Голубые дороги - Виктор Митрошенков

Обо всем этом Антон, естественно, ничего не знал. Но вот пришло письмо от Серова.

«Антошка, молодец. Радуюсь за тебя. Работай больше, не жалей себя… От нас очень многое зависит — научить молодых, передать наш боевой опыт. Скоро будет повод встречаться».

Повод встречаться? Какой, что же должно произойти?..

Не мог предполагать Антон, что в Президиум Верховного Совета СССР поступил документ такого содержания:

«Тов. Губенко является одним из выдающихся летчиков–истребителей, находившихся в Зет[4]. За время боевой работы на фронте проявил себя как исключительно смелый, отважный и храбрый летчик. В бою 31.5.38 года при отказе пулеметов винтом таранил самолет противника, сбил его и благополучно произвел посадку на свой аэродром. 26.6 в первом бою сбил японский истребитель, а во втором неравном бою в тот же день был сбит сам, но спасся на парашюте. В бою 29 июля один дрался с тремя японскими истребителями и этим спас от гибели нашего бомбардировщика. 18 июля, выручая товарищей, дрался с шестью истребителями противника. Сбив одного из них, невредимым вышел из боя.

Несмотря на болезненное состояние после прыжка с парашютом, т. Губенко сражался во всех последующих боях до вызова его на Родину.

Тов. Губенко лично сбил семь японских истребителей.

По своим деловым, боевым и политическим качествам достоин присвоения звания Героя Советского Союза…»

Пришла телеграмма. Полковника Губенко вызывали в Москву, в Кремль. Михаил Иванович Калинин, щурясь, всматривался в лица летчиков, присмиревших, в новых костюмах, находил знакомых, часто–часто, по–стариковски, кивал головой, протягивал руку, дружески тряс.

 — Здравствуйте, здравствуйте, товарищ Губенко. — Михаил Иванович пожимал ему руку, а он, крепкий, невысокий, с короткой прической, стыдился своей известности. За мужество и отвагу, проявленную в боях при выполнении интернационального долга, полковник Губенко был награжден орденом Красного Знамени.

Его друг майор Григорий Кравченко также был награжден орденом Красного Знамени. В тот же день Губенко встретился с Серовым. Анатолий Константинович был хмур, неразговорчив, рассеян.

 — Думаете, друзья, отчего Серов такой прибитый сегодня? — Анатолий грустно улыбнулся, подошел к окну. С минуту смотрел на серый асфальт, на туманную дымку, поднимавшуюся с площади Свердлова, на расписные стены Политехнического музея. — Скажу. Хочу вернуться на испытательную работу. Мало летать стал, скучно. Заседания, совещания, бумаги, а мне самолет нужен. И уйти не могу. Обстановка накаляется. Мы должны очень многое успеть сделать. Нам нужны самолеты скоростные, высотные, дальние. Нам их нужно много…

Поздно вечером Губенко выехал в Смоленск. Несмотря на тяжелый разговор с комбригом Серовым, который, по мнению Антона, не сказал главного, настроение было приподнятое, радостное: вторая награда, боевая, пахнущая порохом!

Дома без него скучали. Кира завладела фуражкой, куклой, предусмотрительно купленной Серовым, а затем и папиной спиной. Ей нужны были движения. Действием она выражала свое настроение, свое отношение к миру, свою привязанность.

В приказе начальника ВВС РККА, подводившего итоги за год, значительное место отводилось задачам на ближайший период. Повышение боеготовности всех частей авиации объявлялось задачей номер один. Приказывалось сосредоточить внимание на высотной подготовке летчиков, организации внеаэродромных полетов, полетов на полный радиус, поэтапном проведении летно–тактических учений. Каждому командиру вменялось в обязанность глубоко изучить вероятного противника.

Авиационные части жили напряженной жизнью. Летчики видели, как проходила подготовка командиров запаса, наполнялись склады «НЗ», проводился учет боекомплектов, пополнялись склады горюче–смазочных материалов…

Пришел приказ: всю секретную переписку вести по условным наименованиям частей. На аэродромах ввели боевое дежурство. Дежурным экипажам предписывалось:

«Вылетать навстречу воздушному противнику с целью сбить, если самолеты иностранного происхождения, посадить, если самолеты наши, или сбить, если не подчинятся приказу».

Организуя выполнение приказа, полковник Губенко летает по гарнизонам, учит командиров, выступает перед личным составом. Он говорит о значении высокой боевой готовности, умении правильно построить атаку, рассказывает о своих товарищах, о таране… Особое внимание он уделяет работе с полковниками Фалалеевым, Белецким. Им нужна самостоятельность в принятии решений, умение действовать изолированно. Это обязательное требование военного времени.

