Круг невинных - Мюссо Валентен
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Едва прозвучало имя Александра Вале, как она тут же спросила, словно о чем-то очевидном:
– Конечно. Что вы хотите о нем узнать?
– Вы так легко вспоминаете обо всех своих учениках? – спросил я, удивленный свежестью ее памяти.
– Нет, конечно, не обо всех. Но что касается Александра, у меня есть особые причины о нем помнить.
– Особые?
– Начать с того, что Юлия Вале была школьной учительницей, как и я.
– Не здесь, я полагаю?
– Нет, она работала на подмене во многих школах региона. Очень приятная женщина. Мы не являлись друзьями в полном смысле этого слова, но наше общение было очень душевным.
– А другие причины?
– Вы позволите мне подготовить класс, пока мы будем разговаривать? – спросила женщина голоском маленькой мышки.
– Да, пожалуйста.
Она принялась водить по доске, покрытой меловыми записями, сухой губкой, издававшей неприятный скрип. Затем начала почти каллиграфическим почерком переписывать басню Лафонтена. Несмотря на обещание, она оказалась не способна одновременно заниматься своим делом и разговаривать. Мне пришлось проявить настойчивость:
– Вы упоминали о другой причине.
– Вы уже видели его оценки?
– Да, но не заметил в них ничего особенного.
– Конечно, – ответила мадам Фрио со смешком. – Это свойственно одаренным детям.
– Как это «одаренным»? – спросил я, чувствуя, что теряю нить разговора.
– Я прекрасно понимаю: это не отражено в его школьных документах. Но вы, я уверена, заметили, что его оценки очень неровные.
– Конечно.
На мгновение учительница прекратила переписывать стихи Лафонтена. Ее взгляд блуждал в пустоте, как если бы она мысленно погрузилась в прошлое.
– Я работаю в школе более тридцати лет, но никогда раньше не видела подобного ученика. То есть, я хотела сказать, настолько умного. Он все время заставал меня врасплох.
– Но почему же его оценки такие неоднородные?
– Вы никогда не видели передачи или репортажи об одаренных детях? Теперь их только по телевизору и можно увидеть.
Я неопределенно кивнул, что побудило ее продолжать свой рассказ:
– В большинстве своем одаренные дети являются посредственными учениками. Зачастую они упрямы, ограниченны и тяжелы в общении. У таких детей часто отмечают несоответствие между умственными способностями гораздо выше среднего и недостатком простейших навыков. У них может быть богатейший словарный запас, феноменальная память, но ужасно неаккуратные записи в тетрадях. К тому же им бывает трудно общаться с другими.
– А как это проявлялось именно у Александра?
– Помню, – заговорила она со сверкающими глазами, – он мог запомнить наизусть стихотворение, услышав его только один раз. Проявлял способности к математике, особенно к устному счету, замечательно рисовал. Но когда занятие становилось для него скучным, Александр переставал совершать какие-либо усилия. Можно было целый час уговаривать его, но если он чего-то не хотел, это приводило лишь к потере времени.
– А какие у него были отношения с другими учениками? Он дружил с ними?
– Не особенно. Александр слишком отличался от своих товарищей. Он жил с ними в разных вселенных и оставался немного в стороне, но к нему никогда не проявляли враждебности. Его можно было принять за необщительного и застенчивого мальчика.
Мне вспомнилось, что недавно сказал о нем мой отец: «Однажды Рафаэль дошел даже до того, что усомнился, его ли это сын». Неужели мой брат, который в школе никогда не был светочем знаний, усомнился настолько, что поставил под сомнение свое отцовство? Я, конечно, обобщаю, за последние несколько дней на меня свалилось слишком много открытий…
Заметив мое удивление, мадам Фрио добавила:
– Мы уже не знали, что делать с этим ребенком, тем более что он настолько выделялся на общем фоне.
– Это как?
– Когда Александр поступил в первый класс, ему едва исполнилось восемь лет. И, несмотря ни на что, он скучал. Кстати говоря, я никогда не считала, что, если объединить в классе учеников разного уровня, это поможет решить проблему детей с ускоренным развитием. Зачастую, смешивая таких детей со старшими учениками, вы лишь усиливаете их изоляцию. И в случае Александра… для него ничего больше нельзя было сделать. Одним словом, хорошо, что они уехали, хоть я и жалею об этом ребенке.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})Получается, в рассказанной отцом истории об отъезде за границу есть некая доля истины?
