Дневник натурщицы - Френца Цёлльнер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я была еще у нескольких художников и везде я требую больше, чем другие натурщицы. Сначала они воздевают руки к небу, а затем платят. Позировать в кредит, как раньше, я больше не собираюсь.
25 мая
Сегодня один профессор, у которого бывает по шесть, а то и по десять помощников, другими словами у которого очень много работы и неплохой заработок, хотел вычесть у меня за время, когда я завтракала! Мерзкий, грязный субъект: больше он меня не увидит! Частое и утомительное позирование в мастерских, скверный воздух, который в них царит, из-за того, что до самого мая художники должны топить, и наконец, вероятно, также и тяжкое горе, все еще до такой степени гнетущее меня, что я думаю, оно меня никогда не оставит – все это так истощило меня, что я хотела бы хоть раз уехать из Берлина. Мать охотно согласилась, но где же я возьму деньги, спросила она? Я понимаю, почему она так легко согласилась на мой отъезд, ведь без моего физического здоровья, они вряд ли смогли бы продолжать свою комфорную жизнь. Я сказала матери, что деньги я достану.
О моих сбережениях (их уже 365 марок) она никогда не должна узнать. Поэтому я умышленно не пишу здесь, где и как я храню свои деньги, для того, чтобы, если в мое отсутствие мать отыщет эти записки, как бы тщательно я их не прятала, она больше не могла прикоснуться к моим сбережениям.
Я спросила как-то одного художника, куда мне отправиться отдыхать летом, он сказал мне, что ему всегда большую пользу приносит морской воздух и назвал мне курорт, по его словам, весьма простой и недорогой. Я немного обновила свое белье, купила себе новый гребень и зубную щетку, но платье и шляпка останутся те же, потому что чем дольше я смогу остаться там, тем лучше для меня и это имеет гораздо большее значение, чем то, во что я одета. Завтра я уезжаю.
Карлсгаген. 15 июля
О, если бы я могла жить так круглый год! Путешествие было весьма интересным; сначала до Вольгаста по железной дороге, далее в большом омнибусе, через реку на пароме, а там через прекрасный лес, мимо полей, деревень и ветряных мельниц до пересечения двух дорог: направо в Цинновитц, налево в Карлсгаген. В конце дорога идет через глубокий песок и густой лес, а затем, вдруг видишь нечто необыкновенное, перед глазами простирается бесконечное небо, я даже не сразу поняла, что это море. Дух захватывает!
Я сняла маленькую комнатку в меблированном доме, но к сожалению, без вида на море, иначе стоило бы слишком дорого, а с видом на курятник, заваленный тысячами старых коробок из-под консервов. – Ну, что ж, с другой стороны все равно ведь море. Я немедленно отправилась на берег и нашла безлюдное местечко. Я глубоко вдыхала чистый, свежий воздух и при этом вспоминала, как мы во время нашей первой прогулки в Грюневальде, когда все было покрыто снегом, также всей грудью вдыхали воздух. Удивительно, как меня успокаивало море, простиравшееся так далеко, и так тихо, но беспрерывно прибивавшее к берегу свои длинные, мелкие волны. Затем я встала и пошла вдоль берега. По пути мне попадались маленькие камешки, блестящие как алмазы, водоросли, мертвые рыбы, обломки весел. Интересно, здесь можно найти янтарь? Берег делал крутой поворот и вдали на расстоянии десяти минут от меня я увидела в воде большое судно, потерпевшее крушение; остов торчал в воздухе и досок уже больше не было видно; я долго стояла и глядела на эти обломки; в моей голове проносились всевозможные мысли о том, почему судно потерпело крушение так близко от берега, не погибли ли при этом люди. Внезапно какой-то господин поклонился мне и сказал: «простите, фрейлен, завтра мы едем осматривать корабль, не пожелаете ли вы присоединиться к нам?». Я спокойно посмотрела на него; это его, кажется, смутило, так как он вдруг вспомнил, что он должен представится: «Мое имя Бергер, я учитель». Я также назвала себя и спросила, кто устраивает поездку и не обойдется ли это слишком дорого. Он рассмеялся и возразил, что на курорте платят лишь кавалеры, и что поездку организуют несколько молодых людей, планирующих на парусной лодке поехать завтра сначала к затонувшему судну, а затем заехать на маленький остров, видневшийся вдали. Я немного испугалась, на парусной лодке я не хотела ехать ни за что. Поэтому я отказалась. Он принял отказ на свой счет и начал уверять, что он страшно огорчен, пока я не попросила его оставить меня в покое.
Вечер был прекрасен: небо принимало оттенки от оранжево-желтого до совершенно неопределенной смеси коричневого и лилового цвета; в некоторых местах по направлению к зaкату небо и море совершенно слились друг с другом; но если повернуться в другую сторону, то море казалось совершенно черным рядом с бледно серым небом. Вдали шел пароход, он будто очень торопился успеть куда-то до наступления ночи, но это было совершенно невозможно: в том направлении, куда он шел, ничего не было видно.
На следующее утро я в первый раз купалась. Ветер довольно сильно дул с моря и волны догоняли друг друга; при этом где-то вдали немного гремел гром. Мне натерпелось поскорее раздеться, и было удивительно, когда получалось встать так, чтобы волны разбивались о ваши плечи и получился бы сильный толчок. Дамы визжали и хохотали, пара маленьких ребятишек ревели я очень хорошо плаваю и поэтому отважилась немного выплыть из купальни; я проплыла некоторое расстояние и потом опять почувствовала дно под ногами; вскоре стало так мелко, что вода была мне ниже колен. Поэтому я повернулась и увидела вчерашнего учителя, стоящего на берегу с биноклем в руках. Я не думаю, чтобы было на свете что-нибудь еще, в чем я выглядела так же безобразно, как в моем купальном костюме. Я купила его на распродаже вещей, он был мне слишком широк и совсем не красил меня. Эта мартышка смотрела на меня во все глаза, и я поплыла обратно, не обращая на него внимания. Я должна была собственно сказать ему, что я натурщица, и тогда он окончательно потерял бы голову. Но тогда я очутилась бы в неприятном положении среди отдыхающих, в особенности у дам.
Я здесь самая бедная, но я давно привыкла к лучшему обществу. Конечно, среди господ художников встречаются
