Фестиваль - Сергей Власов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– А вы знаете три стадии признания истины? – элегантно входя в научный диспут, поинтересовалась Лена. – Нет? Первая – «это абсурд», вторая – «в этом что-то есть», третья – «это общеизвестно».
– Браво, Ленок! Какие глубокие познания! Когда я во времена выхода вот этого номера газеты работал в Институте комплексных транспортных проблем при Госплане СССР, – Флюсов жадно затянулся, – одна малограмотная тетенька защищала диссертацию на соискание ученой степени доктора экономических наук. Так вот, в ее абсолютно бессмысленной монографии директор института, кроме полного непонимания и отсутствия всякой логики, обнаружил такое количество орфографических, морфологических и разных других ошибок, что, будучи интеллигентнейшим, воспитаннейшим руководителем, человеком, от которого за многие годы никто не слышал ни одного грубого или бранного слова, не выдержал и написал красным карандашом по диагонали на титульном листе ее диссертации: «Уволить в ПЯЗДУ!»
Все засмеялись, а Лабухов продолжил:
– Да, самонадеянность дилетантов-ученых оставляет желать лучшего. Они отрицают все, что лежит за границами их неширокого кругозора, а им бы давно пора понять: космос – живой организм, имеющий разум более совершенный, чем у человека. Люди делают одну ошибку за другой, совершая насилие над окружающим миром. Но любое терпение не безгранично и либо человечество вовремя одумается, отказавшись от технократической ереси, либо цивилизация в скором времени подойдет к тому краю, за которым уже ничего нет: ни ученых дурацких степеней, ни таких же дурацких надбавок за них к заработной плате.
– Ребята, пора по рюмахе, а то обсуждение приобретает оттенки крайней категоричности, что абсолютно не нужно в нашей ситуации…
В это время где-то возле калитки раздались многочисленные голоса вперемешку со стоном гитары.
– Кажется, еще гости. Пойду посмотрю… Это, наверное, Мурай со товарищами. – Лабухов неуверенно поднялся со стула и скользким пресмыкающимся выскользнул на улицу.
Нина Ивановна, с опаской глядевшая по сторонам, тихонько спросила:
– А вы с этими… Ну, которые должны приехать, хорошо знакомы?
– Шапочно. В общем, хорошие тихие ребята, пьющие немного больше среднего обывателя, хотя если разойдутся…
– Вот этого бы не хотелось…
– Да чего уж хорошего, – радостно поддакнул Флюсов, увидев легкий испуг соседки Мурашевой. – В прошлый раз я слышал, что они после совместного распития и на почве неприязненных отношений разбили друг другу в кровь писательские интеллигентные лица, а потом все вместе дружно попали в вытрезвитель.
– Ничего себе!!! – Нина Ивановна резким движением одернула свою юбку и, кажется, собралась уходить.
Но отступать было поздно. Вновь прибывшие уже отряхивали грязь с многочисленных ботинок, стуча ими об доски полуразвалившегося крыльца. Возглавлял процессию сам хозяин, за ним гуськом, явно подшофе, как бы по росту и ранжиру двигались: главный редактор санкт-петербургского юмористического журнала «Вокруг смеха» – поэт Андрей Мурай, его первый заместитель – лучший друг и собутыльник – литератор Виктор Плотицин, постоянный автор журнала и ведущий «детской странички» в нем же – писатель Илья Бутман. Замыкали шествие две малолетние размалеванные девицы – то ли из числа верных поклонниц питерцев, то ли просто случайных знакомых, снисходительно подобранных литераторами где-нибудь в суматохе площади трех вокзалов.
Самым колоритным из всей компании, безусловно, был Илья Бутман. Примерно лет тридцати пяти от роду, среднего роста, приятной наружности, с темно-серыми глазами и бородой и с отсутствием какой-либо мысли вкупе с сосредоточенностью в чертах лица, он сразу произвел приятное достойное впечатление на присутствующих. Глупая улыбка вальяжной светотенью искрилась в его глазах, порой собираясь на мясистых губах, порой прячась в унылых розоватых мочках ушных раковин. Цвет его лица не был ни румяный, ни смуглый, ни положительно бледный, а безразличный или казался таким, может, от недостатка движения или воздуха, а, может быть, от того и другого.
Витя Плотицин принадлежал к другой породе – крупный, высокий, объемистый в плечах, с головой гигантских размеров с длинными цыганскими прядями черных волос на коротенькой шее и глазами навыкате, он сразу напомнил Флюсову легенду о чудовище озера Лох-Несс.
