты сам не уберешься, тебе помогут. В соседней квартире живут два брата, спортсмены штангисты, которые обожают ломать ноги всяким придуркам. Сейчас я их позову. Доковыляешь до станции на сломанных ходулях.

Высказав свою угрозу, Комкова не тронулась с места, не побежала вызывать спортсменов костоломов, только ее глаза сделались еще темнее, еще злее.

– Просто послушайте и не перебивайте, – попросил Мальгин. – Барбер наверное уже знает, что Кривого убили. Я побывал у него на квартире и нашел альбом, откуда вырезали несколько фотографий. Я предполагаю, что на этих снимках был человек или люди, которые и замочили Онуфриенко. Барбер и Онуфриенко старые друзья. Барбер наверняка помнит людей с фотографий. Скажите ему, что этот альбом он может получить в клубе «Зеленое такси» у барменши. Ее зовут Настасья. Пусть только скажет, что он от меня. Передашь?