Мы из сорок первого… Воспоминания - Дмитрий Левинский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Надо подчеркнуть, что в своей работе мы с Даниловым подчинялись не командиру полка, а непосредственно разведотделу дивизии, а тот, в свою очередь, замыкался на разведуправлении штаба Одесского военного округа и т. д. Особый отдел полка (военная контрразведка) шел не по нашему ведомству и тоже был самостоятельной структурой. Мы с ним общих дел не имели.
Даже мне было видно, что майор в душе не одобрял такого положения, что ПНШ-3 и начальник контрразведки (особенно — второй!), находясь в штате полка, ему не подчиняются. Его это по-человечески ущемляло. Он понимал целесообразность этого, но принять не мог, хотя и старался не показывать, держась с нами всегда ровно и корректно…
Рабочий день у меня длился с 8 утра до 12 часов ночи. Когда Данилов уходил домой — комсостав полка жил на квартирах в центре города, — я еще оставался, чтобы напечатать на машинке письмецо Нине: днем я такой возможности не имел, но время с 12 до 2 ночи принадлежало мне. Закончив личную переписку, я опечатывал комнату мастичной печатью и сдавал под расписку стоявшему у двери часовому.
Утром дневальные по штабу полка затапливали мне печку, которая, естественно, обслуживалась со стороны коридора. После завтрака я приходил, осматривал печать, вскрывал комнату и приступал к работе, которой было невпроворот, но она, а также условия работы и отношения с начальником мне нравились.
Любопытная деталь: в этом глухом конце коридора за нашей комнатой находилась еще одна — так называемая «секретная комната».
В ней сидел и работал человек, ведавший секретной документацией полка. Гриф секретности — «О». Здесь хранилось знамя полка, данные о личном составе, о количественном составе каждого подразделения и тому подобное. Заведовал всем этим хозяйством техник-интендант Исаев, с которым меня связывали самые тесные, приятельские отношения. Мы с ним быстро нашли общий язык. Данилов не курил, а мне в одиночку это делать было не интересно. Когда Исаеву хотелось покурить, он легонько стучал мне в стену установленное количество раз. Если я мог оставить работу, то отвечал ему тем же, после чего закрывал свою комнату на ключ и шел к Исаеву курить. Бедный Исаев ко мне прийти не мог: «два нуля» были старше «одного нуля», да и подчинялись мы с ним разным ведомствам. Такова была субординация в секретном и совсекретном делопроизводстве в то время…
Пришло время рассказать о характере моей основной работы. Официально это звучало так: разработка и постоянная корректировка мобилизационных планов полка на текущий и последующие годы.
Мобплан полка, как и любой воинской части, предусматривал отработку тысячи всевозможных вопросов, привязанных к так называемым дням «икс». Первый день войны носил индекс M1, второй — М2 и т. д. В эти дни объявлялась всеобщая или частичная, как во время польской и финской кампаний, мобилизация; войсковые соединения переходили на штаты военного времени, получали необходимое количество инвентаря, вооружения, боеприпасов, медикаментов, продовольствия, без чего не может существовать действующая армия. Каждый из дней «икс» — M1, М2, М3 и т. д. — предусматривал постепенное пополнение конкретными людьми, военнообязанными запаса, а также получение службами полка всего перечисленного выше.
В дни «икс» предусматривались и перестановка командных кадров, и формирование новых соединений. Так, в первый день будущей войны наш 674-й стрелковый полк должен был сформировать новый, «дочерний» 105-й запасный стрелковый полк. Командиром этого полка вдень Ml по плану становился майор Галузо, который пока являлся командиром первого батальона 674-го стрелкового полка и ни о чем подобном не подозревал. Если война не случится, он об этом никогда и не узнает. Так получалось, что ежедневно, встречаясь с Галузо на плацу и приветствуя его, я знал, кем он станет в первый день войны, а он не знал. Такова специфика мобработы под «двумя нулями».
Старший лейтенант Данилов в день Ml должен был стать начальником штаба 105-го запасного стрелкового полка и т. д. Комплектование полка личным составом из запаса в дни «икс» предусматривалось мобпланом до мельчайших деталей: из какого райвоенкомата Одессы — Кировского, Ленинского, Овидиопольского, Ильичевского и других — придет к нам пополнение. Этим процессом управляли мы с Даниловым, а точнее — теперь я.
