Игра - Лидия Реттиева

Но прежде чем заняться домом, я, воспользовавшись отсутствием Марко, решила прогуляться до придорожного кафе, которое заприметила по пути сюда.

Времени на сборы у меня было предостаточно; я не спеша умылась в красивой ванной комнате, еще вчера поразивший меня тем, как уютно может быть обустроено помещение, предназначенное для умывания, так что там хочется поселиться и жить. Возможно, что еще и из-за окон с красивыми, нежными, почти бесцветными занавесками из тонкого просвечивающегося шифона и удобной деревянной лавки, покрытой белой овечьей шкурой. На этой лавке я могла бы даже спать. Модная белая мебель для ванной комнаты и отполированная временем крестьянская лавка с великолепной выделки белой овечьей шкурой, просунутые через блестящие деревянные кольца белые махровые полотенца, на верхней полке этажерки – аккуратно сложенный роскошный белый махровый халат – это все было в такой неожиданной гармонии. Последним штрихом и единственным ярким пятном во всем этом бело-коричневом великолепии был домотканый шерстяной коврик с узором из красно-желто-оранжевых геометрических фигур на белом фоне. Сама цветовая гамма коврика излучала столько тепла, что обнаруженный мною подогрев темно-коричневого цвета каменного пола показался лишним. Чтобы не тратить попусту время, я даже не стала варить себе кофе, хотя дома к этому времени я, собираясь на выход, выпила бы не одну чашку кофе. Приготовленный Марко на углях кофе был настолько насыщенным, что его вкус все еще чувствовался во рту. Мне не хотелось никуда уходить. Но время поджимало. Мне надо было успеть сходить в разведку засветло. А дальше? Я даже не знала, когда вернется Марко.

– Все хорошо, – сказала я себе. – Вернусь назад и буду действовать по обстоятельствам.

Выйдя за ворота, я оказалась на дороге – называть улицей эту обрамленную с обеих сторон огромными валунами и высокими елями асфальтную ленту дороги было странно. Заканчивалась она чуть правее от дома площадкой на краю обрыва, окаймленной огромными соснами, за которыми открывается великолепный вид вниз на ущелье. Домом улица и заканчивается. До ближайших домов метров пятьсот или даже больше, но они не видны, они расположены за поворотом, лес скрывает их. Улицей-то и назвать нельзя, это дорога, проходящая между построенными вразброс домами. Ведь еще в метрах тридцати отсюда, за толщей растущих по самому краю обрыва огромных елей, вряд ли бы я могла разглядеть или даже догадаться, что за деревьями такое великолепие: дом, скрытый деревьями, за которыми трудно представить крутой обрыв, внизу – ущелье с протекающей по дну узкой, каменистой, со стремительным потоком речкой. Место, великолепное для рыбной ловли и охоты. Вниз можно спускаться по крутому склону оврага, поросшему кустами лещины и колючим шиповником. Ниточкой виднелась припорошенная снегом протоптанная к реке тропа. Ночной снегопад все же оставил свой след, слегка припорошив землю, отчетливо отметил им ленточки троп. Я оглянулась на свой дом: старый сельский дом? Нет. Мне он больше напоминает охотничье имение из старинных романов. Типичное строение из камня, но не известнякового, из которого здесь скалы. Мне надо порыться в справочниках или поспрашивать у соседей. Только вот на каком языке я буду с ними разговаривать? Мне сказала Наташа, что в соседних домах поселились немцы, а чуть подальше – скандинавы. Но и те и другие приезжают сюда лишь периодически, поохотиться или на рыбную ловлю, и что только в деревушке с высокими бревенчатыми домами на другой стороне ущелья народ живет постоянно.

Расположенная на дне котловины, деревушка отсюда, сверху, с высоты полета орла, смотрелась рыжим пятном, в которое слились крытые черепицей крыши домов. Чуть дальше, на склоне одного из холмов, пристроились похожие друг на друга, с одинаковыми темно-коричневыми шапками крыш домики, очевидно, уже другой деревни. До нее было рукой подать. Окружная шоссейная дороге, по которой можно было попасть в деревню, пролегала через центр общины, а это не меньше семи километров отсюда; по горной тропе путь в деревню короток, но спуск опасен, можно повредить ноги, и еще неизвестно, в каком состоянии мост через речку, издали видна какая-то конструкция из жердей. Не буду пытать удачу, я решила для себя. На ту сторону буду выбираться лишь в особенных случаях. Кметство, то есть местное самоуправление, в чьем ведомстве был мой дом, находилось в деревне, расположенной в двух километрах отсюда, по ту сторону главной магистрали. Дом, предназначавшийся мне в подарок, был расположен между двумя деревнями, так сказать, на отшибе.

Дорога была слегка припорошена первым снегом. И мои следы – первые на этом белом коврике. Я запомнила, что после леса, вплотную подступавшему к дороге с двух сторон, должен быть почти под прямым углом поворот направо, и там от развилки трасса должны быть уже шире. Я немного ошиблась. До развилки было еще топать и топать. Я обрадовалась, когда вдали показались первые дома и дорожные указатели. Удивительно, что в деревне с населением меньше трехсот человек имеется несколько магазинов, даже ресторан, два бара и кафе. По пути сюда я видела не одну мачту мобильной телефонной связи и разные другие ретрансляционные вышки и антенны. Показались первые дома. На крышах тарелки спутниковых антенн. Наташа сказала, что здесь и Интернет есть. И в моем доме тоже. На домах установлены кондиционеры. В то придорожное кафе, или корчму, я не успела разглядеть, как называется, мимо которого мы накануне вечером проезжали, я теперь и направилась. Нейтральное место, думала я по своей наивности. В придорожных заведениях посетители бывают самые разные, не обязательно местные. Там и знать никто не знает, кто я и откуда. Посижу, пригляжусь и прислушаюсь.

