Защитница. Тринадцатое дело - Иосиф Гольман
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Нила с удовольствием впорхнула в предупредительно раскрытую дверь, на удобное и широкое пассажирское место. Снаружи машина была черной, изнутри – шикарной черно-красной. Да и ездила очень прилично: быстро, ровно, легко держа курс. Про расход топлива Неонила не спрашивала: в доме повешенного не говорят о веревке.
По случаю выходного выбрались за город легко, уже обратный поток потихоньку начинался.
– Я все-таки не поняла. Мальчик действительно укусил собаку? – спросила Нила.
– Не удивлюсь, если так и было, – мрачно ответил Бойко, легкими движения руля удерживая машину на заданной траектории.
– Да, помню его глаза, – вздохнула женщина. – А ведь это ребенок. – И вдруг, не по теме:
– Бедная Белла!
Хотя – почему не по теме…
Прапорщик только вздохнул невесело.
– А у вас дети есть? – вдруг спросила, непонятно с чего, Неонила. Сам Бойко о своем прошлом никогда не рассказывал.
– Нет, – односложно ответил тот. Потом добавил:
– Женщина, которая мне очень нравилась, не поехала со мной. Развелась.
– Куда не поехала?
– На Севера́. В Мурма́нск, – прапорщик в обоих словах ударение делал на букву «а».
– А вам обязательно было ехать? – очень по-женски спросила библиотекарша.
– Мне – обязательно, я присягу давал, – непривычно жестко ответил Бойко. И, испугавшись собственной резкости, попытался объяснить:
– У нас с вами разные принципы.
– У кого? – не поняла собеседница.
– У мужчин и женщин. У нас главное – слово и дело.
– А у нас? – подумывая, не обидеться ли, спросила Неонила.
– А у вас – не знаю.
– Вот и поговорили, – усмехнулась Нила. Потом, решив все-таки не обижаться, высказала волновавшее:
– Отдать бы этого Мишку Белле. Было бы справедливо.
– Не положено, – опять проявил строптивость прапорщик.
– Почему не положено? – теперь уже Неонила рассердилась всерьез. Что он о себе думает, этот Бойко?
– По закону. При живой матери. Да и не справится она, – неохотно ответил тот.
– Почему не справится? – еще раз спросила Нила, хотя уже сама поняла, почему.
– У Беллы, кроме любви, ничего нет. А с волчатами одной любви мало.
– Что, еще плетка нужна?
– Если кого любишь, то плетка никогда не нужна, – снова спокойно не согласился Петр Иванович.
– А что же тогда? – допытывалась Нила. Ей действительно стало интересно.
– Понимание, за что берешься. И готовность к проблемам.
– А вы, значит, готовы к проблемам? – Ниле все это начало напоминать какие-то сексистские выпады.
– Нет, не готов, – неожиданно ответил Бойко. – Потому и не берусь.
Дискуссия затихла.
Под мощный гул движка Нила задремала, а проснулась оттого, что Петр Иванович выключил мотор.
Приехали.
Сразу увидели «Скорую», сельский вариант – серый УАЗ-буханка, с красным крестом.
Вышли из машины. Зашли в калитку.
Врач – точнее, как выяснилось, женщина-фельдшер – работал в домике.
Обрабатывал малышу лицо.
Все действительно оказалось серьезно. И именно так, как рассказал Виталий.
Голодный Мишка пришел, как всегда, поесть. Ему дали свежеподжаренную котлету. Аргентум не удержался, подошел поближе. Огромный ротвейлер, раза в три тяжелее ребенка, никак не ожидал, что его инстинктивное любопытство вызовет такое же инстинктивное нападение.
А дальше – собака есть собака. Какой бы она не была добродушной. В ответ на укус скорее всего последует укус.
Итог оказался печальным: на левой щеке мальчика была одна сквозная рана, одна глубокая, от клыков, и две неглубоких. На правой – две царапины, клыки только скользнули по коже.
Аргентум, испуганный не меньше Мишки, прятался где-то в огороде.
Валентина плакала рядом с фельдшером, не в силах взять себя в руки. Виталий, бледный, помогал держать малыша.
Странно, но мальчик не плакал. Однако не был больше похож на волчонка. А даже если и на волчонка, то не злобного, а жалкого.
– Молодец, терпишь, парень, – сказал Мишке прапорщик. Тот косо взглянул на него, даже не попытавшись в ответ что-то сказать. Да и Петр Иванович сам ему сказал:
– Пока молчи. Потом поболтаем. И что-нибудь вкусное съедим.
При этих словах Мишка еще раз глянул на Бойко.
В этот момент фельдшерица, средних лет полная дама, видимо, сделала ему очень больно – она исследовала зондом сквозную дырку, на предмет необходимости наложения швов.
