Час Самайна - Сергей Пономаренко

Большие, красивые дома стояли по обе стороны улицы, мно­жество деревьев охраняли-обрамляли мостовую, по которой двигались конки, экипажи, автомобили. Не верилось, что это­му городу пришлось многое пережить. 

Прошли несколько гайдамаков, опереточно одетых в широ­кие шаровары, серые жупаны, шапки со шлыками, с кривыми саблями на боку. Рассмотрев их лица, я поняла, что опереткой здесь не пахнет и лучше не попадаться им на пути. Прошла мимо наглухо закрытого здания цирка, а здание городской думы сразу узнала по острому шпилю. В самом конце Крещатика вышла на площадь, как оказалось, называвшуюся Европейской. Здесь начинались центральные парки — Купеческий, Царский, Шато де Флер. С удивлением увидела публику, направляющую­ся туда. Целый день гуляла, знакомилась с городом, побывала на Владимирской горке, откуда открывался замечательный вид на Днепр, прокатилась на трамвае, двигающемся на гору и с горы по рельсам и канату и носящем необычное название «фуникулер». 

Вечером у Ольги Илларионовны меня ждал сюрприз — Яша. Выпили с хозяйкой чаю с вишневым вареньем. Яша так само­забвенно и с юмором рассказывал о своей работе в земледельчес­ком комитете, что я даже поверила, что здесь он только этим и занимается. Потом уединились в его комнатке. 

— Как тебе здесь, привыкаешь? —улыбаясь, спросил он, ког­да я, повисев немного на его шее, дала ему передохнуть. 

— Я сегодня увидела кусочек города! Он прекрасен, и глав­ное — в нем находишься ты! Объясни, зачем весь этот маскарад: сестра из Одессы, Мира? Я там сроду не бывала. Хозяйка расспрашивает, а я не знаю, что отвечать. 

— Так надо. Идет война...

— Какая война? Ведь с немцами мир. 

— Он будет недолго продолжаться. В Германии неспокойно, там назревает революция.

— Так, значит, все, что ты рассказывал за столом... 

— Плод моей фантазии. Ты знаешь, что я здесь не для это­го. У меня очень важная миссия, и я ее выполню.

— А если немцы тебя поймают? 

— Я верю в судьбу. Кроме того, у меня есть амулет, его здесь называют «оберег».

— Какой амулет? 

— Потом расскажу и покажу. Главное, Женя, будь осторож­на. Если после обеда будешь прогуливаться по Крещатику, то ни в коем случае не с правой стороны.

— Почему? 

— Потому что там без спутника ходят только прости­тутки!

— Ты смеешься надо мной?

— Я забочусь о тебе, поэтому и предупреждаю.

— Ты хочешь сказать, что... 

— Сейчас поведу тебя ужинать, так как одним чаем с ва­реньем, даже если оно вишневое, сыт не будешь.

— Ты своими шутками все время уводишь меня в сторону. Скажи, у тебя очень важное задание?

— Очень и очень, важнее не бывает. Но... на голодный же­лудок невыполнимое. Да, еще. Завтра переедешь на другую квартиру — я тебе уже подыскал. Видеться будем, когда у меня будет время, а его у меня...

— Никогда не будет!

— Но я его найду... И запомни: ни с кем не откровенничай, никому не говори, что ты из Питера, ни с кем не сближайся, в разговоре не молчи. Говори, много говори, но ничего конкрет­ного. На прямые вопросы не отвечай, увиливай, политические симпатии и антипатии вслух не высказывай. Да, сейчас у меня другое имя — Антон Вишневский. А теперь поехали. Мы долж­ны как следует отметить твой приезд! 

— Не возражаю, Антон Вишневский!

Яша большой конспиратор, он засекретил все, в том числе и наши отношения. Мы с ним живем на разных квартирах, видимся нечас­то, ведь для него дело — прежде всего. Для меня снимает крохотную двухкомнатную квартирку на Трехсвятительской улице, это поч­ти центр города. Дни похожи друг на друга как близнецы, и я начала путаться во времени. Яша весь в революционных делах, здесь у него масса знакомых, друзей, товарищей по партии. А я не у дел, целыми днями свободна, предоставлена сама себе. Единственная моя обязан­ность — вечерами быть дома, авось Яша освободится от революционных забот и вспомнит обо мне. Я полностью на его содержании, завишу от него. Он платит за квартиру, дает мне небольшие деньги на питание — материально я обеспечена, но духовно. ..Дай обще­ние... По его требованию я изолирована от всех его друзей, связей. Редкие вечера мы проводим вместе, только вдвоем Я знаю, он чело­век общительный, любит пошуметь, повеселиться, но правило, которое он навязал мне, касается при наших встречах и его. Впро­чем, с моей стороны неправильно жаловаться на свою участь. Я уже знаю, что он готовит покушение на самого гетмана Скоропадского. 

