Наполеон и женщины - Фредерик Массон

Правда, этотъ титулъ не служитъ ей защитой отъ разбойниковъ, промышляющихъ на большой дороге, и 19 октября 1807 г. около Рувре, на границе Іонны и Котъ-д'Оръ, на ея почтовую карету напало четверо дезертировъ швейцарскаго полка. Несчастная подверглась насиліямъ, была ограблена; но черезъ два дня разбойники понесли кару, и Императоръ включилъ въ Почетный Легіонъ некоего Дюрандо, начальника національной гвардіи въ Вито, убившаго собственноручно двухъ разбойниковъ и арестовавшаго третьяго.

Утверждаютъ, что Грассини при этомъ упросила разбойниковъ, забравшихъ у нея украшенный брильянтами портретъ Бонапарта, оставить себе драгоценные камни и возвратитъ ей изображеніе ея «дорогого правительства».

Разсказываютъ также, что какъ-то въ одномъ салоне, когда присутствующіе возмущались темъ, что Крешгентини была дана Железная Корона, она воскликнула: «Но вы забываете о его ране!» Она обладала остроуміемъ – остроуміемь артистки, какъ сказалъ одинъ хорошо знавшій ее господинъ; свое балагурство, уснащенное итальянскимъ акцентомъ, она любила пересыпать сырыми выраженіями и мало считалась съ темъ, что Буало называлъ благопристойностъю. Этимъ достаточно сказано.

Съ 1807 ло 1814 г. дело обстоитъ такъ. Грассини получаетъ отъ одного только Императора 70.000 франковъ въ годъ, – болыпе, чемъ она получаетъ съ публики. Энтузіазмъ последней съ годами падаетъ. Это ясно сказывается, когда въ Итальянской опере, въ ноябре 1813 г., съ большой помпой: ставятъ Гораціевъ и Курійціезъ Чимарозы. Но въ придворномъ театре – все тотъ же успехъ, хотя певица приближается уже къ сорока годамъ; со стороны Императора – то же вниманіе и теже милости. Но она не считала, что обязана быть признательной, и когда Имперія пала, то – изъ нужды-ли въ деньгахъ (ею владелъ порокъ картежничества), или изъ страсти привязываться къ знаменитымъ людямъ я привязывать ихъ къ себе, – она пела, – и хуже, чемъ пела, – для герцога Веллингтона.

Последній словно помешался на томъ, чтобы доедать объедки после Наполеона. Онъ хотелъ, чтобы его портретъ рисовалъ Давидъ, который ответилъ, что пишетъ только то, что принадлежитъ йсторіи. Но зато онъ имелъ, въ качестве певицы и любовницы, Грассини съ ея сорока двумя годами. Но обязаны ли стрекозы иметь сердце?

VIII. Актрисы

Связь съ Грассини была очень легкой, и какъ ни ревновала Жозефина, ея тревога была непродолжительна. Но въ тайные апартаменты въ Тюльери проникали и другія театральныя дамы, визиты которыхъ были более часты и могли казаться чемъ-то прочнымъ. Но все это, несомненно, совершенно не должно было причинять ей заботъ: это были посредственности, къ которымъ Бонапартъ не могъ привязаться и отъ которыхъ требовалъ одного – быть красивыми и милыми на то очекь короткое время, которое онъ имъ посвящалъ; но достаточно было кому-нибудь изъ нихъ притти, чтобы Жозефина, бывшая всегда настороже, впадала въ безпокойство, теряла голову и бегала по коридорамъ со свечей въ рукахъ, объятая желаніемъ захватить врасплохъ, разыграть какую-нибудь эффектную сцену и какъ следуетъ изобличить Бонапарта.