…Незаметно подбиралась зима. Погода установилась ясная. Полки получили возможность продолжать полеты днем и ночью.

В один из таких дней полковник Губенко прилетел на своем «И-16», поблагодарил механика и направился в штаб.

Дежурный представился как‑то вяло, небрежно, с заспанными то ли больными глазами. Хотел остановиться, сделать внушение, но передумал, решил поговорить с Худяковым. Начальник авиатыла майор Худяков нравился ему подтянутостью, исполнительностью, особой командирской корректностью.

Полковник Губенко снял реглан с меховой подстежкой, наскоро пригладил волосы, хотел войти, но двери неожиданно отворились.

 — Сергей Александрович, — радостно приветствовал Худякова Губенко, — а я к вам.

Худяков никак не реагировал на шутку, чем немало удивил его.

Печальное лицо Худякова озадачило Антона.

 — Товарищ полковник. Только что получено сообщение… Погиб Валерий Павлович… Погиб Чкалов…

Когда Худяков справился с собой и поднял глаза, Губенко уже не было. Губенко был у командующего.

 — Я хорошо понимаю вас, — говорил комдив, — пожалуйста, поезжайте, но самолет дать не могу.

 — Почему?

 — Антон Алексеевич, поймите меня, мы несем ответственность за вас. Вы предельно взволнованы. В таком состоянии за рулем автомашины опасно быть, а в кабине самолета… Поезжайте поездом… постарайтесь взять себя в руки… утром будете в столице.

Из Москвы Губенко вернулся через пять дней. Он похудел, стал замкнутым, сторонился людей. Смерть Чкалова глубоко потрясла его. Командующий ВВС пока не разрешал ему летать.

Новый, 1939 год встречали в Доме Красной Армии. В этот вечер Губенко сказал Худякову:

 — Я много думал эти дни. И часто вспоминал Дальний Восток. Как жаль, что вам не пришлось там служить.

 — Ваше пожелание, Антон Алексеевич, я воспринимаю как приказ.

Губенко улыбнулся: жаль, что его не так понимают.

 — В авиации, Сергей Александрович, должны летать все.

В ту новогоднюю ночь никто из них не мог предположить, что «пожелания» Губенко сбудутся: через несколько лет маршал авиации Худяков станет во главе 12–й воздушной армии и примет участие в разгроме японских войск в Китае.

В январе Худяков сделал первый вылет. В условленный день Губенко приехал на аэродром, чтобы наблюдать самостоятельные полеты майора Худякова. После третьего полета полковник сказал:

 — Вы же настоящий летчик, Сергей Александрович!

Когда самолет вновь был готов, Губенко полетел сам.

То, что увидел Худяков, превзошло все границы его представления. Губенко с изяществом, виртуозным мастерством выписывал фигуры высшего пилотажа. И Худяков подумал, что ему никогда не сделать ничего подобного…

Пришло письмо от Серова.

«Антон! Как дела? — писал он. — Много ли ты летаешь? Летай! Нам останавливаться нельзя. Авиация развивается стремительно. Сейчас готовится новый, весьма великолепный самолет в ЦАГИ. Я обратился к наркому с просьбой разрешить мне летать на нем. Ворошилов вызвал меня к себе, долго беседовал. В обращении к правительству он написал: «Охотников среди летчиков летать на этом типе самолета много, но тов. Серов нам более подходящий…» Серов сообщал, что А. Тамара, А. Дубровский, М. Гордиенко решили выполнить беспосадочный перелет Москва — Австрия, который посвящают памяти Чкалова.

Письмо заканчивалось уверенностью: «Скоро ты будешь в Москве, встретимся…»

В середине февраля полковник Губенко действительно был вызван в Москву. Комбриг Серов принял его в штабе, расцеловал:

 — Поздравляю.

 — С чем?

 — Со званием Героя Советского Союза.

 — Меня?

Антон почувствовал, как закружилась голова. Такое трудно было вот так, с ходу, воспринять… Герой!..

Вечером в квартире Серова собрались летчики. Была среди них женщина, незнакомая Антону, но покорившая его как пилота одержимостью и упорством. Она горячо доказывала, что женщины имеют право участвовать в развитии авиации наравне с мужчинами.

 — Я написала товарищу Сталину письмо, — говорила она взволнованно. — Прошу разрешить женскому экипажу перелет в Америку через Северный полюс. Нам нужен международный женский рекорд дальности. Мы докажем всему миру наши силы и возможности.