Сломанная роза - Кирилл Казанцев

— Прошу прощения, — пробормотала она сквозь сжатые губы.

— Ничего страшного, — пошутил Вадим. — Просто входим в зону сильной турбулентности… Послушайте, я вам крайне признателен, — решился он начать разговор. — Вы так вовремя и быстро возникли, но это довольно странно.

Клацнули зубы, она свернула с дороги. «Нива» совершила последний бросок, трещали ветки, и кусты сомкнулись за спиной. Дама надавила на тормоз, и машина встала, съехав с кочки. Вадима швырнуло вперед, потом назад, кратковременная невесомость, комок в горле… Дама испустила мучительный вздох, откинула голову. Она дрожала. Но вот дыхание восстановилось, она подняла глаза к зеркалу, глянула на него продолжительным взглядом. Что-то странное ему почудилось в этом взгляде.

— Как вас зовут? — спросил он.

— Кира… — у нее был приятный, немного хрипловатый голос. — А вас?

— Вадим.

— Это хорошо… — проговорила незнакомка.

Что в этом хорошего, она предпочла не расшифровывать. Она обернулась, предстала во плоти — серьезная, худощавая, с уставшим сероватым лицом. На впалой щеке чернела родинка, вполне отличительная примета. Он мог поклясться, что никогда в жизни не видел этой женщины. Почему она так на него смотрит?

— Вадим Платов? — уточнила она. Он вздрогнул, что-то непростительно он сегодня тормозил. Утвердительно кивнул. Дама сухо рассмеялась.

— Расслабьтесь, Вадим. Вы смотрите на меня, как на пачку пельменей, которую негде приготовить…

— Мы знакомы? — сглотнул он.

— В одностороннем порядке, — кивнула дама. — Но у нас, Вадим, еще будет время познакомиться ближе.

В лицо Вадима плеснула тугая струя. Он дернулся, перехватило дыхание, защипало глаза. Он вытянул руку, чтобы вырвать баллончик, какого она творит?! Но рука не слушалась, лютая боль скрутила лицевые мышцы, его парализовало, реальность куда-то покатилась…

Он ожидал всего, но только не этого. Почему бы просто не сдать его работникам пенитенциарной системы? Его тошнило, голова кружилась и раскалывалась. Он выплывал из бессознательного состояния, картинка перед глазами искривлялась и дрожала. Вадим находился в помещении. Над головой громоздились деревянные балки, у стены возвышались строительные леса в аварийном состоянии, на полу валялся какой-то мусор, груды досок. Покосившись влево, он обнаружил дверной проем — в нем определенно не хватало двери, рамы и десятка кирпичей в кладке. За порогом колосился бурьян, просматривалось серое небо, из которого проливались умеренные осадки. Болели суставы. Руки и ноги были вывернуты и к чему-то привязаны. Извернувшись, он обнаружил, что прикован спиной к банальному поддону для кирпичей — причем весьма качественно, не одним рулоном скотча. Подняться невозможно, ноги имели какую-то степень свободы, ниже бедер их ничто не держало, но упирались икрами в края поддона — что полностью исключало принятие вертикали. Он натужился, чтобы отодрать себя от поддона. Затрещали гниющие доски, мир завертелся, череп чуть не треснул от дикой боли…

— Не вертись, дорогой, у тебя нарушена система перемещения в пространственном континууме, — прозвучал ехидный голос, и Вадим обнаружил, что он здесь не один. Темноволосая зараза выплывала из рябящего пространства — нерезкая, плохо читаемая, но по голосу та же самая. Она приблизилась, села сбоку рядом с ним на корточки и задумчиво на него воззрилась. Он взбрыкнул ногами и снова испытал пронзительную боль. Пришлось признать, что стреножили его надежно. Он расслабился — только так имелась возможность терпеть боль. Способность видеть возвращалась. Женщине, сидящей на корточках, было лет тридцать. Или больше. Она поигрывала пистолетом (это был его «стечкин»!) и задумчиво, с какой-то недоброй иронией созерцала свою жертву. Молчание затягивалось.

— Многообещающее начало… Ничего не хочешь сказать? — прошептал Вадим.

Она молчала, смотрела на него, как смотрят на пойманную крупную рыбу. Сдобной плюшкой эта особа определенно не была. Возможно, она и не страдала болезненной худобой, но чуток поправиться ей не мешало. Как она скрутила его, притащила в этот «странноприимный» дом? Его ощупывали колючие глаза — явно обыскивали, а не гладили. Возможно, в иной ситуации ее лицо показалось бы Вадиму привлекательным, но сейчас он в гробу видал ее «возможную» привлекательность.

— У тебя проблемы? — поинтересовался он.

Она шевельнулась. Произнесла с расстановкой:

— Да, Вадим Платов. Вся моя жизнь — чудовищная проблема. И ты — часть этой проблемы. Тебе нехорошо? — она подошла ближе, но все равно у него не было возможности засадить ей ногой! — Крутится-вертится шар голубой, Вадим Платов? — издевательские чертенята заплясали в глазах.

— Крутится… вертится… — согласился Вадим, переводя дыхание. — Ты, главное, продолжай, не останавливайся, раз начала. Позволишь несколько вопросов?

— Давай, — кивнула женщина.

— Ты кто?