He будь Жозефины, большая часть этихъ мелкихъ приключеній осталась бы неизвестной. Она же раскрываетъ ихъ, разсказываетъ, пересказываетъ ихъ безъ конца, если надо – выдумываетъ, потому что никто не лжетъ такъ, какъ она. Какъ бы ни были банальны эти романы, длящіеся четверть часа, Наполеонъ все же переживалъ ихъ, и этого достаточно, чтобы ихъ перелистать, потому что мы встречаемъ здесь некоторыя черты его характера, которыхъ тщетно искали бы въ другомъ месте.

Если не считать Грассини и, пожалуй, г-жи Браншю, – такой некрасивой, что разсказы о близости Наполеона съ ней казались бы шуткой, если бы онъ, какъ диллетантъ, не могъ временно увлечься силой и поразительной нежностью этой лирико-трагической артистки, наиболее ярко воплощавшей Дидону, Альцесту и Весталку, – если не считать этихъ двухъ, то – ни одной певицы.

Ни одной танцовщицы, хотя это – время, когда оне очень въ моде, когда Клотильда получаетъ ежемесячное содержаніе въ 100.000 франковъ отъ принца Пиньятелли, а адмиралъ Мазаредо предлагаетъ ей надбавку, сверхъ этой суммы, въ 400.000 франковъ въ годъ; когда Биготтини загребаетъ деньги обеими руками и считая грехомъ не пользоваться своей плодовитостью, накопляетъ милліоны для своихъ потомковъ, готовя, такимъ образомъ, изъ нихъ завидныя партіи для крулныхъ буржуа.

Ни одной комической артистки – ни m-lle Марсъ, которая, говоря по правде, вовсе не была красива въ начале ея карьеры – (о ней говорили: «Это – слива безъ мякоти»); ни m-lle Левьеннъ, несравненная субретка, лицо которой блещетъ умомъ, но которая не находитъ, что ответить, когда мимоходомъ, на охоте, Императоръ обращается къ ней съ какой-то любезностью; ни m-lle Мезерей, которая, кстати сказать, очень занята съ Люсьеномъ Бонапартомъ; ни m-lle Гро, услаждающая Жозефа.

Можетъ быть – m-lle Леверъ въ 1808 г., когда после перваго же представленія въ Сенъ-Клу она, по приказанію свыше, зачисляется въ сосьетеры. Само собою разумеется, что не г-нъ Ремюза, заведующій публичными зрелишами, помогалъ ей въ этомъ, ибо онъ, несмотря на желаніе, приказы и даже декреты Императора, впоследствіи съ ожесточеніемъ преследовалъ ее; но кто же тогда? Впрочемъ, она была действительно очаровательна, граціозна, кокетлива, блестяща, соблазнительна. He особенно талантлива, но какое же это имело значеніе?

Если у Наполеона и явилась прихоть по отношенію къ ней, – а это еще не доказано, – то она была единственная. Его характеръ, его темпераментъ, его вкусы – все влечетъ его къ трагическимъ артисткамъ.

Это – расцветъ трагедіи во французскомъ театре; это – время, когда передъ партеромъ литературно-образованной публики, которая не оставляетъ безнаказаннымъ ни малейшее оскорбленіе ея боговъ; передъ партеромъ солдатъ, душа которыхъ способна отзываться на все великое и благородное, – великолепно подобранная и обученная труппа поддерживаетъ жизненную и мощную традицію трагической литературы. Этимъ артистамъ Наполеонъ оказываетъ усиленное покровительство, не жалея для нихъ ни советовъ, ни денегъ. To, что на нихъ возложено говорить со сцены, имеетъ, въ его глазахъ, образовательное значеніе для націи, гораздо менее важное для ея умственнаго развитія, чемъ для ея моральнаго воспитанія. «Трагедія, – говорилъ онъ Гете, – должна быть школой для королей и народовъ; это – наивысшая ступень, которой можетъ достигнуть поэтъ». й однажды вечеромъ, ложась спать, онъ сказалъ: «Трагедія согреваетъ душу, возвышаетъ сердце; она можетъ и должна создавать героевъ». й при этомъ прибавилъ: «Если бы Корнель былъ живъ, я сделалъ бы его принцемъ».