Оглоеды. Рассказы - Егор Евкиров

освободил?! А, Боже, чо ты молчишь? Чо ты не разговариваешь со мной? Не люб я тебе! Ну, молчи, молчи, обижайся! Не нужон и ты мне!.. Всё, баста!».

Нестор Иванович сквозь бельмо слёз таращился в удаляющуюся юдоль.

А где-то в степи, на поле брани, среди изувеченных окровавленных тел единого народа, накренившись чуть в бок, на посечённом древке колыхался на ветру волною чёрной истерзанный шашками и продырявленный пулями чёрный стяг — символ неудавшейся Воли…

2016

На задворках фонарного света

Энцефалопатический рассказ

Когда-то жил Шобон. Этот Шобон любил пить, и он пил. Без выпивки он не мог. Однажды он целый день не пил. Но ему стало тошно, и он выпил.

Шобон не помнил свою жизнь, скорей всего, она когда-то у него была.

Шобон не знал, откуда пришёл. Да и куда пришёл, он не знал.

Шобон поселился в одном притоне, у алкашки Марфы.

Алкашка Марфа была так себе алкашка. На то она и Марфа.

А с Марфой жил Вася Кишка, пацан. Но вроде не пацан. Но на пацана был похож. Одним словом, Вася. Одним словом, Кишка.

Однажды, когда Шобон лежал на Марфе, а Марфа лежала под Шобоном, Вася Кишка невесть откуда приволок целый пакет фанфуриков. Когда Шобон, облизываясь, спросил Васю, где он достал ЭТО, Вася с чувством достоинства ответил, что ЭТО купил. Тогда Шобон спросил Васю, что он, мол, наверное, ЭТО украл, но Кишка твёрдо сказал, что ЭТО купил. Шобон опять не поверил и сказал, что Вася всё-таки украл ЭТО. Но Вася, едва не заплакав, ответил, что купил ЭТО. Тогда Шобон подумал: «Врёт! Украл!» и сел с Марфой и Васей бухать.

Шобон отчётливо помнил, как выпил сначала один фанфурик. Потом второй. Потянулся к третьему. После четвёртого флакона Шобон помнил всё. Но очень смутно. Он помнил, как начал ругаться матом. Ещё он помнил, как кого-то посылал в жопу, посылал кого-то из троих. Но, честно говоря, себя Шобон в жопу послать никак не мог, а вот Марфу и Васю Кишку запросто мог.

Иногда Шобон видел тьму и слышал какой-то гул, какое-то причмокивание и какое-то чавканье.

Потом Шобон обнаружил, что стоит на полу ногами и держит Васю за чуб. Вася Кишка кривил гримасу на роже и шипел от боли, выговаривая Шобону, какой же он гад. А Марфа сидела задницей на стуле за столом, подперев кулаком пьяную, кислую, с квёлыми глазами морду, и ей было на всё до фени. Одним словом, это её обычное состояние.

Шобон помнил, как он кричал Ваське:

— УРРРОООД!!! НУ, УРРРОООД!!!

А потом последовал удар.

Кто бил его, Шобону было неизвестно. Но когда он летел к обшарпанной стене, он догадался, что его ударил Вася, и он обиделся на него.

— УРРРОООД!!! НУ, УРРРОООД!!! — взвыл Шобон и поднялся.

В его руке непонятным образом материализовалась вилка.

Шобон сделал выпад.

— Хех!.. — хехнул Шобон.

Шобон понял, что кольнул Васю Кишку, а, может быть, и не Васю, но кого-то он всё же кольнул.

Не разбирая дверей, посылая всех куда подальше, обидевшись на всех, Шобон побежал. Куда? Неизвестно.

На улице вроде была ночь, а вроде утро. Но светил один-единственный фонарь. Тускло так светил. Одним словом, светил как один-единственный фонарь.

Далеко Шобон убежать не смог, так как он, обмаравшись в портки, решил с часок покемарить.

Шобон брякнулся под лавку, а, может быть, и не под лавку, но всё-таки он куда-то и под что-то брякнулся.

И Шобон захрапел.

Шобону снились сны…

Шобон проснулся и увидел два гигантских пятна в синем. Шобон сначала подумал, что это пришельцы. «Но какие здесь могут быть пришельцы? — подумал Шобон. — Вот херня!»

И вот счастье — он услышал русскую речь.

Шобон обрадовался: «Свои!».

Он попытался культурно попросить их, чтобы они ушли, но попросить культурно у него не получилось. Потому что культурно просить Шобон не умел. Поэтому сумел как умел. Тогда те два пятна в синем достойно и некультурно ответили ему, что он некультурно себя ведёт и поэтому сейчас получит по щам.

И чтобы не получить по щам, Шобон не стал связываться с двумя гигантскими пятнами в синем и опять захрапел.

Шобону снились сны…

Шобону снились такие родные ему стены наркологички, но потом он выяснил, что это был не сон.

Шобон почувствовал, как едет на собственной заднице по полу назад. Он подумал, как такое возможно, потому что никогда так не умел. А оказалось, что он это и не умеет, просто кто-то его волочит по полу, зацепив за шиворот.

Шобон стал некультурно выражаться матом:

— ПУСТИЫЫЫЫТЕЭЭЭЭ!!! ССУУУУКИЫЫЫЫ!!!

И тут вышел белый и мятый. Белому хотелось спать, потому что он громко зевал.

Тот, кто тащил Шобона, был весь в синем.

Синий переглянулся с белым. Синий сказал белому:

— От ещо один!..

Белый сказал:

— Я рад…

Белый зевнул и спросил:

— Откуда тело?..

Синий промолчал.

Шобон счастливо улыбнулся, пукнул и подумал: «Про меня говорят!.. Хорошо!.. Пущай трындят!..»

Белый с удовольствием почесал зад и сказал:

— В «обсирацию» его тащи!..

Белый надрывно зевнул.

«Обсирация» на самом деле была обсервацией, где лежали пьяные ханурики, которые там, как кроме обсираться, больше ничего не умели делать.

Таким образом, Шобон оказался в «обсирации». Уже в сотый раз, или в сто второй.

Шобону снились сны…

Вокруг Шобона лежали обмаравшиеся пьяные тела с головами, руками и ногами…

И тут Шобон понял, что это был не сон, так как у него были открыты глаза. У тех пьяных обмаравшихся тварей, которые якобы ему снились, тоже были открыты глаза.

Шобону хотелось закрыть свои открытые глаза, но ему было интересно взирать в чужие открытые глаза.

Вдруг один из обладателей чужих открытых глаз открыл ещё и рот и вроде как спросил:

— Ты хто?..

— Пёоотр, — ответил Шобон, вдруг вспомнив давным-давно забытое своё имя. — А ты хто?..

— Валеррра…

Они замолчали. Молчали долго. Наверное, полночи молчали. Совсем недолго.

Внезапно под утро, поодаль, ну где-то возле ноги, зашуршало очередное туловище и выдавило из себя:

— А я Витаааля…

— Валеррра, — произнёс Валера.

— Пёоотр, — произнёс Шобон и уснул.

Шобону снились сны…

Пели птицы. Было тепло, никак не холодно. Светило солнце, может потому, что было утро.

Шобон понял, что проснулся.

Окно. В окне — голубое небо.

Валеры не было. И куда-то делся Виталя.

Шобон потянулся — ему было хорошо.

Шобон вышел из обсервации новым, выспавшимся человеком. В коридоре он встретил врача. Тот, аппетитно чавкая, жевал вкусный бутерброд