Обуздать ветер - С. Алесько

Лекарь засопел, но в уголке его губ мне померещился призрак улыбки.

— Вы самые настырные. Особенно ты, кашевар. Дружок твой, не серчай за прямоту, попросту бревно неотесанное, только ругаться и может.

Я не удержался и с ехидцей взглянул на Корешка, тот закатил глаза к потолку, еще больше насупившись.

— Не держи на него зла, хозяин…

— Фенхелем меня кличут.

— Фенхель, Корню и досталось больше моего. Посмотри рану, будь милостив. И, если все еще хочешь каши, скажи, где крупа.

Вечер окончился тем, что лекарь не только обработал и перевязал рану, заодно напоив Корня каким-то целебным отваром, но вдобавок предложил разделить с ним ужин и остаться ночевать.

— Я расчитываю, что с утра ты займешься уборокой, — ворчливо бросил мне.

— Всенепременно, хозяин, — склонил голову. — А можно вот этой травки заварить? — указал на случайно замеченный на столе букетик тимьяна в маленькой глиняной посудинке, непонятно откуда взявшийся среди этого развала. — Тимьян, я не ошибся?

— Не ошибся, — буркнул Фенхель. — Заваривай, этого добра у нас за селением хватает, да и не шибко нужно. Здесь не ваш север, простуды случаются редко. Тебе-то зачем?

— Да просто запах нравится, — уклончиво ответил я. Когда б сам знал, зачем… Желание было странным, но отказаться от него почему-то не получалось. Стоило разглядеть среди мусора на столе знакомую травку, и я не мог думать ни о чем другом, как о кружке тимьянового отвара. Бред. Особенно если меня тем самым Тимьяном родители нарекли.

— А откуда ты знаешь северное наречие и свойства тамошних трав? — спросил Корень, на сей раз вполне миролюбиво.

— Я в молодости специально в Морену на корабле ходил, после аж до Багряного Края добрался, чтобы про тамошние травы узнать, у северных лекарей поучиться, — с некоторой надменностью пояснил Фенхель. — Кое-что с собой в Гранитный Брег привез, здесь выращиваю, зело полезные растения оказались. Вот взять ключ-траву…

— Ты, видать, сведущий лекарь, — айр не захотел слушать про свойства растений.

Я рассеянно следил за разговором, заливая кипятком веточки тимьяна, нащипанные в большую глиняную кружку с корявым бледно-желтым петушком на боку.

— Я в свое время нашего правителя пользовал, — надменности в голосе старика прибавилось.

— Не сочти за дерзость, досточтимый Фенхель, но что такой искусный врачеватель делает в Совином Углу?

— Сюда нередко айры заходят, а они знают о травах куда больше людей. Некоторые охотно делятся знаниями. Постой-ка… — лекарь уставился на меня, старательно дующего на обалденно пахнущий парящий отвар. — У меня иногда останавливается один из них. Его зовут Валериан, и он почему-то очень любит отвар валерианы. А тебя, парень, не Тимьяном кличут?

Я уже успел пригубить обжигающей жидкости и чуть не поперхнулся.

— Не, хозяин, — ответил, прокряхтевшись и сделав вид, что обжегся. — Я Перцем прозываюсь. А что, неужели на айра похож? Они, говорят, бабам нравятся. Это уж скорей друга моего нужно в нелюди записывать.

Фенхель улыбнулся, Корешок зыркнул недовольно.

— Молодой ты еще, вон, сразу баб вспомнил. Да, говорят, айры что-то такое умеют с их сестрой. Я о вас ничего не знаю — кто, откуда, зачем к нам пожаловали, вот и спросил. Не мое, конечно, дело, но раз уж заговорили… Из вас двоих ты как раз больше на этот народец похож.

— Это еще почему?! — чистокровный айр едва ли не подскочил от возмущения.

— Потому что в нем доброта и понимание имеются, а ты только орать, ругаться и зыркать исподлобья горазд. Очень по-человечески себя ведешь, а мои знакомцы из нелюдей не таковы. Может, правда, они ко мне по-доброму, потому что я травы уважаю…

— Я устал и хочу спать, — процедил уязвленный Корешок, избегая встречаться со мной взглядом. Бедняга. Наверное, предчувствует, как я буду донимать его всю дорогу до Зеленей. Это ж надо, так кичиться своими добродетелями, и напрочь позабыть о них в обществе несчастного старика из порочного людского племени!

— Я тоже пойду, хозяин, — поставил пустую кружку на стол, ощущая необычную легкость в теле, душе и мыслях. — Завтра все уберу, обещаю. Слово сдержу, хоть и не айр.

Фенхель устроил нас на ночь в сарайчике, на соломенных тюфяках. Сначала он пытался уложить нежданных гостей в комнате, но мы отказались, ссылаясь на духоту. На самом деле не так уж там было и душно, но дом пропитался запахом пригоревшей пищи, испорченных снадобий, да еще, казалось, стариковского безнадежного горя.

В сараюхе дышалось гораздо легче. По стенам и под крышей висели пучки сухих трав, в них что-то шуршало, может, полевки или сверчки, может, кошики-полуночники, лакомящиеся снами. Из дома тварюшки наверняка сбежали — что за радость грызть горькие сны осиротевшего Фенхеля? А здесь их ждала богатая пожива. Нет, от моей степи им вряд ли удастся урвать кусочек, хотя, схарчи они травинку-другую, не стану возражать. Зато маленькие проныры поживятся грезами Корня. Я слышал пару раз, как он бормочет во сне женские имена, вполне себе ласково бормочет, так что за сладость сна можно не беспокоиться.

Оказалось, что Малинка ничего не знала о касах — в ее книжках о такой мерзости не говорилось. Она опять слушала мой рассказ, как зачарованная.

— Ты, наверное, очень сильный колдун, — сказала задумчиво, когда я закончил. — Я тут узнала, что Туманный лорд тоже, вроде бы, не чужд волшебству. Ходят слухи, он сам обладает какими-то способностями. Ты так ничего больше и не вспомнил?

— Не-а, ничего. — Три болота, до чего ж приятно расти в глазах моей радости… Очень сильный колдун, м-да… — Все эти колдунские штучки сопровождает дикая боль в голове, точно такая же появляется, когда я долго пытаюсь вспомнить детство или вызвать ветер просто так. Я уже боюсь лишний раз пробовать, чтоб в уме не повредиться. Зеленя совсем близко — потерплю, дождусь встречи с творящими, авось, помогут.

— Да, ждать осталось совсем недолго, — Малинка прижалась ко мне, ласкаясь. — Ой, да это от тебя так пахнет! А я думала, мы примяли какую-то особенно духовитую травку.

— Ну ты же так и не принесла воды, — принялся оправдываться я. — Речки, ручьи и озера по пути не попадались, а из колодцев путникам тут только пить разрешают и лошадей поить, у кого они есть. Так что не обессудь.