Согласно разнарядке горвоенкомата, каждый райвоенкомат должен был направить к нам в день «икс» конкретное количество рядовых, сержантов, лейтенантов и т. д. Обычно я приезжал в тот или иной райвоенкомат — меня уже везде знали — и мне предоставлялось укромное место, чтобы никто не мешал работать. Передо мной раскладывались списки и журналы приписного состава. На основе этих исчерпывающих данных я проставлял «галочки» против тех фамилий, воинских званий, военно-учетных специальностей, которые отобрал для полка. Поскольку наш полк являлся основным в гарнизоне Одессы, то имел преимущество перед теми полками дивизии, что располагались вне города, и я, его полномочный представитель, мог отбирать нужных мне людей.
Пополнение полка рядовым и сержантским составом я производил главным образом из числа лиц, проходивших срочную службу в пограничных войсках, в частях НКВД, уже воевавших, а также из коммунистов и комсомольцев. Мы, молодые, в те годы были так воспитаны и подготовлены ко всему, что учить нас тому, по какому принципу отбирать нужных людей, не требовалось: мы «сами были с усами». Аналогичным образом отбирался и командный состав, медперсонал и другие военные профессии. Наверняка в лежавших передо мной списках молодых выпускниц медтехникумов Одессы были и те веселые девчата, которых мы недавно так дружно приветствовали перезвоном штыков во время подготовки к ноябрьскому параду 1940 года.
Райвоенкоматам я оставлял данные о том, в какой день, куда и сколько мобилизованных должны явиться. Принимать их должны были представители нашего полка, среди которых числился и я.
Заодно решались все важные для полка вопросы: поставка в день «икс» энного количества тонн муки с мельничного комбината; резервировались в трамвайных парках города грузовые вагоны для доставки муки в полк; поставка повозок, сбруи, конского состава, медикаментов и многого-многого другого.
Уточнение необходимого количества приписного состава я производил в соответствии со штатным расписанием полка военного времени, а что касалось снабжения, то все делалось иначе.
Через дежурного по штабу я рассылал письменные приглашения начальникам всех служб полка, назначая каждому из них свой день и час, в который ему следовало прибыть в моботдел, то есть ко мне.
Скажем, приходил ко мне начальник артиллерии полка. Я сажал его за тот самый круглый столик, давал ему специальные листы-формы мобплана по его части, отпечатанные в типографии, объяснял задачу и показывал, где он должен проставить цифры. Например, вдень M1 ему потребуется столько снарядов одного калибра, а столько — другого; то же в день М2 и т. д. Неудобно было на первых порах, но затем я быстро вошел в роль. Часто бывало, что у капитана волосы дыбом: «Откуда я знаю?» Дело объяснялось просто: человек только недавно на своей должности и с мобпланом сталкивается впервые. Тогда я терпеливо разъяснял капитану, что здесь требуется не столько знать, сколько мозгами шевелить. В общем, смех да и только: норм расхода мы не имели и должны были импровизировать. На один залп всех стволов полка снарядов потребуется столько, а количество залпов в сутки — такое-то и т. д. В таких случаях каждый старался заказать побольше. На первый взгляд все выглядело не очень серьезно, но в результате совместных усилий что-то обычно получалось. Другого способа мы не знали. Через два-три часа работы каждый приглашенный подписывал совместно сработанный документ, благодарил меня за помощь и, радуясь, что отделался от тяжелейшего умственного труда, исчезал за дверью. Когда мы принимали кого-либо у себя, то в комнате ни одной бумаги на столах — Данилова и моем — не лежало. Порядок есть порядок.
Приходили начальник ОВС (обозно-вещевого снабжения) — техник-интендант 2-го ранга, начальник химической службы Белов, начальник медико-санитарной службы военврач 3-го ранга Гальперин и другие. Они не могли игнорировать наши требования, так как имели строгое предупреждение от командира полка о личной ответственности за свой раздел мобплана. Все проявляли сознательность, понимая важность задачи, для решения которой каждый находил свои пути-дороги. Часто с надеждой смотрели на меня. Можно подумать, что я во всех этих цифрах «собаку съел», а ведь я в то время был работником моботдела, что называется, «без году неделя».
Сам Данилов никогда этой галиматьей не занимался, предоставив мне расхлебывать и уточнять все мобилизационные потребности полка. Он словно чувствовал, что эта работа не пригодится, за исключением пополнения полка личным составом.