— Меня зовут Кира, — она устроилась удобнее, достала из куртки пачку недорогих сигарет, прикурила, щелкнув зажигалкой, и окутала свою жертву дымом. — Кира Владимировна Строева, — выдала она более развернутую информацию, которая ни о чем Вадиму не говорила.

— Кто-то еще здесь есть? — поинтересовался Вадим.

— Никого, — покачала она головой. — Работаю одна, но не обольщайся.

— Где мы?

— Понятия не имею. — Кира пожала плечами. — Главное не место, а процесс, дорогой… Усыпив тебя, я какое-то время плутала по проселочным дорогам, ушла подальше от цивилизации и отыскала это место недалеко от грунтовки. Тут рядом ферма, поросшая быльем, а здесь, возможно, был гараж или что-то еще… Неважно. Люди здесь не ходят, от дороги это несчастье не видать. Тебя, возможно, ищут, но не здесь.

— Что ты собираешься делать?

— Хороший вопрос, — она иезуитски усмехнулась. — Я поступлю с тобой, Вадим, прямо скажем, жестоко. Я тебя убью. Без вариантов. Но для начала помучаю — мы с тобой поиграем в добрые и поучительные ролевые игры. Мы оба никуда не спешим, и этот процесс затянется, обещаю. Я обязана получить сатисфакцию.

— Ты садистка? — в горле пересохло. До Вадима дошло, что ей ничто не мешает осуществить угрозу — он беззащитен, как беременная женщина! И стоило ради этого сбегать с зоны?

— Я не садистка… — женщина зашептала со зловещим придыханием. — Я обычная баба. Но больше всего на свете, гражданин Платов, я ненавижу тебя — как источник и составную часть моей неудавшейся жизни.

— Ты ничего не путаешь? Я впервые тебя вижу…

— И я впервые тебя вижу — в реале, так сказать. Извини, что в первые минуты знакомства польстила твоему самолюбию. Это не в моих привычках — способствовать побегу заключенных. Я рада, что ты, наконец, прервал победную серию, завершил свой жизненный этап под названием «увидеть зону и не умереть»… — и он взревел от боли, затряс ногой, когда в обнаженную лодыжку вонзился горящий окурок! Она держала его ногу и прижимала к ней «бычок», пока он не потух. Глаза от боли лезли на лоб, пот заливал глаза.

— А говоришь, что не садистка… Слушай, ты, сука… — он бы рад был сохранять спокойствие, но чтобы в таких условиях…

— Спокойствие, Вадим, спокойствие… — монотонно бурчала мучительница. — Обойдемся без взаимных оскорблений. Оскорблять буду я, договорились?

— Ты уже закончила прелюдию? — задыхаясь, прохрипел он. — Может, прежде чем продолжишь свои упражнения, объяснишь, в чем тут изюминка?

— Разумеется, Вадим, это непреложная часть наших ролевых игр, будем считать, что сегодня у тебя — день знаний. Посмотри, пожалуйста, сюда…

И перед глазами Вадима закачалась цветная фотография с помятыми полями. Он навел резкость, задрожал, комок подполз к горлу… С фотографии смотрел солдат российской армии, снятый крупным планом в парадной форме. Видный чернявый парень, правильные черты лица, дружелюбный взгляд с задумчивой поволокой, весь такой лихой, независимый, форменная кепка набекрень, он знал, что снимается для девушки, и очень старался произвести на нее впечатление. Вадим прекрасно помнил это лицо, оно снилось ему много лет в кошмарных снах… Ну, бред, прошлое не должно вернуться подобным образом, он представлял возврат к нему несколько иначе.

— Вижу, ты узнал этого человека… — продирался сквозь набат женский голос. Его обладательница отдалилась вместе с фотографией, пристроилась на груду досок, откуда прекрасно видела дверной проем и жертву. Ее голос настойчиво вкрадывался в мозг. — Этого парня призвали из Н-ска одиннадцать лет назад. Тогда служили два года, и данное событие выглядело крайне драматично. В строительном институте, который он закончил, не было военной кафедры, поэтому его забрали на обычную срочную службу. Парня звали Вовка Писемский, к моменту призыва ему уже исполнилось двадцать три года. У Вовки была девушка, они учились вместе, даже прожили пару месяцев в гражданском браке, планируя дальнейшую совместную жизнь. Оба страстно любили друг друга — так любили, что даже расставание в несколько часов воспринималось ими крайне нервозно… — голос женщины задрожал, но она совладала с собой. — Лазеек уклониться не нашлось, и Вовке пришлось идти в армию. Его забрили во внутренние войска и отправили на юг Кузбасса — охранять места, где традиционно содержится всякая мразь. Девушка поклялась, что дождется, и ждала, считала каждый день, отмечая их зарубками над своей кроватью… Служить ее любимому оставалось четыре месяца, он писал ей почти каждый день, она копила деньги, сняла квартиру, где они смогли бы свить свое любовное гнездышко. Они томились в предчувствии долгожданного счастья, несколько раз девушка ездила к парню в часть. Потом произошло то самое страшное событие… — она помолчала, собираясь с духом. — И рухнул весь мир. Девушке рассказали, что солдаты преследовали сбежавших заключенных, которые отобрали катер у подвернувшейся им по дороге свадьбы. Но убили ее любимого не зэки, убил его впавший в буйство жених с той самой свадьбы — он был пьяный, схватил автомат, начал стрелять по солдатам…