Месть за нелюбовь - Светлана Алешина

А Серебряков вдруг решил, что это необходимо исправить.

— О, прекрасная дева, — продекламировал, чуть завывая, он, становясь перед Каменской на колени. — Уж не из Аида ли пришла ты к нам? Почему такой мертвенной бледностью и грустью отмечено чело твое?

Каменская вздрогнула и с ужасом посмотрела на Алексея, не в силах произнести ни единого слова.

— Какие дурацкие шутки у тебя, Алексей! — выручила ее Кандабурова. — Не видишь, у Ирины неприятности, она устала, зачем накручивать человека еще больше?

Горбунья своим тоном напоминала учительницу и тщательно следила за тем, чтобы голос ее не очень дрожал.

И Серебряков среагировал на обиду мгновенно.

— Да ну вас всех! — перешел он на свой обычный тон маленького ребенка. — Уже и пошутить нельзя. Подумаешь, ути-пути какие! И что, у нее язык отнялся, да? Что, она сама сказать мне не может, что устала, чтобы я не лез, да?

Ирина подняла на любовника измученные глаза, но ответить ничего не успела. Звук, который издает струна, когда оборвется, прокатился, дрожа, по всей комнате, заставив Каменскую и Кандабурову вздрогнуть.

— Что это? — испуганно прошептал уже немного захваченный настроением женщин и чуткий ко всяким мистическим штучкам Алексей.

— А ничего, — раздался спокойный голос Алены. — Очень похоже на то, как лопаются иногда пружинки в настенных часах. А что вы все так испугались? — с неподдельным удивлением спросила она.

— Это в моей комнате, — убежденно сказала Ирина, не обращая на вопрос девушки никакого внимания. — Время там остановилось!

И в раздумье, никого уже не замечая, кроме Алексея, она подошла к нему, прижалась и порывисто прошептала:

— Обними меня покрепче, малыш. Мне страшно, мне очень страшно.

Глава 7

— Да, именно так: «Мне очень страшно!» — повторяла она и все сильнее прижималась к абсолютно ничего не понимающему Алексею. И я еще никогда не видела Ирину Каменскую такой испуганной. И никто, наверно, не видел. — Так закончила казашка свой рассказ Ларисе о том декабрьском дне.

— А пружина — это что, были часы? — спросила Лариса.

— Как ни странно, да, — ответила Орнагын. — В комнате Ирины действительно остановились часы. Вот так!

Кандабурова замолчала, полностью уйдя в события недалекого прошлого. Однако Ларисе она нужна была здесь и сейчас, и потому она сразу приступила к делу.

— Все-таки странно, — заметила она. — Зачем бандитам вообще понадобилось брать Ирину Николаевну в свидетели убийства? Ведь оно, судя по всему, было заранее спланировано.

— Совсем не обязательно, — ответила Орнагын. — Во-первых, все могло получиться и случайно. Тут уже никто не может сказать точно. А во-вторых, бандиты знали, что Ирина их не выдаст. Она же была как бы своя. И к тому же женщина, а следовательно, и не человек вовсе, по их правилам, или, как они их называют, «понятиям». Вот никто и не интересовался ее мнением. И никому даже в голову не могло прийти спросить, что она чувствует.

— Значит, вы не думаете, что это был акт мести в отношении человека, повинного в смерти Анатолия Каменского? Почему им и понадобилось присутствие его жены?

— Да нет, вряд ли, — скептически заметила казашка. — Скорее всего у Доллара был обыкновенный приступ кровожадности, который ему самому очень хотелось выдать за святое чувство обиды за своего братана. Ведь с этим таджиком и не разбирались особо: тот, не тот. В общем, им это и не очень важно было. Главнее было вмазать.

— Сволочи! — невольно вырвалось у Ларисы. — Кстати, а что, Ирина часто принимала героин?

— Я сама боялась в этом смысле за нее, — серьезно сказала Орнагын. — Но… Как ни странно, наркоманкой она не была. Так, иногда, по случаю… Не более того.

Неожиданный звонок в дверь оборвал беседу Ларисы и Орнагын.

— Люда, Людмила! Открой дверь! — закричала Кандабурова.

Однако никакого движения в ответ на ее крик не последовало.

— Вечно она спит в последнее время! — проворчала казашка и пошла открывать гостям сама.

И почти сразу же в комнате появилась Людмила. Вид у домработницы и правда был совсем заспанный, как будто она только что встала с кровати. Длинные черные волосы, кое-как забранные назад, упрямо выбивались из-под заколки и падали женщине на ее широкий крестьянский лоб. Белый фартук сбился набок, а серые тусклые глаза никак не желали как следует открыться.