Один раз я видела гетмана Скоропадского проезжающим в автомобиле по Крещатику — красивый представительный мужчина в белой черкеске, смерти которого хотят здесь очень многие. Яша сожалеет, что удавшееся покушение на герман­ского генерала Эйхгорна произошло до его приезда. Немцы после расстреляли много заложников... Стараюсь об их судьбе не за­думываться. Пострадать за чужую вину? Знать, что через несколько мгновений навсегда померкнет свет, и все из-за того, что кто-то реализовывал свою революционную идею, которая тебе глубоко безразлична, а ты просто оказался не в то время и не в том месте и за это должен ответить своей жизнью? Что чувствовали приговоренные к смерти за чужую вину, мож­но лишь догадываться. А вот что чувствовали те, кто реа­лизовал свою идею, из-за которой погибли другие? Или те, которые за вину одних расстреливали других? 

Впрочем, думаю, Яша никогда об этом не задумывается. Когда я завела разговор о гибели невинных заложников, он пе­ревел все в шутку. Разве это предмет для веселья? 

Его интересует лишь конечный результат, реализация идеи, а не цена этого. Недавно вскользь обмолвился, что уже одну попытку покушения на гетмана провел, но неудачно. Я за­думалась: хорошо это или плохо? И не смогла дать однознач­ный ответ. 

Появления Яши внезапны и подобны урагану. Он подхваты­вает меня, едем на извозчике в какой-нибудь ресторанчик, каж­дый раз новый, удаленный от центра. Однажды встретили его старого товарища по Одессе. Тот уже изрядно набрался и мно­го болтал. Я узнала, что Яша несколько лет учился в одесском хедере[2]. Я видела, что все это Яше было крайне неприятно слу­шать, он несколько раз пытался перевести разговор на ней­тральную тему. Но когда знакомый, никак не желая успокоиться, громким шепотом начал вспоминать, как они, служа в «желез­ном» отряде, взяли банк в Славянске, а Лазарь[3] неправильно себя повел, Яша встал и взялся проводить товарища до туа­летной комнаты, чтобы тот немного взбодрился. Назад он вернулся один, расплатился с официантом, и мы уехали. 

Прогнозы Яши оправдались. В Германии революция, немецкое командование начало выводить войска. Как раньше эшелонами уходило туда продовольствие, так сейчас грузится военная техника и солдаты. В городе повисло тревожное ожидание, все чего-то боятся. Большинство магазинов закрылись, цены на продукты сразу возросли. Яша уехал на Подолье по революци­онным делам, я осталась одна. Не знаю, на сколько хватит денег, которые он оставил. 

Ищу работу, пока ничего не получается. Люди стараются реже выходить на улицу и передвигаются чуть ли не бегом. Улицы полупусты, редко увидишь кого-нибудь, праздно беседу­ющего. Выходные дни такие же серые, как и будни. Стало извест­но, что к городу движутся войска Симона Петлюры, объявив­шего о создании Директории и поднявшего восстание против гетмана. С уходом немцев у Скоропадского шансов почти нет, ходят слухи, что воинские части одна за другой переходят на сторону Директории. Гетман мечется, делая ошибку за ошиб­кой. Назначенный командующим генерал Келлер разгромил Укра­инский клуб на Прорезной, бьет бюсты Шевченко, вызывая этим бурю возмущения среди населения. Скоропадский сместил его и назначил на его место князя Долгорукого, который не пользу­ется авторитетом у войск. Это лишь ускоряет агонию власти.

Киев. Январь 1919 года  

Как рассказывала хозяйка квартиры, очевидица прошлых смен власти, обычно этому предшествует орудийный гром, пожары и бесчинства победителей. Я не знала, что делать. С Яшей связи не было, неизвестно, жив ли он. Денег осталось совсем мало. Я уже подумываю переехать на более дешевую квартирку, но боюсь, что мы потеряем друг друга. 

В середине декабря гетман отрекся от власти и с помощью немцев бежал. Поэтому без артиллерийской канонады, прак­тически не встречая сопротивления, в пасмурный декабрьский день в город вошли войска Петлюры, большую часть которых составляли бывшие гетманские войска. Войска сечевых стрельцов-галичан, «серожупанников», «синежупанников» по Большой Васильковской, Бибиковскому бульвару двигались в направлении Софиевской площади, на которой они приняли присягу на вер­ность Украинской Народной Республике.