Сказочница (СИ) - Наталья Константинова (Ниекея)

слова выслушала синеглазая девочка, потом сама подошла к старику. Долго развлекала его соловьиными песнями, подносила жбаны с пивом. А когда стал тот к ней обращаться на «доченька», выспросила, где же эта земля лежит, где же пляшет на зеленых холмах вороная кобыла с человечьими глазами. Узнав, собрала свои вещи и с веселой песней пошла, куда сказано.

Чем дольше шла девица, тем пуще расцветала весна. От одуряющих запахов кружилась голова, птицы надрывались, а дорога сама стелилась под ноги, вела, куда ни попросят. Сколько той весной девиц ушло из дома, сколько юношей обрящили славу! А уж сколько головы сложили да по кабакам в гулящие девки ушли…

Но синеглазая девочка упрямо шла своей дорогой. Будь у нее башмаки стальные, и их бы стоптала. Будь железной посох — и он бы рассыпался. Но девичья воле крепче стали, неприступнее железа. Пришла к концу весны, куда хотела. К самой полуночи вышла к зеленым холмам под темно-синим небом, серебристым от россыпи звезд. Голубая трава колосилась под руками, бежали, огибая холмы, студеные ручьи. Алым цвел бересклет, белым глазел эдельвейс — и откуда на одной поляне?..

Добилась своего весна — встретилась непреклонная девочка и темногривая кобыла. Сколько героев за ней охотились, стяжая славу, сколько, угадав в плавном поступе девичий стан, ловили ее. Весна выводила храбрецов и героев к ее холмам — и они пускались в скачку по звездному небу, да так ни разу никто и не выдержал свиста ветра и блеска звезд перед самыми глазами.

Хоть и удивилась кобыла тонкому силуэту с такой же черной гривкой, как была у нее самой, но подпустила — как подпускала всех. И запутались пальцы синеглазой девочки в вороной гриве, смешались пряди той и другой, встретились взгляды. Кобыла взмыла в небо. Под копытами стлалась ковром земля — в секунду уносились прочь версты холмов и мили рек. Серебряным блеском сверкала чешуя драконов, янтарными газами следили меднокожие змеи и закидывали головы хищные волчьи стаи. Каменные ажурные дворцы сидхэ поднимали игольно-острые шпили к самым копытам ночной кобылы. Лесной бог нес на лосиных рогах весь мир.

Когда кобыла встала на землю всеми четырьмя ногами, заплясала от резвого бега наперегонки с ветром, стала отфыркиваться от звездной пыли, синеглазая девочка скатилась с ее спины, упала в мягкую траву. Кобыла прянула, ширя такие же синие глаза. Впервые за тысячу лет кто-то выдержал скачку, когда земля и небо менялись местами, а в ветре пели свои песни легкокрылые безумные богини в прозрачных голубых шелках. Впервые за тысячу лет должна была кобыла исполнить давно данную клятву. Поддаться праву сильных и воле страстных — исполнить любое желание, пришедшее в голову истинному герою. Тому, что не устрашился ничего. Той, которая оказалась храбрее витязей и князей.

Синеглазая девочка пожелала зрить все тайны мира, ловить каждое чудо, пить его своим глазами. Рассказывать о нем людям и никогда не забывать. Руки у нее дрожали после скачки, ноги не держали. Но глаза горели решительно и страстно. Она ничуть не удивилась, когда пружинистый черный круп обратился бедром в черном шелку, а грива рассыпалась темными косами. Прекрасная женщина в венце из звездной крошки стояла перед ней и внимательно слушала желание.

— Это возможно, — сказала наконец та. — Но одной моей воли мало. Понадобится и жертва от тебя.

Выслушав хозяйку ночи, девочка согласилась. Она ушла, ведая все тайны мира, плетя кружево историй, как простая женщина плетет кружевную скатерку. Не везде сказки ее приходились по вкусу — но она и не желала этого. Она знала свою правоту — своими глазами ее видела. И горел на губах им в доказательство неувядающий поцелуй хозяйки ночи — истинный ее дар, ибо за умения сказительницы девочка заплатила свою высокую цену.

— А ее синие глаза остались лежать среди скал в той земле, где жило еще чудо, дышало полной грудью, как дышим сейчас мы с тобою, любовь моя, — закончила слепая сказочница, чутко вскидывая лицо и обращая его к возвращающемуся к столу витязю — или девице в мужском платье.

Хозяйка трактира, в который за последние семь лет несколько раз уже наведывались странные гостьи, фыркнула и прикрикнула на служанок, вовсю слушающих красивые нелепицы. Годы идут, приходят новые служанки, а ничего не меняются. Даже Аудулья с грудным ребенком выбежала послушать, то пряча грудь от витязя в алом кафтанчике, то ничего не тая от девушки в мужском платье. И как понять?..

Но это сейчас не разберешь: вроде и косы русые на плечах лежат, а где это видано, чтобы девица с кистенем на поясе ходила, меч у огня надраивала, щит каленый на стену вешала? Нет, не узнаешь в ней той девушки, которую хозяйка семь лет назад привечала. Которая жалась к слепой певице, пряталась за нее от всех. На которой мужской костюм мешком висел, колыхался ни к месту от женской лебяжьей походки. Это сейчас молодец — р-раз ногой, и через скамью! Два ногой — уже у самой певицы сел, прижался к ней плечом, ставит кружки с горячим молоком на стол.

— Люблю я тебя, жизнь моя, люблю! — со смехом поцеловала певицу веселая девушка в алом терлике — или все-таки юнец с русыми косами? — А ты дальше рассказывай, дальше!

— Расскажу, только ты меня не торопи, — властно откликнулась певица, но сама мягко прижалась плечом к чужой руке. Волосы у нее были серые, как зола, а лицо — моложавое да счастливое. — Долго скиталась та певица, распевая неслыханные и невиданные во всем мире песни. И вышла однажды к княжескому двору. Вышла — и слышит тоненький голосок, девичий, нежный, а в нем, ишь ты, замужней обороты, властной женщины слова! Смешно стало всезнающей певице, решила она наверно узнать все про ту девушку…

— А разве не влюбилась она в нее с первой встречи? — делано-удивленно протянул витязь, обнимающий певицу. Наклонился чуть к ней — и алый кафтанчик явственно натянулся на полной груди. — Не пожелала в тот же миг с княжной остаться — или ее из дому прочь увести?..

— Далеко еще до первой встречи! — фыркнула певица и погладила чужую руку — тоненькую, женскую, в грубых мозолях от частой работы мечом. — Неучтивая княжна не позвала певицу в терем, с балкона слушала ее сказки. Это уж потом она пригласила певицу в дом…

Слепая дальше тянула историю, служанки слушали и гадали — юноша иль девица