«Хотя, – подумал Сергей, – у озерного монстра никаких волос, даже на многочисленных сфабрикованных авантюристами фотографиях, нет. Да и откуда им взяться?»
Движения Плотицина были размашисты, говорил он нарочитым басом, словно имея задачу всех вокруг напугать.
Андрей Мурай, будучи первым человеком в журнале, для пользы дела имел внешность невзрачную и к никакой другой не стремился.
Малолетние девицы первыми из прибывших уселись за стол и сразу сообщили массу ненужной информации о себе, своих родственниках и знакомых, увлечениях и интересах.
– Девочки из московского пригорода. Вы уж не судите их строго, – попросил Илья Бутман, выправляя ситуацию, – девочки вполне приличные. Зовут их… Алле, красавицы, ну-ка напомните мне ваши имена.
– Вика и Марьяша. Мы на самом деле очень приличные и исключительно хорошие. Налейте нам за это немного грузинского вина – мы с собой принесли, купили в местном магазине, – прощебетала одна из подружек, та, что понахальней.
А та, что поскромнее, взяв Флюсова за руку, безапелляционно предложила:
– А теперь вы представьтесь. И прекратите стесняться – это вам не идет…
– Сергей Сергеевич.
– Ну, вот и славненько. Серега, значит… Хорошее имя. Да не тушуйся, дядя, дай лучше закурить…
Флюсов не нашел что ответить, а потому, действительно слегка смутившись, обвел потухшим взглядом гостеприимную веранду:
– Женька, неси стулья!
– Нина Ивановна, придется у тебя позаимствовать некоторое количество сидячих мест. Ну-ка, друзья-писатели, бегом марш до соседней дачи, – призвал Лабухов, усмотрев в глазах соседки одобрительные огоньки.
«Буйство глаз и половодье чувств» продолжалось до полуночи. С третьего раза поднявшись со стула и слегка покачиваясь, Сергей Сергеевич в обнимку со своей пассией аккуратно добрел до калитки, пытаясь определиться в дальнейших действиях:
– Ну чего, поедем в Москву или останемся? – Он с трудом выдавил слова в безликий сумрак вперемежку с губительным для ночных микробов выхлопом вино-водочной субстанции.
– Как хочешь… Вообще-то, мне в понедельник в институт.
– Так завтра же только воскресенье!
Успев на последнюю электричку, через час они уже были Москве, а еще через пятнадцать минут – в уютной флюсовской квартире на Большой Черкизовской улице.
Глава восьмая
– Валера, ты уже ел манную кашу?
– Сейчас, я говорю по телефону! Да, да… Все будут в счастье! Да!
Валерий Канделябров ловко метнул трубку на рычаг аппарата и, медленно передвигая ноги, направился на кухню.
К своим тридцати четырем годам известный телеведущий Канделябров оказался на финансовой мели и сейчас всеми доступными и не совсем способами пытался улучшить свое материальное положение, все больше и больше, часто без разбора, пуская в ход гремучую смесь из провинциального нахальства и национальной сообразительности.
Сутью его очередного «гениального проекта» была тропинка к сердцу спикера Ивана Петровича Рыбкина. Канделябров пытался ее найти уже полтора месяца в надежде, что именно она выведет его к оазису теневых госдумовских финансовых потоков. Знакомство с Иваном Петровичем состоялось, благо приятели-телевизионщики подсобили – да не прост оказался бывший второй секретарь Волгоградского обкома партии по идеологическим вопросам.
Однако ивано-франковский Бендер не терял надежду и «рыл землю» своим полукруглым, как банан, шнобелем с остервенением, присущием только серьезным деятелям шоу-бизнеса.
На кухне важно восседалала, ожидая отрока, его чудная молодящаяся мама – Лариса Степановна.
– Валера, не забудь надеть под брюки леггинсы – на улице кругом сквозняки! И не ешь мороженого больше трех порций, и еще…
– Мама, я все помню. – Валера ухватил огромной конечностью накаченный кремом сверх всякой меры тошнотворный эклер и незамедлительно отправил его в темное, как метростроевский тоннель, отверстие рта.
При этом он чмокал, икал, шевелил усами, стряхивал с пуловера крошки и пританцовывал на месте то ли от умиления, то ли от нетерпения, то ли попросту давно хотел в отхожее место.
Через полчаса Канделябров уже мчался на частнике в направлении «Останкино», мучительно прикидывая в уме, сколько же ему придется отдать своих кровных денег водителю, и заранее расстраиваясь от этого на первый взгляд несущественного факта.
