Рейдовый батальон - Николай Прокудин

Солдат заискивающе улыбнулся и кивнул в ответ.

— Снять всем ремни, сейчас буду бляхи выгибать, раздеться по пояс! — продолжал Острогин. — Гимнастерки ушиты — разошьем, каблуки заточены на сапогах — срубим. Будете образцовыми солдатами.

Через полчаса у тумбочки дневального стоял этот Алимов в огромной пилотке, и в широченной гимнастерке, болтающейся как парашют, и глупо улыбался. Разогнутая бляха сломалась, и поэтому ремень он держал в руках вместе со штык-ножом. Каблуки на сапогах отсутствовали, и теперь солдатик, и так небольшого расточка, стал еще короче.

В роту ворвался майор Подорожник.

— Что случилось? Что за мордобой? В чем дело? Под суд отправлю всех, сукины сыны! Не сметь солдата пальцем трогать! Что за клоун возле тумбочки дневального?

— А если он не выполняет приказ и молодежь лупит каждый день? Национальную рознь сеет, между прочим, русских, говорит, ненавижу.

— Стой, комиссар, успокойся. Не надо политику разводить. Сейчас наговоришь на такую статью УК, что хоть святых выноси. Вас наказывать пока не буду, накажу позже. Солдата завтра с гауптвахты забрать, нечего ему в комнате пыток для допроса пленных сидеть, он все же не «дух», а солдат Советской Армии. Сейчас же написать объяснительные записки и сдать их мне лично. Решение по вам приму после рейда.

Чапай ушел, злобно шевеля усами, а мы долго возмущались:

— Разберусь как попало, накажу как-нибудь! Всегда мы у Подорожника виноватые, — вздохнул Острогин. — Не любит он первую роту, ой, не любит.

Все узбеки нашей роты и еще несколько ходоков из других подразделений собрались в ленинской комнате и что-то оживленно обсуждали.

— Посторонние, марш отсюда! — скомандовал я.

— Это земляки пришли, — злобно прошипел Хайтбаев. — Поговорить не имеем права?

— Имеете право, но после дембеля, в Ташкенте или в Термезе. Кыш, я сказал! Марш все отсюда!

Что-то ворча под нос, пятеро посторонних солдат встали и вышли. Человек пятнадцать бойцов напряженно смотрели на меня.

— О чем задумались? Какие проблемы? Бунт организовываешь, Хайтбаев? Или зачинщик ты, Алимов?

— Нет-нет! — забормотал солдат. — Все хорошо.

— Хайтбаев, тебе, как боссу «мафии», я обещаю такую характеристику, что в свой государственный университет никогда не вернешься! Ишь ты, что удумали: русских молодых солдат каждый день избивать и за себя работать заставлять!

В помещение ворвался ротный и сходу отвесил три затрещины: Тактагурову, Алимову и Хайтбаеву. Остальные невольно вжали головы в плечи.

— Ах, «анайнский джаляп», кутаки несчастные, я вам устрою сладкую жизнь! После рейда узбекский наряд по роте целый месяц! В полном составе! Касается всех! Якубовых, Хафизова, Рахманова и прочих участников бандитского сообщества. Исакову-никаких боевых действий. Вечный дневальный — через день! Чмо должно быть на хозяйственных работах, а не воевать. А вы за него в горах будете дружно отдуваться! Разговор окончен, разойдись.

Ваня угрюмо посмотрел на офицеров, сидящих за столом.

— Мужики! Ну, вы начудили. Шуму-то, шуму! На весь батальон панику нагнали. Мало мне склок с Подорожником — еще добавили. Никак не даете уехать домой спокойно. Обязательно было мыть пол этим Исаковым? Да еще перед выходом в рейд? Балбесы. Теперь всем успокоиться и переключиться в мозгах на войну! До чего же надоела эта извечная проблема: офицеры — славяне и солдаты с Востока. И мы должны их заставлять служить и работать. Вот отсюда, из армии, корни национализма в стране. Ну что все злые и приуныли? Веселее, жизнь продолжается! Замполь, не докладывай, сами разберемся. Лейтенант Ветишин! Ты у нас всего на один боевой выход, что будет дальше, не знаю, но будь внимателен! Почему-то «мусульмане» тебя невзлюбили. Наверное, очень молодо выглядишь, не чувствуют командира! Малейшее неповиновение — давить в зародыше! Ну, с богом! Выводить взвода на строевой смотр.

Глава 6. Бамианская мясорубка

В этом районе полк не работал ни разу, потому что территорию контролировали наши десантники.

Пехоту выбросили вертолетами рано утром в центр горного хребта. Начиналось все очень хорошо. Солнышко, сверчки, ветерок, тишина. Выползли на задачу, когда было еще прохладно, закрепились, залегли. Ротному растянули над «эСПСом» плащ-палатку: тень под палящими лучами — это великая вещь.

