В погоне за Мексикой - Василий Чичков

Крестьяне нехотя пошли на работу. Завизжала пила, и повалилось первое вековое дерево. Потом затрещали сучья второго дерева, третьего. Обозначились контуры будущей дороги. Мулы тащили землечерпалку. Но Томпсону казалось, что люди работают слишком медленно.

— Скорее! — кричал он, потому что его лихорадило от нетерпения. Все было поставлено на карту, и он должен был скорее узнать тайну Священного колодца.

Солнце нещадно палило. Но Эдвард не давал людям отдыха. Еще одно дерево повалилось на землю, рухнула еще одна стена из переплетенных лиан. Уже показалась мрачная гладь воды Священного колодца. Все тревожнее становились лица индейцев. Все радостнее было лицо Эдварда.

«Я заставлю вас, косоглазые свиньи, сегодня же установить землечерпалку. Сегодня!» — повторял про себя Эдвард, и ему казалось, что крестьяне работают слишком медленно.

Он пробрался к краю колодца. И взглянул на тихую зеленоватую поверхность воды. Уже несколько сот лет ничто не нарушало ее покоя. Колодец был так велик, что нужно было точно знать, где поставить землечерпалку.

На одном берегу колодца среди зарослей угадывалась каменная площадка, с которой, наверное, бросались в воду. Эдвард позвал нескольких крестьян и заставил их расчистить площадку. Мысленно он пытался представить полет человека в воду. Он вспомнил, что Диего де Ландо писал: «Люди, которых бросали в святой колодец, не были связаны».

Эдвард стоял на площадке, смотрел на воду, и вода манила. Она волшебно тянула его к себе. Но до воды было двадцать метров. Эдвард сделал шаг назад, чтобы не броситься в воду.

— Эй, вы! — крикнул он Маурильо. — Отпилите мне кусок дерева, чтобы он был по весу и размеру равен человеку.

Крестьяне притащили ему бревно. Он поставил крестьян на площадку, и крестьяне, кажется, онемели от страха. Они боялись взглянуть на воду и не могли понять, чего хочет от них этот сумасшедший американец.

— Маурильо, — крикнул Эдвард, — переведи этим олухам! Пусть они поднимут этот кусок дерева и бросят в колодец.

Крестьяне опять затеяли спор.

— Послушайте, вы! — закричал Эдвард. — Не теряйте времени.

— Они боятся, — сказал Маурильо, — что это бревно потревожит покой бога Юм-Чака.

— Болваны! — закричал Эдвард и, оттолкнув крестьян с площадки, бросил бревно в колодец. Эдвард заметил то место, где всплеснулась вода.

— А ну пошевеливайся! — крикнул Эдвард погонщикам мулов.

Эдварду казалось, что даже мулы и те против него, и они боятся этого несуществующего Юм-Чака. Эдвард неистово кричал. Он готов был выхватить пистолет и выстрелить несколько раз в воздух для острастки...

Землечерпалка была установлена в этот день. Эдвард проверил лебедки и ковш. Он подозвал Маурильо, и они вдвоем стали раскручивать ручку лебедки. Ковш со стальными зубьями медленно опускался, крестьяне столпились метрах в десяти от лебедки и молча глядели на ковш. Он все ближе и ближе к воде. Сейчас его стальные зубья погрузятся в зеленоватую гладь колодца.

Крестьяне-индейцы закрыли глаза, когда ковш погрузился в воду. Может быть, им казалось, что сейчас произойдет чудо... Может быть, ковш вылетит обратно из воды. А может, вообще ковш никогда больше не увидит света — его уничтожит бог Юм-Чак.

Эдвард и Маурильо крутили ручку лебедки. Взгляд Эдварда был устремлен в Священный колодец. «Скоро должны быть разрешены сомнения!»

Ковш опускался все ниже, и вдруг веревка повисла. Ковш уткнулся в дно колодца.

Эдвард изо всей силы налег на ручку лебедки. Он чувствовал тяжесть ковша.

— Золото!

Еще один поворот лебедки. Сейчас поднимется ковш. И наконец, он медленно выплыл из клокотавшей вокруг него воды. Ковш окутан зеленой тиной.

Ковш уже над берегом. Открылась его стальная пасть, и содержимое вывалилось на площадку.

Эдвард бросился к горе грязи, которая растекалась по площадке, и как безумный стал хватать ее руками.

Грязь и только грязь. Она не давала никакого ответа. Хоть бы какая-нибудь крупинка, хоть бы какой-нибудь осколок сосуда были в этой грязи. Нет!

Ковш вытряхнул на площадку новую порцию грязи. И опять Томпсон как безумный мял ее руками. А индейцы сидели на корточках, смотрели и курили трубки. Иногда они о чем-то говорили по-своему, может быть, они смеялись над Эдвардом, может быть, удивлялись тому, что бог Юм-Чак не оторвал этот железный ковш и не оставил его там, на дне.

Солнце клонилось к закату. Лес начинал затихать. Усталые звери и птицы прекратили свой говор и пение. Но Эдвард не отпускал индейцев, он заставлял их крутить лебедку, и ковш снова и снова падал в Священный колодец, принося на площадку, как прежде, ил и грязь.

Эдвард приказал индейцам отпилить еще несколько чурбаков, соответствующих размеру и весу среднего человека. И опять он кидал их в колодец, определяя место, где могли бы быть останки людей.

Тяжелая стрела крана проплывала по воздуху и останавливалась в назначенном месте. И опять ковш падал в воду, и опять он вытаскивал ил и грязь.

Когда ночь окутала джунгли, Эдвард кончил работу. Придя домой, он стащил с себя грязные сапоги и бросился в кровать.

...Молодость и сон снова воскресили в Эдварде заряд оптимизма, который так нужен для открывателя кладов.

— Маурильо! — крикнул Эдвард, когда проснулся. К его радости, Маурильо был уже на ногах. — Созывай индейцев!

Эдвард шагал по проложенной вчера дороге к Священному колодцу. Казалось, джунгли радостно встречали его. Птицы пели утреннюю песню, весело перекликались обезьяны.

Он увидел землечерпалку. Она представлялась теперь ему родным детищем, с ней были связаны все его надежды. Но что это? Подойдя к землечерпалке, Эдвард заметил, что ручки у лебедки отсутствуют. Он внимательно осмотрел землю вокруг — ручек не было.

— Украли, — сказал Эдвард, глядя в лисьи глаза Маурильо. — Если ты в течение часа не найдешь мне эти ручки, я застрелю тебя, сволочь! — закричал Эдвард.

— Может быть, их украли обезьяны, сеньор, — сказал Маурильо, и его лисьи глаза стали еще уже.

Индейцы, стоявшие рядом, молчали.

Эдвард вынул кольт и взвел курок. И может быть, этот стальной щелчок решил исход дела.

— Хорошо, — сказал Маурильо, — я узнаю у индейцев.

Он обратился к индейцам на своем гортанном языке. Эдвард слушал, с трудом удерживая злость, которая подступала к горлу.

Маурильо знал — ручки отвернули индейцы, потому что старики сказали, что этот железный ковш разгневает Юм-Чака. «Но сумасшедший американец на самом деле может застрелить меня», — решил Маурильо и приказал индейцам принести ручки.