Я не сразу узнала здание, в вечерней полутьме оно не казалась таком большим. А теперь, при дневном свете, виден был второй этаж и хозяйственные постройки в глубине двора. Очевидно, хозяин жил здесь постоянно. На мощеной камнем площадке перед корчмой стояло несколько машин и мотоцикл, не «Харлей Дэвидсон», но тоже довольно крутой. Запотевшие окна заведения обещали тепло и горячую пищу. Тяжелая деревянная дверь открылась на удивление легко, даже не скрипнув. И первое, что я к своему величайшему удивлению услышала, – финская речь. Это разговаривали между собой девушка и юноша, сидевшие за столиком прямо у входа. Богема, определила я их статус. Скорее всего, студенты-фольклористы, и первым моим желанием было поприветствовать своих северных соседей на знакомом мне языке. Но что-то удержало меня это сделать, не знаю что, но только не природная скромность. Вместо этого я, разглядев в глубине помещения стойку, за которой хозяйничала миловидная женщина средних лет, кивнула ей и сказала так, как услышала утром от Марко: – Добро утро!

– Добро! – Услышала я в ответ от сидевших посетителей. Их было немного. Кроме финнов за столиком сидели две молодые черноволосые женщины в одинаковых, похожих на форменную одежду куртках; в глубине зала, в уютном закутке за шестиместном столиком, расположилась компания мужчин и женщин средних лет и с ними один мальчишка лет десяти, они разговаривали на английском. Ближе к стойке бара, справа от кассы, парнишка в кожаной одежде байкера, очевидно владелец того мотоцикла, с аппетитом ел что-то из глиняного горшочка. Не суп, хотя ел он ложкой, но и не каша, мне даже стало интересно, что это могло быть. Пища была горячей, и парнишка совершенно по-детски дул на ложку с едой. Облокотившийся на стойку седоволосый бородач неопределенного возраста, бросив на меня любопытный взгляд, состроил странную гримасу, хмыкнул и снова потянулся к стакану с темной жидкостью. Лишь женщина за стойкой приветливо помахала мне рукой, приглашая подойти поближе.

– Откуда? – спросила она меня.

Я даже не знала, как ответить: из Эстонии или из дома на обрыве. Пока я обдумывала свой ответ, парень в черной кожаной одежде что-то скороговоркой произнес, из всех слов я поняла только «вчера вечером». Может быть, мне показалось, но все тут же притихли. Женщина продолжала приветливо улыбаться, но за этой приветливостью проглядывалась возникшая внезапно настороженность. Не иначе как не хотят, чтобы сюда ходили иностранцы. А кто их любит? Деликатная тема. Вообще, я считаю, что счастлив тот, кто у себя дома, как бы плохо дома ни было. Но и финны как-то странно уставились на меня. Они, видимо, уже прижились здесь, поскольку их реакция на новенького была, я бы сказала, ревнивая. Приветливость сменилась настороженностью, она была еле заметной, но я уловила произошедшую перемену в людях. Расхотелось и пить, и есть. А ведь до этого мне так хотелось, чтоб мне подали в глиняном горшочке, как этому мальчишке, густую чечевичную похлебку, горячую и острую. А с чего я взяла, что в Болгарии едят чечевицу? Мне вдруг захотелось побыстрее вернуться в свое убежище над обрывом. К себе. И поймала себя на мысли, что «к себе» подумалось так естественно, видимо, я уже восприняла этот дом за свой. Чтобы как-то оправдать свой приход в кафе, я купила пачку сигарет, хотя уже давно не курю, лишь изредка, да и то рефлексивно, реакцией на какое-нибудь событие, прежде обычно вызывавшее желание покурить, беру сигарету. Уходя же, сделала небольшой финт, которому меня когда-то научил мой давний знакомый, известнейший адвокат в Эстонии. Мне не понравилась реакция посетителей. Она не была враждебной. Скорее, выражала удивление. Странно, почему я у всех вызываю удивление? И у Банева? И у Марко? Даже у сельчан. Кого они хотели бы видеть новым собственником дома? Нормально вел себя лишь мотоциклист. Остальные же, я была абсолютно уверена в этом, завсегдатаи. Говорила же Наташа, что здесь поселились одна шведская семья, уже несколько подряд совершают сезонные наезды англичане. Вот они и были здесь. И если нет в хозяйстве живности, требующей заботы и ухода, что делать по утрам, как не отправляться в кафе и начать день привычного занятия – с чтения газеты и чашечки кофе с коньяком или просто с общения с хозяйкой кафе: узнать местные новости или просто посудачить. Что еще делать в этой чудной, но отдаленной местности? Тем более что пенсии жителей северных стран позволяют жить довольно безбедно повсюду, а тем более здесь, где цены еще не достигли европейских. Ну вот, нынче я стала для местных самым большим аттракционом. Попрощавшись с хозяйкой, я вышла на улицу, досчитала до двадцати и вернулась за «забытыми» мною на стуле перчатками. Громкое обсуждение прервалось с полуслова. Только финны не умолкали, видимо, считая свой язык столь редким, что им и в голову не могло прийти, что кто-то здесь может понять их. Сказанное юношей меня заинтересовало. Проходя мимо них, я с извиняющимся видом мило улыбнулась, взяла свои печатки и поспешила к выходу. Седоволосый бородач в типичной для скандинавов куртке-ветровке темно-синего цвета с множеством карманов с окантовкой вишневого цвета, уловив в моей улыбке скрытое ехидство, хихикнул себе в бороду. Думаю, они все потом молчали дольше, чем мне потребовалось времени, чтобы скрыться за поворотом. Что ж, нормальная реакция: так встречают чужого те, кто сами чужие.