Казаки в Абиссинии - Петр Краснов

IX

Поездка в Рахэту

Ночное плавание. Обок. Путешествие по пустыне. Рахэта. Прием у Рахэтского султана. Обмен любезностей. Обратный путь. Кражи. Возвращение.

Было 3 часа ночи, 12-го ноября, и темные волны океана медленно прибывали на берег, когда на небольшой парусной фелюке отбыла из Джибути экспедиция полковника Артамонова. Ев составляли четыре европейца: полковник Артамонов, кандидат на классную должность Кузнецов и казаки лейб-гвардии Казачьего Его Величества полка Могутин и лейб-гвардии 6-й Донской батареи Щедров, один данакиль, один абиссинец, проводники и три араба-лодочника. Итого на крошечной лодке помещалось четыре верблюда, уложенные на дне фелюки, и девять человек. Снаряжение людей было самое легкое. Каждый имел пробковую каску, рубашку, синие шаровары, одну пару сапог, две смены белья, бурку, шашку, 3-х — линейную винтовку и 30 патронов. 3-х — линейная винтовка была у полковника Артамонова и берданка у Кузнецова. Пока шли Таджурским заливом, лодку мало качало, но едва выбрались в Аденский пролив и берег скрылся из вида, маленькая хрупкая фелюка начала переваливаться с волны на волну, верблюды стали подниматься, лодка каждую минуту теряла равновесие и черпала воду. Сидеть, опустив ноги на дно, уже было невозможно. Арабы вычерпывали воду, казаки же, оба низовые-рыболовы, управляли весьма искусно парусом. В 10 1/2 часов утра вдали показались белые постройки Обока. Обок — это первый пункт, где основались французы и откуда завязали они сношения с восточной Африкой. Неудобная бухта, жара, не спадающая никогда, часто дующий хамсин делали жизнь колонистов Обока адом и он был покинут и заменен Джибути. Теперь в Обоке осталось несколько нежилых покинутых домов, один губернатор, он же и телеграфист и начальник 15-ти наемных солдат сомалей, он же и вся французская колония Обока, да группа бедных сомалийских хижин. Губернатор радушно принял полковника Артамонова, поместил его и его людей в одном из покинутых домов, угостил обедом, но в главном отказал — в Обоке нельзя было найти верблюдов. Имевшиеся в сомалийской деревне несколько верблюжников просили громадные деньги за доставку груза внутрь страны, да и те не хотели скоро подниматься.

Все 14-е число прошло в поисках за верблюдами. Когда выяснилось отсутствие животных в Обоке, решено было двинуться вглубь страны пешком, погрузив оружие, галеты, консервы и запас воды на имевшихся верблюдов.

Путь предстоял длинный, тяжелый, по каменистой и местами песчаной пустыне, без воды на остановках, путь по компасу, почти без тропинок. Впервые казакам приходилось проходить пешком такие пространства.

С утра, 15-го ноября, стали собираться в путь и, долго провозившись с вьючкой, только в 10 часов утра бодро выступили в поход. О непривычки этот первый день пути показался ужасным. Солнце палило африканским зноем, под ногами были черные камни пустыни, дали безотрадно сливались с синим небом, жажда мучила. Тропика то вилась между камней, то пропадала, и тогда шли наугад. Неправильно навьюченные верблюды то и дело останавливались, нужно было поправлять и перетягивать вьюк. В 2 часа дня под небольшим чахлым кустом мимозы отряд остановился. Разогрели чай и утолили им немного жажду. В 3 1/2 часа пополудни тронулись дальше. Пустыня не изменила своего характера, лишь вдали показались кое-где козы, но убить их не представлялось возможности они убегали, завидев путников издали. К 6-ти часам вечера переход был кончен, стали, где шли, среди камней пустыни, без воды и без тени. Несмотря на усталость, на побитые непривычным маршем пешком ноги, казаки хлопотали с постановкой палатки, заварили чай и сварили незатейливый походный ужин. Вскоре, оставив часового, легли, подостлав на землю бурку, одетые, имея подле заряженную винтовку: предосторожность не излишняя в пустыне, где еще недавно одному уснувшему в пути французскому купцу гиена выкусила нос, щеки и оба глаза…

Жажда казаков была так сильна, что они выпили всю воду, как этого дня, так и запаса…

В воскресенье, 16-го ноября, выступили с рассветом в поход. Путь был еще тяжелее. Камень постепенно исчез и начавшиеся пески затрудняли движение. Шли шаг за шагом, полковник и Кузнецов впереди, сзади казаки и верблюды. В раскаленном песке, нога, обутая в смазные сапоги, сильно нагревалась и мучила кожу. Температура к полудню поднялась до 34® Ц. в тени. Воды не было. Шли непрерывно в продолжение 11-ти часов. К вечеру вдали показалось море, свернули по его берегу и вскоре пришли в сомалийскую деревню. Близь нескольких солоноватых колодцев стояли хижины кочевников-сомалей. Нечего было и думать найти у них ужин, разогрели чай, переночевали кое-как на песке и со светом тронулись дальше. Этот третий переход в понедельник 17-го был сделан значительно легче. «Нужно сказать», пишет урядник Щедров, «что сегодня м и нисколько не устали, потому что сдерживали себя, чтобы не пить воды, а во-вторых, немного привыкли, так что поход нам был совершенно не в тягость…»