— А-а, Ольга Сергеевна меня звала? — с трудом произнесла женщина, растерянно глядя на Ларису.

— Она пошла открывать дверь, — почти с сочувствием ответила та. — Да вы присядьте. Вам что, нездоровится?

— Нет, ничего, — со вздохом сказала Людмила, но все-таки села на самый краешек единственного в комнате жесткого стула. — Вот, совсем не сплю по ночам в последнее время. А как спать? Ведь все время этот труп перед глазами!

Люда на минуту остановилась, как будто снова увидев страшную картину, но желание рассказать о своих муках готовому слушать человеку возобладало, и она продолжила:

— Совсем я плохая стала от этих проклятых бессонных ночей. Не помню ничего. Вот даже милиции забыла про черную статуэтку сказать. Ох!

— Черную статуэтку? — заинтересованно переспросила Лариса. — Какую черную статуэтку?

— Которая стояла на вот этом самом месте, — ответила Людмила.

И ткнула пальцем в крышку полированного столика, стоящего прямо перед ней.

— Здесь стояла, отсюда и пропала. Да вы наверняка и сами должны были ее видеть, — пояснила она.

— Не помню, — искренне пожала плечами Лариса. — А она у вас давно была?

— Так я же говорю, что путаться в последнее время стала!

Домработница так сердито посмотрела на Ларису, как будто она и была виновата во всех ее несчастьях.

— Но вроде бы она появилась именно тогда, когда этот мужик приходил.

— Какой мужик? — Лариса поймала себя на мысли, что ей хочется как следует потрясти эту простую женщину, чтобы она выражалась попонятнее и побыстрее.

— Коллекционер, кажется, — своим бесцветным, тихим голосом продолжала Людмила. — Такой нормальный мужчина… Средних лет. Прилично одетый. Не толстый, не худой. Только руки у него немного дрожали и глазки бегали. А так — мужчина хоть куда!

— И когда же этот хотькудашный мужчина приходил? — чуть насмешливо спросила Лариса.

— Да с неделю назад. За два дня до того, как все здесь… — Люда шмыгнула носом. — Ну, в общем, как все это произошло.

— За два дня до смерти Ирины Николаевны? — настойчиво уточнила Лариса.

— Да.

— Так, а статуэтка когда пропала? — продолжала вести свой допрос Лариса, уже даже и не пытаясь замаскировать его под обычный разговор.

В принципе этого и не нужно было делать, поскольку только четкие вопросы могли заставить домработницу говорить по существу.

— Я точно не знаю, — ответила та, — но скорее всего в день убийства.

— А почему вы так думаете? — спросила Лариса.

Но ответить девушка не успела. Вернулась Орнагын. Лицо казашки оставалось бесстрастным, но Лариса была готова поклясться, что она чем-то взволнована. Напряжение находящихся рядом с ней людей Котова, как, впрочем, и почти всякая женщина, могла распознавать безошибочно.

— Людмила, — строго обратилась Кандабурова к домработнице, и Лариса впервые почувствовала в ее манере вести себя замашки властной дамы. — Проснись, наконец! Долго я еще буду выполнять сама твои обязанности? И, будь добра, отнеси один кофе с коньяком в маленькую приемную.

Величественно отдав эти распоряжения, Орнагын так же манерно повернулась к Ларисе и произнесла, обращаясь теперь к ней с той долей любезности, с которой в обществе просят оставить их в покое:

— Кажется, мы обо всем уже поговорили? Тогда… Видите ли, меня ждут. — И, слегка отведя глаза, после паузы добавила: — По делу.

Но Ларису не так просто было смутить намеками на нежелательность ее присутствия где бы то ни было. Тем более что вопросы к Орнагын у нее еще оставались.

— Простите, — спокойно сказала она, — но мне бы не хотелось опять в скором времени беспокоить вас. У меня еще пара вопросов, если вы не возражаете, хорошо? Или, если хотите, я могу подождать, пока вы разберетесь со своими делами. Для меня это очень важно.

Однако оставлять настойчивую гостью одну не входило в планы казашки.

— Что ж, задавайте свои вопросы, — согласилась она, продолжая, однако, стоять, всем своим худым телом возвышаясь над Ларисой и намекая тем самым на краткосрочность их беседы.

Лариса, подавив раздражение, не стала просить казашку присесть, предпочитая не акцентировать на этом внимание, а просто спросила:

— Скажите, Ольга Сергеевна, вы, случайно, не знаете, как появилась у Каменской черная статуэтка, стоявшая одно время здесь, на столе? И что за мужчина приходил к ней накануне убийства?