Людовик XIV, король - артист - Филлип Боссан

 Король и его дворец

Великии король должен своей личностью воплощать то, чем он является: и восходящее солнце с достаточной грацией и элегантностью, но также с достаточной мощью и блеском передавало его сущность. Тысячи парижан видели его танцующим Александра, Кира или Солнце (Аполлона); они видели его на коне великолепным всадником.

Но он также проявляет себя, и даже в еще большей степени, в величии своего окружения. В знаменательном письме на эту тему (позднее мы приведем его целиком) Кольбер обращает к Людовику XIV справедливые и убедительные слова: «Ничто лучше не выражает величие духа королей, чем то, что ими построено; и все потомки мерят это величие по великолепным замкам, воздвигнутым в их царствование».

Версаль, которого Кольбер не хотел, дает Людовику XIV основания делать то, что он хочет, а Кольберу — заявлять о своих принципах. Можно забыть, что произошло в Павии, когда Франциск I регламентировал французский язык: Франциск I ассоциируется, прежде всего, с Блуа и Шамбором, и никто не забудет его благодаря этим великолепным замкам. О бедном Людовике XI и не вспомнили бы, если б не легенда о железной клетке, а Людовик XVI занимает в памяти людей меньше места, чем Мария-Антуанетта, которая как-никак построила «Деревню» (20). Итак, Кольбер был прав.

Столь сильное честолюбие Людовика («я тогда чувствовал только, что я король и рожден, чтобы им быть»), его твердое намерение сделать свое царствование великим царствованием, столь явное с самого начала, должны были неизбежно найти продолжение в решимости строить, и строить великое. Следует только усвоить мысль, что все — от красоты юного короля, который являл себя народу, танцуя Аполлона, до возведения дворца его славы — есть единое движение его души.

Дворец этот существовал и до него — это Лувр. Но какой Лувр! Мы так хорошо его знаем (с пирамидой или без нее), его благородный размах, его восхитительная стройность так нам знакомы, что почти невозможно представить себе то, как мог выглядеть Лувр во времена юности Людовика XIV.

Для нас Лувр, прежде всего, — обширное строение почти совершенно симметричной формы: в середине Квадратный двор, по бокам два больших крыла, обрамленные прекрасным садом, после разрушения дворца Тюильри широко раскрытым. Вообразим себе все наоборот. Квадратный двор — неквадратный. Со стороны Сены — небольшой трехэтажный дворец с высокими сланцевыми кровлями (21), над которыми, по моде XVI — начала XVII века, возвышаются трубы; вот старая средневековая круглая башня, справа фасад Пьера Леско, отрестав-рированный Лемерсье при Генрихе IV, и в центре Павильон Часов. Справа, со стороны Сены, галерея, которая, после того как будет уничтожена огнем и заново отстроена, станет галереей Аполлона. Наконец, вдоль Сены тянется длинная галерея, начатая при Генрихе II и оконченная при Генрихе IV — она связывает Лувр с Тюильри,

Не то чтобы эта архитектура была скверной: лишь разношерстной, фрагментарной, лишенной общего замысла, даром что уже сто лет существовал «большой план» дворца, достойного королей Франции, но план этот осуществляли с перебоями.

Вдобавок представим себе Лувр беспорядочный и вечно неоконченный, окруженный со всех сторон жилыми кварталами, средневековыми улочками — здесь Сен-Жермен-л'Оксерруа и Пти-Бурбон, здесь Кенз-Вэн — убежище для слепых, особняк мадам Рамбуйе, особняки Сувре, Лонгвилей и многих других. Кухни помешались за рвами, склады и конюшни — с другой стороны, у Пти-Бурбон. Даже охрана не имела помещения во дворце. Говорят, что один посол, «войдя во двор и восхитившись прекрасным фасадом большого здания, повернулся и, увидев уродство того, что стояло напротив, рассмеялся и сказал; «...подобный вход больше подошел бы тюрьме, чем дому великого короля».

В течение ста лет, однако, существовал «большой план» окончания этого столь тесного дворца и придания ему вида, достойного «великого короля». Фронда в который раз прервала все слабые попытки работ (слишком часто забывают, сколько за сто лет между 1550 и 1650 годами случалось во Франции волнений и беспорядков). Мазарини на старости лет вновь принялся за дело, и его правая рука, Кольбер, в письме повторяет его слова, сказанные в 1657-м: «Я заставил работать господина Лево над большим чертежом Вашего Превосходительства». Таким образом, идея окончить Лувр принадлежит не Людовику XIV, и ответственен за нее Кольбер. Отметим этот факт.

6 февраля 1661 года (за месяц до смерти Мазарини) ужасный пожар разрушил галерею Королей, где шли тогда приготовления к «Балету Нетерпения», в котором должен был танцевать король. Последнее обстоятельство было счастливым, ибо при сооружении декораций оттуда убрали картины (Леонардо да Винчи, Рафаэля, «Снятие с креста» Тициана) и портреты французских королей, обычно там выставленные. Лево отстроил галерею, а Лебрену поручили ее украсить.

Темой была избрана история Аполлона, роль которого король так недавно танцевал в «Балете влюбленного Геркулеса», что было откомментировано Бенсерадом следующим образом:

С актером делит бог черт сходственных немало;И коль нечестия нам ковы не претят,Любить нам копию сию бы надлежало,К оригиналу столь она близка на взгляд.

И поскольку в эту эпоху предпочитали в женских лицах бледность:

Но сколь опасен он для дев моей страны!Ожог получишь ты, как ни скрывайся в тени:Коль выступит загар от мощных излучений,Утратит цвет лица всю нежность белизны.

Готовятся танцевать «Балет времен года» (23 июля 1661), как всегда, с музыкой Люлли, утвержденного в должности. Король также участвует в балете, и перед тем как ему появиться, нимфы и фавны объявляют о его выходе:

О, кто в ночи вернет нам Солнце?

Мадам танцует Диану, король — Цереру, богиню урожая, а затем, в конце балета, — Весну:

Во всей природе нет величия такого:Так сердцу и душе внушает жадный взор...Я никну, побежден прекрасными очами...

И вот что минуту спустя (даром, что хромая) танцует мадемуазель де Лавальер:

Краса сия новорожденнаяС румянцем нежным на лице —Весна в пестреющем венце,Надеждой счастья озаренная.

О чем нельзя сказать, о том можно, по крайней.мере, спеть и станцевать...