Во вторник стали подходить к селению Рахэта. Данакилец-слуга был отправлен вперед предупредить старшину о прибытии русских путешественников. С полу-перехода были высланы для полковника и Кузнецова два мула, «украшенные сбруею по вкусу дикой страны», как выразился Щедров в своем дневнике, и два верблюда с мехами воды. Это несколько облегчило движение отряда вперед. Сам рахэтский старшина в парадном одеянии, встретил у выхода из своей деревни. Обменявшись приветствиями, старшина повел путников в круглую хижину, ничем особенно не отличавшуюся от хижин других данакилей. Внутри стояло четыре кровати, убранные коврами — ложе для усталых путешественников.

Старшина и все селение не представили для казаков конвоя ничего замечательного. Оно напомнило им калмыцкое кочевье на Дону, напомнило и грязью своих хижин, и кривыми улицами несимметрично расположенных домов. Около полудня среды пришел в гости к полковнику старшина с знатнейшими данакилями. Впереди его два дикаря несли барабаны и били в них все время разговора. За гостеприимство старшина получил от полковника Артамонова подарки и, между прочим, часы с изображением Государя Императора. Когда дикарю объяснили, кто изображен на часах, он сказал:

— «Мы много слышали про Великого Московского Государя. Когда в Габеше (Абиссинии) была война, никто не помог исцелять раненных абиссинцев, только Царь Московский прислал своих врачей. Да будет славно имя Его!»

Часы переходили из рук в руки и ее с любопытством рассматривали изображение того, чья великая рука в минуту нужды простерлась над далекой и чужой страной и осыпала ее благодеяниями.

— «Царь Москов!.. Царь Москов!» говорили данакили, передавая друг другу часы.

Старшина прислал барана и верблюжье седло в подарок; его угостили бараниной, приготовленной по-русски, и завели с ним разговор о доставке верблюдов и мулов…

Это оказалось невозможным. Животные были в горах и согнать их к Обоку нельзя было ранее восьми дней. Пришлось отказаться от этого и подумать о возвращении.

Назад выступили, сопровождаемые всем селением. Дети и взрослые старались выразить чем-либо свое сочувствие. Худые, как все черные, данакильские воины с удивлением рассматривали мощные фигуры русских гвардейцев и все время повторяли: «ашкер малькам», т. е. хороши солдаты…

Назад шли тем же путем. Та же пустыня была кругом, те же сыпучие пески, раскаленные камни. К жаре и безводию присоединилась еще неприятность от комаров и мошек. Когда шли туда, ровный SO хотя и срывал временами шляпы и стеснял движение, но за то облегчал зной, теперь этот ветер дул в спину, жара не смягчалась ничем и тучи мелких мошек облепляли лицо, забивались в глаза, ноздри, сквозь отверстия шляпы попадали на голову. Но казаки шли бодро. По временам, заметив стадо антилоп или диких коз, кто-либо отделялся в сторону и стрелял по ним. Убитая дичь вечером шла на ужин и была украшением походного стола. Во время пребывания в Рахэте черные успели выказать свое вероломство. Один из слуг, воспользовавшись общим утомлением после тяжелого перехода открыл сумку с деньгами и украл из нее 130 талеров, половину денег, взятых полковником Артамоновым. Сильно тужили об этом казаки. Нельзя видно было полагаться на черную стражу. Укравший деньги в ночлег перед Обоком, ночью порезал путы мулам и верблюдам и разогнал их по пустыне. Первыми бросились искать их черные и, дойдя до Обока, скрыли следы своей кражи.

23-го ноября на двух парусных лодках отплыли из Обока и 24-го, к утру, прибыли в Джибути. За восемь дней пути по пустыне было пройдено 240 верст по жаре, без воды, питались консервами и охотой. Камни пустыни обдирали сапоги, песок затруднял движение и увеличивал усталость. На ночлеге приходилось хлопотать возле огня, приготовляя узкин и чай. He всегда разбивали палатку. Иногда ложились вповалку, прямо на голые камни пустыни, не боясь ни скорпионов, ни змей. Усталость превозмогала страх укушения. Шакалы и гиены каждую ночь сбегались, привлекаемые запахом жареного мяса, и тревожный сон нарушался частыми выстрелами часового. Стояли на часах все-офицеры и казаки, без различия. Быстро установилась между людьми та нравственная спайка, которой сильны русские войска, где все за одного, один Бог за всех. Вернулись все здоровыми и бодрыми, не поддавшись унынию ни среди голой пустыни, ни в открытом море на маленькой лодке. Офицеры были впереди, подавая пример. На далеких переходах отрывались еще в сторону, ради охоты. Поручения, которые имел полковник Артамонов, были им выполнены при самых неблагоприятных условиях.