— Замполит, заползай, отдохнем пока тихо!

— Да я с бойцами пойду, осмотрю склоны, может быть?

— Ну, осмотри. Молодость, все несет тебя куда-нибудь, мину на ноги ищешь.

Побив кроссовки о камни, обойдя взводные опорные пункты и разомлев от нахлынувшей жары, двинулся обратно. Когда вернулся назад, то сразу спрятался в спасительную тень укрытия командира.

В стороне от нас начался монотонный бой.

— Что там, Иван?

— Да Василия Ивановича молотят! Майор Подорожник с третьей ротой нарвался на «духов», укрепрайон штурмует. Орет, вертолеты вызывает. Посмотри в бинокль, — и протянул его мне.

Друг напротив друга возвышалось две горные вершинки. На одной были наши, а через распадок — «духи». «Бородатые» били из безоткатного орудия и гранатометов. Наши из двух АГСов и миномета и пулеметы работали без остановок. Бой разгорался все сильнее.

— Комбат нас на помощь не вызывает?

— Нет, сказано наблюдать за левым флангом.

— Потери есть?

— Уже есть. И раненые и убитые. Что творится в эфире, не передать словами! Подорожник и Женька Жилин на все лады голосят по связи. Сейчас артиллерия заработает, выручат.

Артиллерия наконец-то накрыла высоту, однако ответная стрельба не уменьшилась, и не стихла. Разрывы ложились по всему укрепрайону мятежников, но им уходить в светлое время возможности не было. Мы их на открытом месте уничтожим быстрее. В промежутках, когда прекращала огонь артиллерия, на высоту заходили вертолеты и били, били, били. Вертолеты сменяли штурмовики, и после вновь работала артиллерия.

— Товарищ командир, кто-то идет к нам, — в укрытие засунул голову Витька Свекольников.

Мы вылезли и увидели проходящих группу бойцов, но не из нашего полка. Они с завистью глядели в нашу сторону: им-то еще предстояло топать. Они молча прошли мимо, не останавливаясь и не задерживаясь ни на минуту.

— Это из восемьдесят первого полка, — уверенно сказал ротный. — На карте комбата видел у них дурацкую задачу — одна точка прямо за нами. Ее какой-то идиот запланировал. Все, театр окончен, ложимся, отдыхаем.

Третья рота продолжала бой, а нам опять везло. Если б знать заранее, что эта тишина подла и обманчива…

Где-то вдали с другой стороны тоже постреливали, но как-то вяло. Солнце и легкий ветерок, спокойствие и забытье. Навалилась обволакивающая дремота. Веки тяжелели, мозги тупели, голова, руки, ноги наливались свинцовой ленью.

Тишина, спокойствие…

— Командир! Командир!!! — дикий вопль разбудил нас в укрытии. Перед «эСПСом» на коленях стоял солдат и что-то визжал несвязное.

— Ты кто? Чего орешь? — спросил, продирая глаза, ротный.

— Я Джумаев. Мы мимо вас проходили. Пятая рота восемьдесят первого, спасайте! Там всех убивают!!! — Лицо солдата, серое от пыли и залитое потом, было перекошено от ужаса.

— Как убивают? Кто? Кого? Стрельбы нет никакой, — удивился я.

— Вам не слышно, но там почти всех наших убили и ранили «духи».

— Чего ж связь молчит? Где командир? — заорал Кавун.

— Убит, нас окружили, помогите, это рядом, совсем рядом, — продолжал верещать солдат.

— Рота, подъем! Первый и второй взвод, за мной, Сизый и ГПВ с нами! Остается третий — наблюдать!

Солдаты схватили оружие, боеприпасы, и мы помчались вместе с Джумаевым на помощь гибнущим. На ходу ротный доложил по связи обстановку, матеря командование соседей.

Перебежав через хребет и узкую лощину, мы попали под прицельный огонь, это «духи» стреляли издалека.

На небольшом пятачке, за грудой камней лежал солдат и поливал автоматным огнем противника, чуть выше стрелял еще один боец. «Бородатые» отвечали гораздо более плотным огнем, они били с хребта напротив и сверху по нашему склону.

Пули с визгом улетали вверх, ударяясь о камни, голову поднять было совершенно невозможно. Страшная картина открылась передо мной.

Солдаты лежали вдоль спуска, окровавленные, без признаков жизни, мешки и оружие валялись тут и там. Я подполз к одному телу, потрогал его безжизненную руку, заглянул в лицо. Глаза открыты, в них бесконечность и боль, смерть. Солдат лежал холодный, безмолвный. Отмучился. Рядом валялась снайперская винтовка. Отложив автомат и взяв снайперку, посмотрел в оптический прицел. На большом валуне через ущелье стоял бородатый мятежник и что-то орал, размахивая автоматом. Приплясывая на камне, он время от времени стрелял в нашу сторону, казалось пел и танцевал.