– Как это: «хорошо, что они уехали»? Куда они направились?
– О, не так уж и далеко. После двух месяцев во втором классе Александр поступил в институт Карлье. Не знаю, каким образом его матери удалось о нем узнать, но ей сказали, что это специальная школа для одаренных детей и что для Александра это может стать наилучшим вариантом. Она долго колебалась, даже спросила у меня совета. Думаю, она не хотела, чтобы ее сын был «особенным», чтобы он становился «ненормальным». Еще она говорила, что такие школы созданы не для них.
– Почему?
– Она думала, что это учреждение предназначено прежде всего для состоятельных людей, даже учитывая, что ей выплатили стипендию, чтобы Александр туда поступил.
– А можно уточнить, что такое институт Карлье?
– Там проводятся углубленные исследования по педагогике и методике обучения, приспособленные специально для детей с ускоренным развитием. В целом это специализированный институт, который набирает детей практически любого возраста – от учеников младших классов до студентов. У него очень хорошие репутация и финансирование. Думаю, средства поступают одновременно и от государства и от частных лиц.
– После его отъезда вы получали о нем какие-нибудь новости?
– Нет, больше никогда. Когда Александр уехал, у меня не осталось причин видеться с Юлией. Я больше ничего не слышала о них обоих.
– А с отцом Александра вы были знакомы?
– Нет, никогда его не встречала. Юлия мне рассказывала, что из-за работы его часто не было дома.
Учительница посмотрела на меня с заговорщицким видом и немного понизила голос, будто опасалась, что кто-нибудь может нас подслушать.
– Но если хотите знать, я всегда думала, что в действительности она уже давно не видела отца своего ребенка.
Почему-то для меня не было неожиданностью, что удивительные способности моего племянника могли создать трудности для Юлии. Как все родители в подобной ситуации, она спрашивала себя, как поступить для блага своего сына. Судя по словам моего отца и мадам Фрио, она производила впечатление внимательной женщины, заботящейся о будущем своего ребенка.
Значит, чтобы больше узнать о том, что случилось с Александром, надо отправиться в этот институт. Единственное, что меня смущало: если в маленькой сельской школе мне без труда удалось сойти за полицейского агента, то в респектабельном учреждении такое будет куда проблематичнее. Я же, продолжая свои расследования, хотел по возможности оставаться в тени. Камилла разделяла мое мнение: в этот раз следовало придумать другой план.
Мы завтракали вместе в маленьком городском ресторанчике, но ни у Камиллы, ни у меня не было особенного аппетита. Мы говорили о чем угодно, только не о нашем деле, и я обнаружил, что Камилла умная и чувствительная молодая женщина. Я говорю «обнаружил», так как в течение тех месяцев, которые она прожила с Рафаэлем, мы не так уж много беседовали. Мы сталкивались почти каждый день, но никогда не вели серьезных разговоров.
Вернувшись в Котре, я залез в Интернет, чтобы увидеть, что может находиться в институте Карлье, – и сразу же попал на сайт школы, довольно хорошо организованный и содержащий много информации. Я принялся внимательно читать ознакомительную страницу.
ИСТОРИЯ
Институт был назван в честь Жан-Шарля Карлье, французского исследователя и врача, который интересовался эмоциональным и познавательным развитием одаренных детей. Он установил, что у них возникают особенные общественные и эмоциональные потребности, которые заслуживают того, чтобы с ними считались. Доктор Карлье разработал набор тестов, чтобы определить умственный возраст и ай-кью детей, а также значительно улучшил и модернизировал тест Бине – Симона [18] . Он опубликовал большое количество работ, посвященных своим исследованиям. По примеру Льюиса Мэдисона Термена в Соединенных Штатах, он открыл путь особенных мер для школьного обучения одаренных детей и попытался устроить специальные классы и школы. Умер, не успев создать институт для исследования одаренности, о котором всегда мечтал.