И тут стало понятно, что Мишка, несмотря на свой неестественный жизненный опыт, обычный маленький мальчик.
– Мне больно, не надо! – заплакал он. – Тетя, не надо!
– Еще чуть-чуть, миленький, – извинилась она. Но Мишка стал ерзать в руках Виталия, мешая фельдшерице, и Бойко пришел на помощь.
Вот в этих руках не поерзать.
Левой – предварительно посадив мальчика на колени – он прихватил мальчишку за туловище. Правой аккуратно взял за лоб и, чуть приподняв его голову, затылком прижал к своей груди.
– Потерпи, малыш, – неожиданно нежно сказал он. – Все будет классно! Ты хочешь покататься на машине?
Несмотря на остроту момента, Мишка попытался кивнуть в знак согласия.
– Вот и покатаемся, – пообещал Бойко. – Я тебе порулить дам.
– В больницу он покатается, – в ответ объявила фельдшерица. – Антистолбнячку я сделала, раны обработала. Но детей в таких случаях дома не оставляем. Так что в Городок поедет. – И, уже обращаясь к Рожковым, спросила. – Справка о прививке от бешенства у вас есть?
– Да, – тихо ответил Виталий. – Каждый год прививаем.
Он уже отошел немного от первого шока, Валентине же, наоборот, становилось хуже. Если сначала она собиралась ехать с малышом в больницу, то теперь это представлялось маловероятным. Разве что вторым больным в «Скорой помощи».
Фельдшерица померила ей давление. Сделала пару уколов. Вроде стало получше.
Малыш был готов к поездке, тихо сидел, подбинтованый. В больницу не хотел категорически. Почему-то его смертельно пугало это слово. Петру еле удавалось его успокаивать.
А тем временем гостья пришла.
Мария, Мишкина мама.
Громко забарабанила в дверь:
– Что с сыном моим сделали, сволочи?
Мишка сразу сжался и почему-то схватился за руку Петра Ивановича.
Все, кроме оставшейся лежать Валентины, вышли на улицу, к санитарному УАЗу.
– Ну, что, кто с мальцом поедет? – спросила фельдшерица. – Документы возьмите, свои, ребенка, и собачьи. Паспорт с маркой по прививке от бешенства – теперь в собачий документ вклеивали этикетку от введенной вакцины. Там же была подпись врача и личная печать.
Тут к ним опять подскочила не до конца протрезвевшая Мария.
– Что они с тобой сделали? – громко закричала она, впрочем, не пытаясь взять мальчика, которого нес Бойко, на руки. – Я вас всех, твари, засужу! На что я его лечить буду?
– Мы все оплатим, – неловко вступился Виталий. – Все лечение оплатим.
– А я на что жить буду? – не унималась та.
– И вам заплатим, – покорно кивнул головой тот.
– Сейчас давай! – угрожающе махнула рукой женщина.
Виталий полез в карман пиджака за бумажником.
Но тут, неожиданно даже для себя самой, взорвалась Неонила.
– А вам-то за что? – спросила она. – Без ребенка меньше на станции насобираете?
– Не твое дело, – начала было та. – Мой Мишка, что хочу, то и делаю.
– Не все, что хочешь, – уже не могла остановиться тихая Нила. – За такое родительских прав лишают. Ты ж его не кормишь даже!
– Отстань, – махнула рукой Мария. – Себе роди, и сама воспитывай. – Она уже оценила противника, как неопасного.
И опять здорово ошиблась.
– Не давайте ей денег, – жестко сказала Неонила Виталию. – Она больше собаки виновата. Не за что ей деньги давать.
Виталий в замешательстве остановился. Умом он понимал, что если поддаться нажиму, то его будут шантажировать постоянно. Но понятия не имел, что со всем этим делать. Да и чувство вины пригибало.
– Попробуй не дай! – озлобилась пьяница. – Да я вас всех засужу! Все попродаете, суки! – и она протянула руки к ребенку. Так же, как протянула бы к любой другой своей вещи.
И получила по рукам. Причем, пребольно.
Петр Иванович смотрел во все глаза, ничего не понимая. Они, что, все библиотекарши такие?
– Исчезни, тварь, – тихо сказала Неонила. – Исчезни, или прибью.
Мария, осознав ошибку и ощутив реальную опасность, тихо ретировалась. Правда, поорала еще им вслед, но уже за забором.
– Я поеду с ребенком, – сказала Нила фельдшерице.
– Ты уверена? – спросил Бойко, как бы продолжая ранее начатый разговор.
– Я еду.
– Хорошо. Я за вами.
Он передал Мишку Ниле, та не очень ловко взяла его на руки. Но Мишка сам ей помог, обвил ручонкой Нилину шею. Виталий, поблагодарив, неуверенной походкой пошел в дом, к жене.